Королеву играет свита - Светлана Успенская

— Хорошо, только дайте переодеться, — покорно согласилась она. А когда «таможенник» застыл в проеме двери, держа в поле зрения купе, она успела быстро шепнуть дочери:

— Езжай к отцу. Прямо с вокзала езжай в аэропорт. За меня не беспокойся, меня отмажут. Очень влиятельные люди мне помогут…

В окно Лара с ужасом видела, как ее мать, привычно по-тюремному сцепившую руки за спиной, ведут по перрону.

Ей хотелось выпрыгнуть из поезда вслед за ней. Она знала, что мать готова на все, только бы оградить свою дочь от неприятностей. Лишь саму себя она не могла оградить от горестей и бед.

Лара осталась в поезде, который, постепенно набирая ход, спешил навстречу рассвету.

Часть третья

ЛАРА

Глава 1

Нгoла встретила ее тропическим ливнем, парким воздухом и ароматом влажной земли. Солнце распласталось в небе нестерпимо сияющим диском с расплывчатыми краями. Стоял сезон дождей; земля не успевала впитывать пролитую влагу, в чашелистиках цветов дрожали от слабого .ветра прохладные бриллиантовые капли.

Липкая жара коконом охватила тело. Лара огляделась по сторонам. Да, этот пейзаж навеки впечатался в ее память: выжженная трава, силуэт дрожащих в раскаленном мареве акаций на горизонте, алюминиевый ангар аэропорта. И они с матерью — дрожащие, испуганные, бегущие прочь от собственной гибели…

Поодаль в тени серебристого лайнера важно чернел силуэт европейского автомобиля. Высокий мужчина с седыми висками поспешил ей навстречу.

— Папа! — Сердце мгновенно задохнулось от пронзительной боли.

Неужели это ее отец? Нет, этот человек больше похож на ее деда Жонаса.

Это у дедушки было такое изрезанное морщинами и шрамами лицо, курчавые волосы, пронизанные серебряными прядями.

— Лара! — Только ослепительная улыбка осталась прежней. Девушка бросилась на шею отцу и чуть не расплакалась. Что сделали с отцом годы плена, во что превратили самого прекрасного на свете человека?

Впрочем, для мамы они тоже не прошли бесследно…

От волнения они не могли разговаривать. Молча сели в автомобиль.

Молодой глянцево-черный шофер бросил через плечо любопытный взгляд на дочку шефа. Ох и хорошенькая она! Вот бы пригласить ее в бар на площади Эмбайо, где собираются солдаты президентской гвардии и их раскованные подружки! Он лично всегда считал, что мулатки куда интереснее черных женщин.

Лара молчала, отец тоже молчал, изредка посматривая на нее — прошло восемь лет, за это время они стали чужими друг другу. Смогут ли они опять стать близкими людьми? Все же роднее мамы никого нет.

— Так что случилось с Катей? — спросил отец по-русски, чтобы их беседу не понял шофер. Перед самым вылетом в Луангу Лара позвонила ему и предупредила, что едет одна. Больше она ничего не успела объяснить.

Запинаясь и борясь с наворачивающимися на глаза слезами, Лара поведала про ту страшную ночь в поезде, когда мать схватили таможенники и увели в ночную дождливую темень, рассеченную перронными фонарями на свет и тьму.

— Там действительно были наркотики? — нахмурился отец.

— Не знаю, — ответила Лара. — Я ничего не знаю… Она мне ничего никогда не говорила. Я в это не верю.

Автомобиль свернул на тихую улочку, утопавшую в зелени. За прошедшие восемь лет деревья безудержно разрослись. Некогда зеленые, ровные, подстриженные лужайки заросли сорняками и пожелтели без полива, давно не стриженные кусты вывалили свою буйную голову за ржавую ограду. Следы разрушения и запустения, царствовавшие повсюду, бросались в глаза.

Знакомый дом отчего-то оказался ниже и приземистей, чем она помнила.

Камни фасада были выщерблены пулями, роскошные баобабы возле ворот были стесаны с одной стороны до белой древесной мякоти.

Навстречу выбежала совсем седая и постаревшая Нтама. Она что-то восторженно залопотала, протягивая к Ларе морщинистые, в набухших веревках вен черные руки, потом смутилась и робко отступила назад.

Лара вошла в родной дом, точно в чужое жилище. От старой обстановки не осталось и следа. Мебель была разрозненной, случайной, ломаной.

— Здесь располагались казармы повстанцев, — поведал отец. — Солдаты развлекались стрельбой по обезьянам из окон. Здесь мало что осталось с прежних времен.

Вечером приехал дед Жонас. Он был почти такой же, как раньше, — величественный, знающий себе цену. В отличие от своего сына он изменился мало.

Только в глазах на самом дне затаилась какая-то необъяснимая тревога, голова стала снежно-белой, да и горбился он более обычного.

Дед обнял Лару, восхищенно цокая языком.

— Очень красивая стала, — произнес он. Лара совсем забыла язык своего детства и поняла смысл сказанного только по интонации.

За ужином дед и отец беседовали на смеси португальского, английского и русского языков, чтобы Ларе было понятно.

— К прошлому возврата нет! — четко рубил воздух светлой ладонью дед Жонас. — Отныне нашу страну ждет блестящее будущее. Катока, самое большое месторождение алмазов, теперь в руках правительства. И мы уже нашли консолидирующую фигуру, которая удовлетворит и требованиям правящей партии, и требованиям повстанцев…

Как поняла Лара из объяснений деда, мирный процесс в стране, начавшийся с того, что изнуренные войной правительственные войска и повстанцы решили примириться, опять зашел в тупик. Мятежники требовали всю полноту власти, правительство не. желало отдавать ее. Мятежники предлагали свою кандидатуру в президенты страны, а правительство настаивало на своей.

Противостояние вновь стало нарастать, в Луанге то и дело вспыхивали перестрелки. Тогда умными людьми найден был разумный компромисс. Главой нации должен был стать представитель нейтральной стороны, из интеллигенции или деловых кругов. Опять враждующие долго спорили, то и дело хватаясь за автоматы.

Днем глава правительства Душ Картуш и атаман мятежников Чен-Чен с улыбками пожимали руки перед объективами телекамер, а ночью в тиши своих штабов разрабатывали коварные планы по устранению противника.

Но все же нужная фигура в конце концов была выбрана. Ею оказался бывший генерал-губернатор страны, смещенный со своего поста почти четверть века назад и ныне служивший по почтовому ведомству.

Бывшего генерал-губернатора, а ныне почтальона Касабланку схватили, притащили во дворец, вымыли, обрядили в европейский костюм и приказали управлять страной, грозно предупредив, что, если одна из сторон во время его правления получит большие преимущества" чем другая, новой войны не миновать. И уже тогда генерал-губернатору больше не дадут спокойно разносить письма и газеты… Не сносить ему головы!

При президенте действовало коалиционное правительство из представителей противоборствующих сторон. Вот уже два года это правительство грызлось между собой, делило портфели, дралось за право добычи алмазов и за собственные привилегии. И вот наконец все утряслось. Всем сестрам было роздано по серьгам.

Настал этап экономического возрождения страны — самый трудный, Долгий, кропотливый. Для него требовались технические специалисты, экономисты, менеджеры. Прежняя интеллектуальная элита страны, интеллигенция и предприниматели, были или расстреляны во время смутных событий 1991 года, или в панике бежали за рубеж. Нужно было возвращать старых специалистов и выращивать новых. За образование новых нужно было платить алмазами. Пятьдесят молодых людей из лучших семей страны вскоре должны были отправиться в Европу для обучения.

— Это уникальный шанс, — многозначительно покачал головой дед Жонас. — Ты должна ехать, Лара. Вряд ли еще раз появится возможность получить такое престижное образование.

Лара печально понурила голову. Он был прав. Только все же зачем она приехала сюда, в Нголу? Кому она здесь нужна? Она думала, что будет жить в своей семье, с дедом и отцом, а ее гонят в холодную чужую Европу.

— Хорошо, — тяжело вздохнула она. — Я согласна.

— Отлично, — хлопнул в ладоши дед. — И у нас в семье будет своя яйцеголовая студентка! Когда-нибудь я сделаю тебя министром, — пообещал он.

Вскоре лайнер, летевший чартерным рейсом в Лондон, поднялся с аэродрома Луанги. На его борту среди пятидесяти отпрысков высокопоставленных государственных чиновников находилась и Лара.

«Я буду хорошо учиться, очень хорошо! — думала она, глядя на ровный зеленый ковер, расстилавшийся под брюхом самолета. — Я стану знаменитым юристом и приеду в Россию. Я докажу, что мама невиновна!»

Мечты, мечты…

— Семь лет общего режима, — произнес судья, полный седоватый мужчина с помятым геморроидальным лицом.

Подсудимая Сорокина-Жасинту не шелохнулась. Зал, битком набитый представителями прессы и праздными зеваками, разочарованно загудел. Во время процесса поговаривали о полном оправдании подсудимой, но этого не произошло.