Чужая осень (сборник) - Валерий Смирнов

— Еще лекарства какие-то возили…

— Да. Разве я его в чем-то обманул? Дед сколько хотел — столько и получил. Он еще за лекарство это, бесплатное, хотел отдать. Как сейчас помню: ампулы, сто пять рублей курс — и это госцена при его шикарной пенсии…

— Ты деньги не взял.

— И правильно сделал. Во-первых, деда жалко, а во-вторых, допустим невероятное, спросили бы у него менты насчет нас, мол, за сколько картинки отдал, так дед пошлет их куда дальше. Кстати, дед этот помер где-то через год, но благодаря нам хоть его прожил по-человечески. И в отличие от этих гнид, которые решили на нашей точке заняться транзитом, мы наркотой никого в могилу не гоним, и процент преступности не подымаем. Ведь нарком ради стакана мака или ампулы морфия что хочешь сотворит. Да что там, ты ведь сам их не жалуешь. А что везут их поставщики?

— Какая разница. Главное, чтоб товар не пересек их контрольный пункт. Пора отдыхать. Ты иди в спальню, а я в первой комнате на диване устроюсь. Завтра много работы.

Безропотно соглашаюсь, но заснуть, конечно же, не могу. И не кофе тому виной, просто нервы взвинчены до предела, да и организм мой устроен на удивление: чем больше устаешь, тем меньше хочется отдыхать. Завтра, все решится завтра. Мы пойдем в их логово утром, совершенно одни и будем вести переговоры. Но как только они получат сообщение о том, что товар не прошел контроль, эти твари засуетятся и откроются. Конечно, не будь стукача, можно было сделать все гораздо проще: навалиться всем кодлом на их хату и устроить там филиал сражения на Курской дуге. Но шум будет, да и своих парней жалко — тем более до сих пор не выходит из памяти, как смешно взбрасывал руки Вышегородский и скулил: «Ты хоть знаешь, на кого они работают?». Плевать мне, на кого работают, они моему делу помеха, я к ним не лез, в их бизнес не гадил, ножку не подставлял. И если они не ответят, значит судьба у меня такая, придется самому отвечать перед Богом — зачем жил на этой земле? Если бы знать — зачем. Но главное, покончить с гадом, который ходит рядом, разговаривает со мной, плачу ему… Боже, да разве я кого из своих людей обидел когда, обманул при дележе? Так почему же эта скотина продала меня, убила Фотографа, распорядилась жизнями моего бывшего шефа и его пацанов? И пока я ворочаюсь на этой шикарной двухспальной кровати, она, наверняка, спит спокойно, потому что уже успела настучать своему хозяину о нашем завтрашнем визите. Стыдно вспомнить, но я был до того зол, что орал Рябову: давай одни пойдем, без ребят, они же даже не подумают, что мы гробить их самостоятельно пришли, мужчины мы или нет. Сережа тактично промолчал, а Вышегородский энергично начал крутить указательным пальцем у виска. А его комбинация с Вершигорой? Я-то гадал, зачем мне вынимать его, «прокурор подпишет постановление на арест», чтоб ты пропал, гад старый, и Никольского убрал нашими руками, пешку разменную. Сволочь покойник был первостатейная, но наверняка его поведение, доведшее до той ночной аварии, тщательно разрабатывалось. «Деловой партнер», козлик старый, вон с тем же Нефедовым менты вечером пили, а утром забирать его приехали. И у каждого свои секреты. Вышегородский что-то сообщает Сереже, но скрывает от меня. Рябов тоже не такой простой, словно мыло, каким прикидывается, да и мне не следует раскрывать собственных находок. В конце концов, если все тайны сработают для пользы дела… Боже, да усну я сегодня или нет?

Прохожу мимо делающего спящий вид Сережи, выхожу на кухню, открываю окно и прикуриваю. Еще бы, стоит закурить в спальне Рябова, как сразу наживешь врага.

— Дымишь, — миролюбиво заметил бесшумно появившийся Сережа, — нервы гуляют.

— Сброс нужен, — виновато бросаю в ответ, — но пить нельзя, снотворное для завтрашнего дела большая помеха.

— Есть средство.

— Сейчас ты предложишь свое излюбленное лекарство под названием точечный массаж. Почему ты не пустил меня к Оле?

— К кому?

— Я хотел сказать к Свете.

— Да пойми ты, — начал успокаивать меня, словно ребенка, Рябов, лихорадочно вычисляя, кто такая Оля, — нельзя. Вдруг проспишь или еще чего. Мелочь. Все проколы из-за нее. Всегда. Мы с ребятами четыре раза репетировали ситуацию, а тут… Сам понимаешь. Хочешь хорошую девочку?

— К Светке нельзя, а девочку можно, так, по-твоему?

— Девочка поработает, ты расслабишься, она уйдет.

— Ты, Сережа, ведь тоже спать не можешь.

— И мне девочка будет.

— Тогда давай.

Сережа несколько раз накручивал телефон и вернулся на кухню несколько огорченным.

— Твоя уже выехала. Больше ничего не получается. Может, позвонить нашим, кроме Оксаны все на месте?

— Рябов, ты используешь служебное положение. Это некрасиво. Так что пусть твоя девочка приходит и все будет в порядке.

— Она твоя.

— Сережа, мы же не только партнеры, не только немножко друзья, но и молочные братья, так чего там. Да и природа великолепно позаботилась о том, чтобы одна женщина могла одновременно удовлетворить сразу двух мужчин. Или ты забыл десерт?

Сережа улыбнулся и поставил на огонь чайник. Это было давно, примерно через полгода после того, как Рябов начал работать со мной. После очередной сделки, давшей не ожидаемые триста процентов навара, а все семьсот, мы, уже изрядно отметившие это дело, ввалились к Аркаше в «Прибой» и потребовали отдельный кабинет, В «Прибое» их было несколько: полумрак, два-три столика, за которыми ведутся разные переговоры, в конце концов становящиеся известными заинтересованным лицам, а потому мы потребовали тот самый крохотный кабинетик с одним столиком и Аркашка приложил титанические усилия, чтобы вытащить из него огромного грузного дядю с его подопечной из соседней школы, они постоянно у кабака крутятся. Нас обслуживала новая официантка, величественная, словно королева, с суровым надменным взглядом:

— Я подойду позже, скажете, когда подавать горячее, — не сказала, а уронила она фразу и высоко подняв голову, пошла к двери.

Рябов смотрел ей вслед таким взглядом, что он мог вполне высветить официантку, словно рентгеном, того гляди еще немного и форменное платье загорится. Поэтому я бросил вслед:

— Пригласите, пожалуйста, Аркадия.

— Аркадия Осиповича? — переспросила она.

— Да, Аркадия, — повторил я и разозлился, что не знаю отчества метрдотеля, иди знай, вдруг кого другого сюда заведет. Что за дурацкий обычай — эти имена-отчества, какого дьявола эта дополнительная нагрузка на память, во всем мире люди зовут друг друга просто по именам, а у нас культура — «Иван Иванович, а не пошли бы вы к такой-то матери?».

— Кто такая? — спросил я Аркашу, когда он появился у нашего столика.

— Новенькая, — машинально ответил он и тут же стал уточнять, — в пароходстве в кадрах сидела, но вылетела, да и мужа оттуда же в зону, вот и пошла к нам, работа сытная да денежная.

— Ей что, больше всего деньги нужны? — поинтересовался Рябов.

— Можно подумать, вам они кажутся лишними. Женщина привыкла к подаркам да конвертам, муж баловал, а тут незадача. Вот и приходится с нами, простыми людьми, работать.

Когда официантка подала горячее, мы с Рябовым, добавив еще бутылку коньяку, стали ожесточенно обсуждать десерт. Женщина с невозмутимым видом стояла рядом и ждала, когда, наконец, мы придем к окончательному выводу. Наконец, она не выдержала и спросила:

— Вы думаете заказывать десерт или нет?

— Думаем, — ответил я, — но чуть позже. А пока снова бутылку из запасов вашего шефа, две двойных икры, холодное. Да, еще этот десерт. А на десерт два кофе. И вас.

Я специально произнес последнее слово таким тоном, что это предложение могло показаться не более, чем шуткой: еще чего доброго обидится, даст подносом по голове, а она у меня и так в трех местах зашита.

— Это будет дорого стоить, — так же словно в шутку ответила она.

— Плачу вперед, — будто отвечая шуткой на шутку заявил я, бросая на стол пачку десятирублевок в банковской упаковке.

— Маловато, — продолжала представление официантка.

— Нет проблем, — заявил молчащий до сих пор Сережа и добавил аналогичную пачку из своего кармана.

Женщина, продолжая улыбаться, взяла деньги и вышла из кабинета. Ну, конечно, она подумала: два пьяных мужика сейчас мгновенно протрезвеют и бросятся за ней вслед, мол куда ты, мы пошутили. Деньги, конечно, она отдаст, зато это плодотворно скажется на размерах чаевых. Мы-то точно знаем, о чем она думала в ту минуту…

Когда официантка подала кофе и попыталась завершить внезапно начавшуюся комедию, протянув мне пачки купюр с высокомерным заявлением «Пересчитайте», я завершил сделку одной фразой:

— Зачем пересчитывать чужие деньги? Рябов, получи десерт, а мне пора освежаться.

В кабак я больше не вернулся, поехал к дорогой жене отлеживаться. Но через несколько дней спросил Сережу, чем закончилось это приключение. «Божественная женщина», — ответил Рябов классической фразой. Мне ничего не оставалось сделать, как проверить эти слова, что говорить, приятно было приобщиться к божеству и убедиться, что Сережа сказал чистую правду.