Траурный кортеж - Василий Доконт

«— Крест, сир! Дайте им красный крест!»

«— Спасибо за совет, Капа»:

— В моём мире для лекарей принята эмблема — красный крест. Думаю, и для Соргона она вполне подойдёт, если, конечно, этот знак у вас не под запретом…

«— Ну, вот ещё, стала бы я Вам советовать что-то дурное, сир! Никакого ко мне у Вас доверия… Всё время Вы меня обижаете… Злопамятный Вы… Уйду я от Вас…»

«— Подожди, хоть чемодан купим, что ли. Куда ж ты так, налегке?»

Предложение короля, простите — конечно же, Капы, приняли без возражений, и красный крест, отныне, стал медицинской эмблемой раттанарской армии. Походные лазареты решили придать каждому отдельному отряду, если для этого наберётся достаточно доброволиц: жриц и послушниц из Храма Матушки, в чём Апсала совершенно не сомневалась. Василий мудро решил, что это не его дело, каким образом она обеспечит добровольную явку нужного количества персонала, и поспешил переменить тему, пока не стали заметны его сомнения. Результат был ему важнее строгого соблюдения принципа добровольности.

«— Верно, сир, нечего им по тылам околачиваться, — одобрила короля Капа, — когда мы на фронте свою кровь вёдрами проливаем…»

«— Почему же — вёдрами? — поинтересовался король. — Почему не стаканами?»

«— Потому что ведро — больше стакана» — услышал он в ответ, и промолчал — с истиной не поспоришь.

После медицинской темы заговорили о похоронах. Собственно, король не стремился их обсуждать, чтобы не огорчать лишний раз Магду. К тому же, он не знал ни местных обычаев, ни похоронных обрядов: того и гляди, ляпнешь что-нибудь не то, и оно не забудется, и не простится. Но оставался один важный, на взгляд короля, момент, который без участия Её Величества не решишь.

Как хоронить Гайю, закрывшую его своим телом от удара мечом? Казалось бы, чего проще: завтра, вместе со всеми… Но… Сложность была том, что Гайя оказалась представительницей одной из самых древних профессий, попросту говоря, трактирной шлюхой. Знать бы, как посмотрят на такое соседство родственники погибших, и, прежде всего — королева. Поэтому король спросил осторожно, будто у воздуха в кабинете:

— Как вы думаете, имеет ли право Гайя на погребение в Мемориале?

Геймар дёрнулся сказать что-нибудь резкое, но сдержался, перехватив хмурый взгляд Паджеро. Остальные члены Кабинета дружно посмотрели на королеву, предоставив право ответа ей. Магда уже решила для себя, как следует поступить, и потому ответила сразу:

— Не вижу, сир, никаких препятствий. Давайте будем думать не о том, как она жила, а о том, что, умирая, совершила подвиг. Гайя погибла, защищая Вас, сир, так, где же ей и находиться, как не среди погибших за короля стражей? Я бы и одела её соответственно: в арсенале дворца можно подобрать для неё доспех и форму по размеру. А на памятной табличке следует написать: «Гайя, страж короля». Я уверена: раттанарцы не будут оскорблены, они всё поймут правильно. Вас же именно это беспокоит, сир?

«— Ещё раз Вам скажу, сир: воистину королева! И решает по-королевски щедро!»

— Вы угадали мои затруднения, Ваше Величество, и благополучно их разрешили. Благодарю Вас… Есть граница в поступках короля, перейдя которую, он теряет уважение подданных, а, значит, и свою власть над ними. Для воюющего короля это означает неизбежное поражение…

На этот раз Геймар уже не умолчал, разглядев в короле слабость: боится Василий осуждения подданных, ох, и боится.

— Сир, я — Ваш советник, и вижу свой долг в том, чтобы Вас предостеречь: не раздавайте конфискованные баронские земли без обсуждения с нами, баронами. Мы — опора Вашей власти, и…

— Звучит почти как угроза, барон. Хочу Вас предостеречь в свою очередь: давая советы королю, Геймар, тщательно обдумывайте свои слова, чтобы не быть заподозренным в измене. Это очень опасно в военное время, да ещё при короле, который изменников вешает… Будем считать, что любезностями мы обменялись. Что же касается самих конфискованных земель, то раздавать я их не спешу, и создание Бахарденского графства — шаг, прежде всего, политический. Я не только стремился наградить капитана Паджеро за многолетнюю службу Короне, но и показал всем подданным, и баронам, в том числе, что верная служба может быть щедро вознаграждена: ведь следующим графом может стать любой, заслуживший это право, в том числе и барон. Вы сумеете, советник, назвать мне барона, который бы отказался от расширения своих владений до размеров графства?

— Затрудняюсь ответить, сир…

«— Ха! Затрудняется он! Да Вам, сир, пора покупать большую губозакаточную машину — баронам губы закатывать. Этот уже раскатал свою — края не видно…»

— Моё поручение вам, советник Геймар, как раз и состоит в том, чтобы направить мысли баронов в нужном направлении. В Раттанаре, я думаю, справится барон Ванбах — ваша рекомендация позволяет надеяться на это. А лично вам предстоит поездка в Скирону: тамошний Баронский Совет должен идти в ногу с Раттанаром и с решениями нашего Кабинета. Постарайтесь удержать Крейна от глупостей и сделайте так, чтобы он не лез в армейские дела.

— Кто из нас там будет главным: я, Готам, Крейн или Брашер? — ничего не скажешь, умел опытный политик Геймар держать удар: напросился на почётную ссылку, и глазом не моргнул. — Мы все — бароны, и в этом равны, а по должностям — я не пойму, чья выше…

— Советник, главный в Скиронаре — я! Я, король Скиронара! Что касается управления королевством в моё отсутствие, то я ещё не решил, кого назначить… Думаю я пока об этом, советник, думаю…

Потом, с участием Велеса и Гечаура, обсуждали возможности городских оружейников и кузнецов: король дотошно выяснял, какими запасами военного снаряжения обладает Раттанар, и как увеличить производство оружия и доспехов.

Здесь Василию пригодились заученные в Чернигове сведения о видах и конструкциях «шоломов и броней», и Гечаур унёс с заседания Кабинета пачку листов с набросками калантарей, юшманов, куяков и зерцал. Велес же озаботился изготовлением тегиляя — древнерусского ватника, начинённого, для пущей надёжности, обрывками кольчуг. Ничего не скажешь — поразил король своими познаниями раттанарских спецов, до глубины души поразил.

«— За два дня, сир, я сделала из Вас академика по оружейной части, а Вы мне за это — чемодан совать. Интересно, есть ли у некоторых королей совесть?»

Казармы городской стражи были удивительно схожи между собой. Не архитектурой, нет. Построенные в разное время, при разных королях, фасадами они, как раз, отличались, и очень сильно. Роднила их атмосфера запущенной безысходности, какой бывает она в комнате безнадежного больного: он ещё подаёт признаки жизни: шевелится, дышит, ест, пьёт, но уже давно бесповоротно мёртв и для себя, и для его окружения. Это понимаешь сразу, лишь только заглянешь в безжизненные глаза и больного, и ходящих за ним людей. И, заглянув, да ещё и вдохнув воздуха, пропахшего смертью, тут же стремишься убежать куда-нибудь в лес, в поле, в кабак: туда, где всё движется и кипит от избытка бурлящей жизни, а не жалко коптит и тлеет в ожидании обленившейся смерти.