Красный блицкриг - Владимир Бешанов

В инструкции «О режиме и порядке содержания номерных заключенных» во внутренней тюрьме Управления МГБ по Ивановской области говорилось: «На начальника тюрьмы, его дежурных помощников и надзирательский состав возлагается: сохранение в секрете самого факта содержания во внутренний тюрьме номерных заключенных; сохранение в секрете их имен, фамилий, прошлого, происхождения…»

Главным образом «особорежимные заключенные» в тюрьмах просто поумирали либо разбили себе головы об стены. Так, в Ивановской тюрьме сошли с ума президент Эстонии Константин Пяте и его сын, который вскоре умер в Бутырской тюрьме.

В мае 1952 года всех оставшихся в живых «номерников» отправили в Москву на Лубянку. После недолгого заседания Особого совещания они получили «законный» приговор — 25 лет тюремного заключения. Отбывать срок прибалтийских руководителей и членов их семей направили во Владимирскую тюрьму Главного управления госбезопасности, где они по-прежнему оставались номерными заключенными. Вот неполный список: № 1 — Меркис Антон Карлович, премьер-министр Литвы, № 2 — его жена Меркис (Меркене) Мария Антоновна, № 4 — их сын Меркис Гедемин Антонович, № 5 — Урбшис Юозас Казимирович, министр иностранных дел Литвы, № 6 — Урбшис (Урбшене) Мария Францевна, жена, № 7 — Мунтерс Вильгельм Карлович, министр иностранных дел Латвии, № 8 — Мунтерс Наталья Александровна, жена, № 9 — Балодис Иван Петрович, военный министр Латвии, № 10 — Балодис Эльвира Юльевна, жена, № 11 — Лайдонер Иван Яковлевич, главнокомандующий эстонской армией (умер втюрьме 16.06.1953), № 12 — жена Лайдонер Мария Антоновна, № 30 — Стульгинскис Александрам первый президент Литвы, № 31 — Шилингас Стасис, министр юстиции, член Государственного совета Литовской республики. № 32 — Тонкунас Иозас, министр просвещения Литвы.

В 1956 году выживших просто выгнали из тюрьмы. Эту историю совершенно замечательно поведал Сергей Пархоменко, встречавшийся с Урбшисом: «Не освободили, не помиловали, а просто вывели на улицу вот в этих робах, после соответственно там 15 лет сидения главным образом в одиночных камерах, последние два или три года в камерах общих. Вывели на улицу и сказали: «Ну, идите, куда хотите, только возвращаться домой вам нельзя. Атак можете идти. Ну, куда-нибудь тут неподалеку». Ни документов, ни одежды, ни денег, ни еды, ни воды, ни ботинок, ни кепок. Ну, и вот эта компания бомжей оказалась на улице в городе Владимире в 1956 году. Несколько дней они просто так побомжевали по улицам, потом выпросили немножко денег, просто выпросили у прохожих, пошли на центральный почтамт и послали телеграмму в правительство с просьбой, ну, что-нибудь для них придумать. Или вернуть их в тюрьму, или выдать им документы, или разрешить им вернуться на родину, или поселить где-нибудь здесь, но как-нибудь. Поразительным образом, их телеграмма дошла до адресата. Правда, ответ они получили нескоро, они получили его примерно через полтора месяца, на которые — эти полтора месяца — вернулись, попросились обратно в тюрьму. Понимаете, после 15 лет сидения в тюрьме они вернулись назад в тюрьму, постучались в воротах и попросили, чтобы их пустили тут как-то пожить, поесть и так далее. Старики на самом деле. Они все в лучшем случае там 900-х годов рождения, а многие 1880-х — ну, собственно, что значит многие, их всего было, как мы с вами понимаем, человек 6–8 мужчин, я уж не помню точным составом. Вот Урбшис, собственно, один из них — человек, с которым я разговаривал.

Так вот, примерно через полтора месяца пришла ответная телеграмма в тюрьму, где они в этот момент находились. И им разрешили выдать справки — не паспорта, а такие справки о том, что они освобождены. В этих справках не содержалось ничего — ни обвинения, ни приговора, ни помилования, ничего. Вот как их в 1940 году забрали; в 1956-м — отпустили, выгнали. И им разрешили разъехаться по маленьким городкам Владимирской области. И вот Юозас Урбшис оказался в городе Вязники кассиром в бане, где он как-то и проработал несколько лет, одинокий. Ему не разрешали возвращаться, не разрешали уехать из этих Вязников. В какой-то момент он пришел в библиотеку и неожиданно вспомнил, что он читает по-французски. Он там нашел совершенно случайно книжку Флобера «Мадам Бовари», и он ее взял и перевел на литовский язык. Потому что он еще заодно вспомнил, что он еще и литовский язык помнит. Вот. И он этот перевод послал единственному литовцу, как ему казалось, который должен был бы быть жив и который должен бы пережить эти все обстоятельства войны и советской власти и так далее, композитору Чюрленису. Послал он ему, ну, как-то — Литва, Чюрленису. Примерно как Кремль, Ленину. К тому моменту, если я правильно помню, Чюрлениса уже в живых не было, но была его вдова жива. Она поразительным образом получила этот конверт, вспомнила этого человека, который был министром иностранных дел литовского правительства, знаменитым в Литве человеком, важным, выдающимся, влиятельным политиком, который вел в свое время переговоры и со Сталиным, и с Гитлером. Время такое было. И он, между прочим, подписывал от имени литовского правительства соглашение о вступлении в Литву советских войск. Ну, вот так вышло — что именно ему это было доверено как министру иностранных дел. Вот, и эта самая вдова Чюрлениса много лет спустя добилась разрешения ему вернуться в Литву, где он и дожил до девяносто какого-то года, когда мы с ним познакомились».)

Всего за один год «счастливой жизни» в 1940–1941 годах около 125,5 тысячи человек из Балтийских государств были казнены, депортированы либо принудительно вывезены в Россию на работы.

9 июля 1940 года Молотов подписал постановление «О деятельности военных трибуналов на территории Бессарабии и Северной Буковины». В результате «прифронтовой зачистки» 22,5 тысячи жителей Молдавской ССР были депортированы в Сибирь. За период с июля 1940 по июнь 1941 года политическим репрессиям подверглось около 70 тысяч человек образованной Черновицкой области и новых районов Одесской.

И здесь народ, едва пригубив «коммунистического рая», побежал в «боярскую» Румынию. «Часть крестьян ближайших четырех сел Глыбокского района Черновицкой области, — докладывал Сталину 1 апреля 1941 года первый секретарь компартии Украины Н.С. Хрущев, — направилась в районный центр — село Глыбокое с требованием отправить их в Румынию… Два дня назад несколько групп крестьян с таким же требованием приходили в райисполком Сторожинецкого пограничного района. Выяснилось, что их подстрекали кулаки и гардисты. Выявленные подстрекатели арестованы… Около 19 часов 1 апреля толпа в 500–600 человек в Глыбокском районе пыталась прорваться в Румынию. Пограничники открыли огонь. В результате, по предварительным данным, около 500 человек убито и ранено, остальные разбежались. За границу никто не прорвался». Иосиф Виссарионович в целом остался доволен, но Никиту Сергеевича все же пожурил за методические ошибки: «Стрелять в людей, конечно, можно, но стрельба не главный метод нашей работы».

Таким вот образом «укреплялась безопасность» страны, а минусы «превращались в плюсы». В результате к 22 июня 1941 года войска приграничных округов находились на враждебной им территории, с населением, значительная часть которого уже собирала цветочки для солдат Вермахта. В западных областях Украины вновь активизировались отряды украинских националистов, в Прибалтике выкапывали винтовки «айзсарги» и боевики других военизированных организаций. Жители приграничных районов абсолютно бескорыстно снабжали немецкую разведку сведениями о дислокации советских частей и командных пунктов.

Когда Гитлер, к схватке с которым, как нас уверяют, Сталин неустанно готовился, все-таки «вероломно» напал, во что, как опять же доказывают, Сталин не верил, выяснилось, что в спину Красной Армии стреляют и «счастливые литовцы», и «счастливые украинцы».

В донесениях политотделов сообщалось о массовом дезертирстве призывников из западных областей Украины и Белоруссии. Эти призывники, организуясь в вооруженные отряды, уничтожали проводную связь, нападали на тылы, штабы и подразделения Красной Армии или целыми подразделениями переходили на сторону Вермахта.

«В городе Львове членами украинской националистической организации поднята паника — организовано нападение на тюрьму, откуда выпущены политические заключенные. Этими же оуновцами повреждена связь между частями 6-й армии и управлением фронта». На деле жители города подняли натуральное восстание накануне отступления из Львова советских войск. Вся Прибалтика, за исключением поспешно удравшей «народной власти», оказалась в составе «пятой колонны». «В Каунасе, — с удовлетворением отмечал в дневнике генерал Гальдер, — в наши руки попали в полной сохранности большие продовольственные склады и предприятия пищевой промышленности. Они находились под охраной литовских отрядов самообороны». Настоящие уличные бои разгорелись в Риге.