Между двух войн - Денис Чекалов

Мне хотелось, чтобы мои руки оставались свободными, когда мы вступим в пределы Мшары.

Болотный тростник раскрывал веера высоких стеблей. Их перистые верхушки начали покрываться позолотой света, идущего из глубины топи. Это значило, что Мшара совсем близко.

– Будьте осторожны, – сказал дервиш.

Голос святого учителя звучал сухо и сдержанно.

Он по-прежнему был категорически против того, чтобы демонесса сопровождала его и Седрика.

Но никакого способа воспрепятствовать этому он так и не смог найти. В этом проявилась извечная слабость человека слова перед человеком действия.

И, раз уж приходилось мириться с присутствием Франсуаз, дервиш был готов уделить ей частичку своего опыта и подсказать, как следует себя вести.

– Радужные гребневики. Они хорошо прячутся и могут напасть откуда угодно.

Святому учителю не стоило этого говорить. Подумай он хоть немного, с кем имеет дело, наверняка предпочел бы хранить молчание.

Но дервиш был так занят, лелея свое оскорбленное достоинство, что не услышал свой же собственный внутренний голос, призывавший к осторожности.

Франсуаз весело засмеялась.

– Я вытащу их из нор, – сказала она.

И взмахнула обоюдоострым мечом. Клинок пронзил воздух в нескольких дюймах перед лицом святого учителя.

Стебли болотного тростника, подсеченные почти у самого края воды, рассыпались сбитым карточным до­миком.

Лицо дервиша потемнело от негодования. Он знал, чему девушка только что распахнула двери.

Заросли, купающиеся во тьме, начали заниматься холодным сиянием. Полосы огней загорались и приходили в движение. Это хищники Мшары просыпались от векового сна.

– Они больше не прячутся, – усмехнулась Франсуаз.

23

В первые несколько мгновений человеческий глаз был неспособен разглядеть, что копошится во влажных объятиях топи. Было видно лишь, как голубоватые огоньки вспыхивают и гаснут, рассыпаются и вновь сливаются, волнуясь на поверхности Мшары, точно пенистые гребни на море.

Я отступил назад, к бегемоту Седрику. Я знал, что ему и его беззащитной подопечной потребуется охрана.

Пелерина взметнулась над моими плечами, когда я перепрыгивал с островка на островок.

Выбросив вниз правую руку, я позволил выкатиться на ладонь энергетическому шару. Взмахнув им, я обратил его в короткую трость с загнутым набалдашником.

Голубоватые огни приближались. Казалось, сотни ползающих светлячков копошатся под корнями темного тростника. Они замедляли движение, почувствовав близость друг друга.

Я дважды махнул тростью, проверяя устойчивость островка. Бегемот Седрик испуганно шарахнулся в сторону и едва не бултыхнулся в воду.

– Внимание, – отрывисто произнесла Франсуаз. – Сейчас они нападут.

Радужные гребневики действовали бесшумно. Сияющая полоса начала подниматься над мглой болота, словно восходящее соцветие звезд. Первая из хищных нетварей воспаряла перед моими глазами.

Тело гребневика, удлиненное, было увенчано округлой шапкой шевелящихся щетинок. Два глаза цвета серого морского песка направлялись ко мне из-под извивающихся усов.

Существо поднималось в воздух, и ни одна часть его тела при этом не двигалась. Оно взлетало вертикально вверх, пока не остановилось на высоте человеческого роста.

Серые глаза Франсуаз зажглись алым пламенем, и языки огня пробежали по лезвию поднятого меча.

Гребневик устремился вперед. Слоистая бахрома, обрамлявшая его тело, поднялась и начала волнообразно изгибаться, словно бескровная тварь ползла по влажной земле, а не парила во влажном воздухе.

С каждой секундой гребневик ускорялся. Словно темный песок начинал пересыпаться в его глазах, когда тысячи зрачков смотрели одновременно повсюду.

Болотный хищник был в шести футах от меня, когда я взмахнул тростью. Легкий ее конец ударил в брюхо радужного гребневика и отшвырнул прочь.

Энергетические разряды пробегали по телу монстра, он запекался на лету, как каштан между пальцами повара-трилобита. Затем гребневик разорвался в воздухе, рассеявшись капельками сверкающего фейерверка.

Водопад искр посыпался по темной синеве неба, а навстречу ему устремились полосы холодного сияния.

Десятки гребневиков, один за другим, воспаряли над Верхним болотом и на несколько мгновений замирали, изучая нас тысячами песчинок-зрачков.

– Нельзя было их будить, – воскликнул дервиш. – Надо было пройти тихо…

Рожденная среди магмовых потоков Преисподней, де-монесса знала, что радужного гребневика обмануть невозможно.

Его можно только убить.

– Они уснут, – сказала она. – Навеки.

С яростным криком Франсуаз взмахнула короткой кожаной плетью. Сапфировые молнии отразились в темной воде болота. Разрубленные куски гребневиков посыпались в топь, разбивая дрожащее отражение.

Без разбега Франсуаз перескочила на соседний ост­ровок. Безмолвные твари, которым удалось избегнуть сверкающих ножей, ринулись на нее.

Заостренные звезды провернулись в воздухе; они возвращались назад, чтобы занять свои места на поясе демонессы.

Они изменили траекторию, когда демонесса оказалась на другом островке.

Каждый из несущихся к девушке гребневиков смог ощутить, как между внутренностями его тела проходит сапфировое острие.

Франсуаз сбросила с руки упавший туда ошметок бескровной твари.

– Не стоило им просыпаться, – произнесла она.

Радужные гребневики, молчаливые сторожи Мшары, поставленные сюда Владыками Сумерек, когда те еще не пали под ударами сцилл, – тысячезрачные твари были теперь мертвы.

Франсуаз снесла высокий тростник несколькими ударами меча, полые внутри стебли закачались на темной воде.

– Вот оно, – негромко произнесла демонесса.

То, что открылось моему взору, было прежде скрыто зарослями болотных растений. Астральный узел, в котором душа плененной девочки сплеталась с путами, наложенными на нее Иблисом.

Маленькие ушки Седрика прижались к его плоской голове.

Огромное сердце, очень похожее на человеческое, билось и сжималось над черным зеркалом Мшары.

Оно превышало мой рост в несколько раз. И хотя кровь наполняла его тончайшие капилляры, было оно не алым, но темно-фиолетовым, какими бывают вены.

Стенки его были изрезаны глубокими морщинами, словно билось оно здесь, под тусклым небом скола, тысячи и тысячи лет. Трудно было поверить, что заточенная в нем душа принадлежит молоденькой девочке, не встретившей еще и шестнадцатую луну.

Там, где дуга аорты поднимается над человеческим сердцем, здесь изгибался тугой ствол, уходивший вниз и тонущий в топях Мшары.