Никогда не влюбляйся в повесу - Лиз Карлайл

Киран с явным интересом наблюдал за ними обоими.

— Боюсь, моя жена и наша собака твердо решили остаться, Хислоп, — добродушно бросил он. — И, вне всякого сомнения, дворецкий тоже.

Трэммел, фыркнув, выскользнул в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.

Наконец из саквояжа появилась длинная деревянная трубка. Увидев ее, Чин-Чин одним прыжком взлетел на кровать и замер возле Кирана, предостерегающе оскалив зубы и издав леденящий душу рык. Крохотный песик явно давал понять, что хозяин находится под его защитой и любому, кто захочет его обидеть, придется иметь дело с ним, Чин-Чином.

Доктор с интересом покосился в его сторону.

— Маловат ты, приятель, — хмыкнул он. — Вряд ли я тебе по зубам. А имя у тебя есть?

— Джим, — буркнул Киран.

— Чин-Чин, — одновременно с ним сообщила Камилла.

Лицо доктора расплылось в улыбке.

— Ага, молодожены! Так я и думал!

Брови Ротуэлла поползли вверх.

— С чего вы это взяли?

— Будь вы давно женаты, милорд, — ухмыльнулся доктор, извлекая из саквояжа внушительный набор инструментов, — наверняка знали бы, что собачку зовут Чин-Чин. Ничего, скоро поймете, что жена всегда права и спорить с ней не следует. Ну а теперь будьте добры, лягте на кровать.

Чин- Чин без особых уговоров согласился подвинуться и оттуда следил за действиями доктора весьма неодобрительным взглядом.

Ротуэлл уже начал потихоньку жалеть, что поддался на уговоры Камиллы, — доктор Хислоп ему не понравился. Но слово есть слово, поэтому, бросив на доктора еще один косой взгляд, барон расстегнул застежку панталон и вытянулся на постели.

Следующие четверть часа оказались сущей пыткой — Хислоп придирчиво расспрашивал его о таких сугубо интимных и личных делах, о которых мужчины предпочитают не говорить, и при этом тщательно ощупывал и простукивал его сверху донизу, начиная от шеи и кончая нижней частью тела. Все это было чертовски унизительно, учитывая, что Камилла ни на минуту не сводила с него глаз, и к тому же очень больно, особенно под самыми ребрами.

— О, черт… проклятие! — Взревев от боли, Ротуэлл попытался оттолкнуть доктора и сесть. Чин-Чин тут же взвился и угрожающе зарычал, шелковистая шерсть собачки на холке встала дыбом.

— Тихо, Чин-Чин! — шикнула Камилла, согнав его с постели.

Холодная рука, нажав Ротуэллу на плечо, осторожно, но твердо заставила его снова откинуться на постель.

— Больно? А вот так? А здесь? — Доктор, внимательно следя за реакцией больного, продолжал свои ощупывания и расспросы.

Новый приступ боли скрутил Ротуэлла, заставив его застонать. На этот раз ему удалось сесть.

— Осмотр окончен, — хмуро бросил он.

Хислоп с хитрой улыбкой ткнул пальцем в ту сторону, где с собакой на руках стояла Камилла.

— Ну, что молчите? Кто из вас готов покусать его? — невозмутимо поинтересовался он.

Камилла шагнула вперед.

— Я! — свирепо пообещала она. Глаза ее сверкнули.

Ругаясь сквозь зубы, усмиренный Ротуэлл вновь вытянулся на постели.

Хислоп взял деревянную трубку, одним концом прижал ее к груди Ротуэлла, к другому приложил ухо.

— Ага, хорошо… Отличное, здоровое сердце! — просияв, объявил он. Потом распрямился и убрал трубку обратно в саквояж. — Можете надеть рубашку и халат, милорд.

Через мгновение Ротуэлл, взвившись с постели, уже сунул голову в рубашку.

Камилла, спустив собаку на пол, подошла поближе.

— Как вы думаете, доктор Хислоп, что с ним? — волнуясь, проговорила она. — Это… это и в самом деле рак, как предположил доктор Реддинг? Неужели все так плохо?

— О, конечно, рак неизменно приводит к летальному исходу, — почти весело поспешил заверить ее доктор Хислоп. — И он пока не лечится, это верно. Только вот рак ли это? Трудно сказать. Но кое-какие симптомы есть.

Плечи Камиллы бессильно поникли. Ротуэлл с трудом подавил желание броситься к ней, сказать, что все будет хорошо. Конечно, это было ложью, и он это знал. Хислоп, конечно, тоже знает — несмотря на всю напускную веселость доктора, Ротуэлл почувствовал, как в комнате сгущается напряжение. Барон жестом предложил им пересесть к камину. Доктор Хислоп со вздохом тяжело опустился в кресло, колени его протестующе хрустнули.

— Как вы уже знаете, моего мужа постоянно рвет кровью, — заговорила Камилла, едва они сели. — Насколько я понимаю, это очень серьезно. Такие симптомы могут говорить о многом. Умоляю вас, скажите, что это еще может быть?

— Ох ты Господи, да все, что угодно! — проворчал доктор. — Возможно, ваш дворецкий, милорд, решил подсыпать вам в кофе толченое стекло. А может, ваш муж, миледи, случайно проглотил за завтраком вилку и просто забыл вам об этом сказать. Или…

— Принято к сведению, — перебил Ротуэлл, выдавив из себя хмурую улыбку. — Ну, думаю, мы закончили. Весьма признателен вам за откровенность, доктор.

Но доктор и ухом не повел.

— А еще это может говорить о том, милорд, — невозмутимо продолжал он, — что вы медленно, но верно убиваете себя спиртным.

— Спиртным? — Сдвинув брови, Ротуэлл потер ладонью подбородок, на котором уже проступила щетина. — Очень сомневаюсь. Видите ли, я годами пытался вогнать себя в гроб именно этим способом — но без особого успеха.

Доктор Хислоп только пожал плечами.

— Люди, которые слишком много пьют, милорд, не имеют обыкновения следить за здоровьем и обычно спохватываются, когда уже слишком поздно. Дурные привычки, знаете ли… Скажите, случалось ли вам какое-то время вообще обходиться без бренди? И когда это было в последний раз?

Ротуэлл немного подумал.

— Пару недель назад, — честно ответил он. — Я просто… словом, мне нужно было, чтобы голова была ясной.

Правда состояла в том, что за две недели до свадьбы Ксантии Ротуэлл бросил пить вообще. Ему хотелось быть уверенным, что он сможет разобраться, что за человека выбрала в мужья любимая младшая сестренка, а для этого нужна была известная трезвость. В другой раз он бросил пить за два дня до того званого вечера, который Ксантия давала в честь их помолвки — опять-таки потому, что ему нужна была ясная голова.

Доктор, спокойно сложив руки на пухлом животе, задумался.

— А когда вы бросили пить, случалось вам страдать от каких-то побочных эффектов подобного воздержания? Может, у вас тряслись руки? Или вас мучили галлюцинации?

— Господи помилуй! Вы имеете в виду судороги, какие бывают от рома?

— Нет, белую горячку, — невозмутимо поправил доктор. — Ужасная штука! Вам такое знакомо?

— Естественно, нет, — оскорбленно буркнул Ротуэлл. По его мнению, белая горячка была уделом исключительно горьких пьяниц и хилых сопляков — иначе говоря, тех, кому во-обще было противопоказано употреблять спиртное.