Дорогой враг - Кристен Каллихан

так, как ты того хочешь. — Я знаю все это. Я знала это, когда сбежала из дома Мейкона.

— Почему наше прошлое с ним преследует меня? Я хочу, чтобы это прекратилось. — Сжимая руки в кулак, я вздыхаю. — Почему у меня не получается полностью простить его?

— Не знаю, Ди. Со стороны всегда легко сказать: «Прости обиды, двигайся дальше». Но некоторые раны гноятся, как бы сильно мы ни хотели, чтобы они зажили.

— Я хочу быть с Мейконом свободно и непринужденно. Я была близка к тому, чтобы отпустить весь этот багаж прошлого, мам. А потом позвонила Сэм и напомнила о тех ужасных словах и поступках, которые мы говорили и делали по отношению друг к другу. — Я снова стону, прижимая ладони к глазам. — Давние страхи и неприязнь вернулись, прилипая к коже, как грязь.

— Что Мейкон сказал насчет этого?

— Он был разбит. — Боже, у него был такой взгляд. Мне необходимо вернуться домой и проверить, как он. Когда дом Мейкона стал моим?

От ее «хм» все внутри меня съеживается.

— Ты сказала ему, что чувствуешь на самом деле? Или просто указала на его проступки?

Сглотнув, я смотрю в потолок, будто там могут быть ответы.

— Я всегда теряюсь, когда ситуация касается Мейкона.

Мама продолжает говорить спокойно — поскольку хорошо меня знает.

— Даже тот факт, что ты готова дать шанс отношениям с Мейконом, говорит о многом. Не кори себя за то, что потратила время на это.

— Я думала, что ты найдешь волшебный способ, чтобы решить все легко и просто, — бормочу я.

— Ха. — Мама хлопает рукой по столу, ее обручальное кольцо, которое она никогда не снимала, бренчит о дерево. — Ты хотела, чтобы я дала тебе «добро» и сказала, что добиваться его хорошая идея.

— Ну, да.

Она прищуривается, не в силах скрыть улыбку.

— Когда нам что-то дается легко, мы не ценим этого в полной мере. — Мама встает и разглаживает юбку. — Может, у меня и нет четкого совета, как все решить, однако я могу предложить тебе сэндвич с сыром на гриле.

— Боже, да, — стону я. Но потом в памяти всплывает момент, когда я попросила Мейкона вспомнить одно блюдо, которое ему больше всего запомнилось, и он выбрал этот самый сэндвич. Неужели мы и вправду были его самым лучшим воспоминанием?

Свинцовый ком наливается в животе, и мне больше не хочется жаренного сыра. Но уже слишком поздно. Мама радостно кивает мне и направляется к холодильнику.

Запах жаренного хлеба с маслом разжигает аппетит против моей воли. Я медленно ем свой бутерброд, закрывая глаза при каждом укусе, поскольку ничто другое не способно вернуть меня к мыслям о том, что я молодая девушка, у которой вся жизнь впереди. Мне не нравилось быть подростком. Я с нетерпение ждала момента, когда открою для себя все прелести жизни на собственных условиях. Какой же наивной я тогда была. Яростная тоска по тем неловким, но в то же время беспечным дням переполняет меня сейчас. Я бы вернулась туда, если бы могла.

И все же в голове шепчет настойчивый голос, разоблачая мою ложь. Потому что мне хочется другого, совершенно другого.

* * *

Часть меня хочет остаться на кухне мамы, в этом родном месте с цветастыми обоями с фруктами и желтыми шкафчиками. Но, как только наступает ночь, я возвращаюсь в идеальный дом Мейкона, в котором странно тихо.

На утро я сижу за кухонным столом и обдумываю блюда для меню, пытаясь заняться хоть чем-то полезным. Прошлой ночью я плохо спала. Мейкон держался на расстоянии, сообщив, что ему тоже нужно время подумать. И хоть я сама виновата в том, что подняла эту тему, тем не менее я остро чувствую, как он снова начинает закрываться. Зачем я вообще сказала те слова?

Да, у меня есть эмоциональные травмы. У всех они есть. Главное, не прятаться от них, а бороться с ними. Я могла бы снова стать той испуганной, замкнутой девочкой, при этом не дающей себя в обиду, или же могла бы повзрослеть и поверить в намерения Мейкона.

Я собираюсь поднять свою задницу и пойти искать его, когда он появляется в дверях. Одетый в мятую, выцветшую, серую футболку и свободные спортивные шорты, которые низко висят на бедрах, он выглядит так, будто только что проснулся. Мейкон проводит рукой по своим торчащим волосам и смотрит на меня опухшими, измученными глазами.

Сожаление пронзает изнутри острыми, мерзкими когтями, заставляя меня прижать руку к животу. Из-за меня он выглядит таким измученным. Из-за меня его плечи, некогда прямые и гордые, сейчас поникли.

— Привет. — Его голос потрескивает в тишине.

Я прочищаю ком в горле.

— Привет.

Мейкон издает горловой стон, медленно приближаясь. В руке он держит маленький пакет размером с роман в мягкой обложке. Коричневая оберточная бумага помятая и состаренная, будто пережила тяжелые времена с почтовой доставкой.

Настороженно глядя на меня, он садится. Раздвинув массивные бедра и опершись на локти, Мейкон изучает коробку, которую небрежно держит в своих больших руках. Он теребит большим пальцем угол, когда начинает говорить хриплым голосом.

— Я знаю, что раньше ты не хотела…

— Подожди. — Я кладу руку ему на запястье. — Постой. Что значит «раньше»? Что это?

Мейкон хмурится.

— Ты никогда ее не видела?

Через мгновение он протягивает мне коробку. И я принимаю ее трясущимися руками, будто там бомба.

Мое имя и адрес указаны по центру, а старый адрес Мейкона — в верхнем левом углу. Большой красный штамп возврата отправителю закрывает табличку. В правом верхнем углу повторяются те же слова, написанные знакомым почерком, только я не могу сказать, принадлежит ли он маме или Сэм. Их почерк слишком похож.

Я облизываю внезапно пересохшие губы.

— Я вижу это в первый раз.

Он еще больше хмурится.

— Не ты вернула ее?

— Это… — Мой голос срывается, и я пытаюсь снова. — Это почерк мамы. Или Сэм. Не могу сказать точно.

Мейкон сжимает губы, и я понимаю, что он думает, что это очередной случай, когда Сэм, вероятней всего, все испортила.

— Ну… — он указывает на пакет, поднимая подбородок, — это для тебя.

Я провожу пальцами по табличке, ощущая косые линии в том месте, где почерк Мейкона вырезал мое имя чернилами. Но останавливаюсь, когда замечаю дату на марке.

— Ты отправил мне это спустя неделю после…

— После выпускного, — заканчивает он, резко и жестко. — Да.

Я снова смотрю на посылку, будто там правда может быть бомба. Но Мейкон наклоняется ко мне, его тело напряжено, словно он собирается с