Наследница солёной воды (ЛП) - Кларк Кэссиди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Принцесса, мой меч твой, но…
Её глаза заблестели обещанием надвигающегося намёка.
— О, даже сейчас?
Его щёки запылали.
— Прекрати это. Что я пытаюсь сказать, так это то, что я устал, и если это не чрезвычайная ситуация…
— Это абсолютно чрезвычайная ситуация, и даже если бы это было не так, ты бы бросил вызов своей принцессе ради ещё нескольких минут сна?
Он сердито посмотрел на неё. Она одарила его невинной улыбкой. Где-то внизу он услышал, как кто-то пробормотал:
— Ох, Эли повесят за измену, — за тем последовал глухой удар, как будто кто-то пнул говорившего.
Казалось, у него не было выбора.
— Отлично. Подвела меня.
К тому времени, когда он спрыгнул на пол и лодыжки заныли от удара, Сорен уже выбежала за дверь, оставляя за собой запах корицы. Протирая заспанные глаза, возясь ногтем с коркой, которая скопилась в углу, он последовал за ней.
Было поздно, но не настолько, чтобы все легли спать; по залам всё ещё бродили придворные, некоторые под руки, некоторые ещё в пальто, только что вернувшиеся с фестиваля. Все они кивали Сорен или кланялись и бросали странные взгляды на помятого, одетого в пижаму охранника, следовавшего за ней, шаркая ногами, как немного более живая версия нежити, напавшей на город.
Они оказались в тихой комнате, которую Элиас раньше не видел, и которая напомнила ему берлогу в его собственном доме, за исключением того, что эта была в два раза больше его собственной. В самой дальней стене был вмонтирован каменный камин, перед которым в форме буквы V стояли две бирюзовые кушетки, обращенные к потрескивающему очагу. Каллиас развалился на одном диване, выглядя на удивление непринужденно, одетый в мягкие брюки и рубашку с разрезом, открывающим мускулистую грудь, с бокалом вина в руке и распущенными волосами. Джерихо облокотилась на другую, на которой растянулся Вон, положив голову ей на колени. На лице Джерихо не было макияжа, и её гибкую фигуру окутывал мягкий халат. Финн сидел, скрестив ноги, на полу перед ней, откинувшись на спинку дивана, позволяя Джерихо распутывать свои волосы, пока он поправлял очки и пристальнее всматривался в книгу у себя на коленях. Проходя мимо, Элиас взглянул на неё, и ему показалось, что он узнал некоторые термины по изучению ядов из своего собственного исследования.
Груды выпечки, как сладкой, так и несладкой, громоздились на блюде в центре коврика — пончики с корицей и сахаром, булочки с чеддером и луком, шоколадная помадка с, похожей на ограненные алмазы, посыпкой морской солью сверху, слоеное тесто с чем-то похожим на смесь шпината в центре… И самое главное, ни к одному из них не были прикреплены чешуя или жабры. Желудок Элиаса заурчал от отчаяния.
— Я пригласила друга, — объявила Сорен, падая на левый диван у ног Каллиаса, поднимая их и поворачивая так, чтобы они оказались у неё на коленях. Каллиас нерешительно пнул её руку, но улыбка на его лице была тёплой. Плечи Элиаса напряглись, но он заставил себя улыбнуться, отвечая на приветствие Каллиаса.
— Садись, — сказал старший принц, указывая на пол перед диваном. — И поешь немного, пока у Финна не заболел живот.
— Выпей вина, пока у Кэла не началось похмелье, — парировал Финн, хотя лезвие бритвы, которое он обычно сохранял в своих словах, сегодня казалось мягче, его улыбка нежнее, когда он швырнул подушку в лицо Каллиаса, опасно выплеснув вино в бокале принца. — Ты как раз вовремя, Эли.
— Как раз вовремя для чего?
Помимо переедания и чрезмерного употребления алкоголя, по-видимому.
— Время историй, — сказала Джерихо, слегка зевнув, вытянув руки к потолку, чтобы расправить плечи.
Элиас мог бы поклясться, что видел в зеркале, как растение в горшке у очага расправило свои листья, и мерцание зелени заиграло в прятки между его стеблями. Его рука дёрнулась к ключице, ища, уже не в первый раз, чётки, которые он не мог носить без того, чтобы его быстро не обвинили в использовании никсианской магии смерти или любой чепухе, которую они пытались вбить Сорен в голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Это фестивальная традиция. Мы прячемся где-нибудь одну ночь в году, обжираемся едой и вином и рассказываем истории, пока первый не заснёт. Затем мы несем заснувшего в бассейн и бросаем туда.
Каллиас нахмурился.
— Я всё ещё голосую за то, чтобы мы развеяли эту традицию.
Финн ухмыльнулся Сорен.
— Он кислый, потому что проигрывает каждый год.
— Не каждый год!
— Каждый год, — хором ответили Джерихо и Финн, и Каллиас надулся, делая большой глоток из своего бокала.
— Неважно, — сказал он. — Не в этом году. Джерихо уже зевает.
— Я легко зеваю, — проворчала Джерихо, взбивая свои волосы. — Это не значит, что я легко засыпаю.
— Я бы не волновался, Кэл, — прохрипел Вон.
Казалось, он оправлялся от припадка после бала, но в его глазах была постоянная усталость, которая эхом отдавалась в теле самого Элиаса. Он понимал, откуда это взялось — когда человек ведёт битву со своим собственным телом, истинного покоя найти невозможно.
— Я уверен, что буду первым.
Повисло неловкое молчание, и по взглядам, которыми Финн и Каллиас обменялись друг с другом, он понял, что Вон не будет тем, кого бросят в бассейн сегодня вечером, несмотря ни на что.
— В любом случае, — сказал Финн, ловко меняя тему, — кто хочет начать? Солейл?
— Да, думаю, что нет, — сказала Сорен. — У меня нет ни одной хорошей истории.
Элиас чуть не фыркнул, и она бросила на него чопорный взгляд.
— Кэл? — спросил Финн.
Каллиас скрыл отрыжку под чопорным кашлем, его щёки вспыхнули под бородой.
— Мне нужно больше времени, чтобы выбрать.
— Пусть наш гость расскажет одну, — предложила Джерихо, и пригвоздила взглядом Элиаса так внезапно, что он почувствовал себя почти уязвимым, как бабочка, выставленная в коробке коллекционера, в крылья которой воткнули булавки, чтобы держать их открытыми. — Я слышала, ты кое-что знаешь о богах, Эли.
Огонь был не единственной причиной, из-за которой горело его лицо. Он прочистил горло, стараясь не ёрзать под её пристальным взглядом, вцепившись пальцами в плюшевый коврик под собой.
— Недостаточно, чтобы представлять интерес, Ваше Высочество.
Её рот дернулся вверх.
— Давай, не стесняйся. Я знаю только истории об Аниме, и мальчикам они до смерти надоели. Я бы с удовольствием узнала что-нибудь новое.
Элиас крепче вцепился в ковёр, пот уже скапливался во впадинах его ладоней. Какую историю он мог бы рассказать, которая не выдала бы его как слишком другого, слишком сведущего в богах других королевств, чтобы быть простым кузнецом из безымянного городка в сельской местности Атласа?
Ничего о Мортем. Темпест тоже нет. Но была одна история, которую, как он сомневался, знала даже Джерихо — история обо всех богах, но в основном об Аниме.
— Давным-давно, — медленно сказал он, чувствуя, как Сорен переместилась за его спину и приняла позу, которую он слишком хорошо знал: кулак поддерживает её подбородок, локоть упирается в ближайшую поверхность, наблюдает за ним взглядом из-под тяжёлых век, который говорил: он усыпляет её: — распространялись слухи, что боги ходят среди нас.
Это была старая история, но он помнил её так же ясно, как в тот день, когда её рассказали ему и его товарищам-послушникам, все они собрались у ног жрицы Кенны, скрестив ноги и широко раскрыв глаза, чашки с горячим какао остывали в их руках. Они лелеяли те бурные ночи, когда жрица заменяла молитвы и уроки на своё кресло-качалку, когда она собирала их вокруг, как бабушка, рассказывающая своим внукам сказку на ночь.
Именно в те ночи, когда грозовые тучи скрывали их от глаз богов, а ветер заглушал её шепот, она рассказывала им истории, которые они не нашли бы ни в одной книге или свитке. Она сказала, что некоторые вещи не должны быть скреплены чернилами и словом — они слишком опасны, чтобы их можно было держать в таких смертных клетках. Эта легенда была одной из них.
— Никто не знает, как боги стали богами, — продолжил он, рассеянно теребя свободную нитку в ковре. — Эта история давным-давно умерла на устах смертных. Но история о том, как боги стали людьми… эта история начинается с Анимы. Анима была любопытной богиней, и из всех других богов именно она больше всего любила людей. Мортем была на втором месте.