Ломовой кайф - Леонид Влодавец

Среди прибежавших с «доном Алехо» — то есть с Олегом Федоровичем, естественно, — оказались практически те же люди, что вломились в павильон «Леда и лебедь» после того, как Полина потеряла сознание. А именно Ларев, Дина, Борис со своей «видеокамерой», а также трое из четырех жлобов, участвовавших в погрузке контейнера. Четвертый, как известно, уехал сопровождающим на фургончике с надписью «Ice-cream».

Ларев, судя по всему, еще на бегу начал отдавать какие-то указания по рации. Поэтому он подбежал к лестнице гораздо позже, чем жлобы, которые почти с ходу, подскочив к Юрке и Надьке, тут же вцепились в них мертвой хваткой. То есть два жлоба ухватили за локти оторопевшего от неожиданности Тарана, а третий — его благоверную супружницу.

— Вы чего? — скорее удивленно, чем испуганно воскликнул Юрка. — Думаете, это мы их с собой провезли?!

— Тихо! — цыкнули на него, резко нагнули и застегнули на их запястьях «браслетки».

— Юрик! — жалобно пискнула Надька, беспомощно трепыхаясь в лапах стокилограммового верзилы. — Это не местные! Это наши бандиты!

— Цыц! — Верзила, дабы избежать лишних жертв — маникюрши так заточили когти экс-Веретенниковой, что они представляли собой опасное оружие! — и на нее наручники надел.

— На фига это, Володя? — спросил Олег Федорович, хмуро поглядев на то, как братки вяжут в пучки приглашенных им гостей.

— У тебя, блин, не спросил! — раздраженно бросил Ларев, утирая пот с малиновой рожи. После этого до Тарана как-то сразу дошло, что «дон Алехо» тут далеко не самый главный человек, а скорее всего шестерка какая-то.

— Если б они сбежать хотели, то уж давно бы ноги сделали! — прокашлял «Николае».

— А вам, гражданин Шпиндель, вообще слова не давали! — рявкнул Ларев. — Мех, забирай свою бригаду и веди ее к Дине на процедуры. Газ, похоже, крепенький, типа CS, так что, если не хочешь, чтоб детишки заболели, поторопись!

— Ладно, — мрачно сказал Олег Федорович, отозвавшись и на кличку Мех. — Аделанте, компаньерос!

Бросив явно сочувственные взгляды на недавних партнеров по бадминтону и явно неприязненные — на Ларева и его бойцов, Алекс, Хулия, Николае и Мона, утирая слезы и покашливая, последовали за своим шефом. В том, что он является отцом хотя бы кому-то одному из четверых. Таран сильно засомневался. Так не родных папаш слушаются, а боевых командиров или… паханов.

— Так… — Ларев поглядел на Юрку. — Ваше дело, господа Тараны, не брыкаться, а четко прислушиваться к тому, что я вам сейчас скажу. Если будете все мои указания выполнять и не проявлять дурной самодеятельности, максимум через пару дней вернетесь в родной город и обнимете своего родного Генриха Михалыча. Если, упаси господь, чего не так — пойдете на корм крокодилам или акулам.

— Не понял… — очень удивленно пробормотал Юрка. — Вы что, нас менять будете? Или выкуп запросите?

— Мы, блин, еще от себя приплатим, чтоб он за вами, дураками молодыми, смотрел получше! — буркнул Ларев. — В восьмой флигель!

Последняя фраза была обращена к детинам, которые без особых церемоний, но все же довольно аккуратно повели Юрку и Надьку вдоль балюстрады, а потом свернули куда-то на узкую дорожку, уводящую в глубь парка второй террасы. Ларев шел следом, немного приотстав, и, прижав динамик чуть не к самому уху, слушал какие-то неясные хрюки из рации. Таран из того, что докладывали Лареву, ничего толком расслышать не мог, но по коротким репликам этого дядьки, которого «дон Алехо» (он же Ерема и он же Мех) назвал Володей, догадался, что речь идет о розыске похитителей «холодильника».

— Все перекрыли? — рычал в микрофон Ларев. — Как там, на бонах? Ясно… Сейчас бриз, все на бухту снесет. Катера осмотрите! Здесь, на пирсах!

Таран лихорадочно пытался сообразить, к кому же он все-таки попал. Однако сделать это, когда тебя со скованными за спиной руками, да еще и ухватив за локти, почти бегом тащат два шкафообразных детины, оказалось непросто. К тому же до Юркиной головы наконец-то стало постепенно доходить, что он не может толком объяснить себе, как это он попал сюда, в какие-то тропики, — то, что дело происходит не в Сочи, он уже сообразил. Результатом осознания явных неувязок и провалов в памяти поначалу явилась только сильнейшая путаница в голове, когда Юрка вдруг стал вспоминать отдельные обрывки реальных событий, произошедших за последние несколько дней. Однако они казались ему не то снами, не то эпизодами из каких-то телефильмов-сериалов. А если еще учесть, что восстановить хронологию этих самых эпизодов, то есть вспомнить хотя бы то, что было раньше, а что позже, ему было очень трудно, то он, строго говоря, был малость не в себе. Это было то самое состояние, которое начальник СБ ЦТМО назвал «шоком „ведомых“ при резком снятии контроля». В принципе от такого состояния до полного умопомешательства было совсем близко. Голова у Тарана едва ли не в буквальном смысле загудела от целого роя несвязных мыслей, которые никак не хотели склеиваться в цепочки. Наверно, нечто подобное творилось и с Надеждой, потому что Таран услышал за спиной ее испуганное бормотание:

— Господи, да как же мы сюда попали?!

Таран и сам не знал ответа на этот вопрос. Потому что, освободившись от воздействия Полины, его мозг на некоторое время перенасытился той информацией, которую, находясь под контролем экстрасенсихи, выражаясь техническим языком, он добросовестно записывал, но не перерабатывал, не систематизировал и не воспроизводил. Все, что запечатлелось в его памяти, причем не только за последние дни, когда Полина определяла, что он должен помнить, а что нет, но и до того, пришло в самый фантастический беспорядок. Содержимое собственной головы представлялось Юрке чем-то вроде клубка из десятков, а может, и сотен перепутанных нитей. Из этого «клубка» торчало множество «хвостиков». Пытаясь ухватиться за какой-нибудь из них, Таран не только не мог распутать этот «клубок», но и затягивал где-то внутри «клубка» какие-то «узелки» или «петли», которые не давали ему вытянуть «нитку». А если он пытался «тянуть» сильнее, то «хвостик» обрывался и приходилось хвататься за другой, с которым повторялась та же история.

Дело еще осложнялось тем, что всплывающая из Юркиной памяти вполне реальная, но несистематизированная информация настолько противоречила логике нормального человеческого поведения, что Таран попросту отказывался воспринимать ее как достоверную. Ему казалось, будто такого не может быть, потому что не может быть никогда. Или может быть, но только во сне, в бреду или иных подобных состояниях.

Вдобавок ко всей этой «всплывшей» информации, которая несколько дней находилась в каком-то подобии компьютерной «корзины», в мозг ежесекундно поступало множество новой, так сказать, текущей. В том числе и обостренно-тревожной. Например, о том, что Юрку тащат бугаи какого-то Володи с надписью «Вова» на пальцах. А у Тарана это второе уменьшительное от имени Владимир совершенно однозначно ассоциировалось с областным Дядей Вовой. Человеком, который пытался превратить Юрку в невольного камикадзе и которого Таран в конце концов убил. Будь Юрка в нормальном состоянии, он бы легко нашел хотя бы «десять отличий» одного Вовы от другого, но в перебаламученных, едва ли не клокочущих, как вулканическая лава, мозгах ни с того ни с сего возникла мысль: а что, если тот «Вова» и этот — одно и то же лицо?! А вдруг он тогда, два года назад, остался жив и теперь собирается разделаться с ничтожным пацаном, осмелившимся поднять руку на главу областного криминала? Правда, память о том, как умирал Дядя Вова, никуда из Юркиной головы не делась, но она все больше казалось ложной. С другой стороны, Таран помнил о том, как «ожил» Ваня Седой, вроде бы до костей сгоревший на ферме Душина. Почему бы и Вове не ожить?

Одно приплеталось к другому, другое — к третьему, третье — к четвертому и так далее. А потом все это мгновенно рассыпалось на отдельные кусочки, и в течение нескольких секунд вообще никакой связи между мыслями не ощущалось. После этого «кусочки ниточек» на какое-то время слипались в еще более нелепом беспорядке, а затем весь цикл несуразиц повторялся. Причем Тарану приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы отделаться от назойливых нелепиц, но едва это удавалось, как всплывал новый кусок памяти, и в голове появлялись какие-то новые околесицы…

Проистекало все это от того, что в течение нескольких дней Юрка сам собой не распоряжался. Им, как и Надькой, руководила Полина, а его мозг до определенной степени приучился жить по чужой команде. Сила Полининой суггестии настолько превосходила контрсуггестию Юркиной психики, что подавила ее практически полностью. А теперь, когда внеш-нее управление исчезло, отдельные центры мозга Тарана не воспринимали его как законного хозяина. Примерно так, как директора и рабочие некоторых приватизированных предприятий не могли воспринять администрацию, назначенную новыми хозяевами.