Переплёт - Коллинз Бриджет

Я снова поворачиваюсь к отцу. Тот стоит, учтиво склонив голову; вероятно, азарт в его взгляде мне почудился. Его глаза вновь полны дружелюбия. Этот взгляд каждого заставляет чувствовать себя особенным, обещает, что все будет в порядке. Так он смотрит на меня после того, как ударит.

— Я рад, что ты пришел ко мне. Люциан. Ты сглупил, что отправился к переплетчику без моего ведома; тогда бы я смог предпринять все необходимые меры. Но и теперь я смогу защитить тебя от любых... неприятностей. Я встаю с кресла и неуклюже пячусь назад. — В чем дело? — спрашивает отец.

Я молчу. Из шкафа на меня смотрит мое отражение, затерявшееся среди фигурок из слоновой кости и окаменелостей. Никто не знает, что за этими полками — книги. Но я их чувствую. От них исходит жар, как из печи. Как будто Эбигейл, Марианна и Нелл находятся в этой комнате рядом со мной.

— Нет, — отвечаю я, — нет, моя книга тут ни при чем. Пустяки. Забудь обо всем, отец.

— Нет? Тогда зачем ты пришел?

— Просто так. Неважно. — Я шагаю к двери. Меня трясет, словно я чудом спасся от падения в бездну.

— Люциан.

Его тон заставляет меня замереть.

— Прости, отец. Это неважно.

— Мне решать, что важно, а что нет. О чем ты хотел поговорить? Если не о своей книге, то о чем? — Вся отцовская благожелательность враз испаряется. Голос его, как край бумаги: острый и обманчиво мягкий.

Я оборачиваюсь. Капелька пота стекает по шее. Делаю вдох, чтобы возразить, но рот пересыхает под его взглядом. Я откашливаюсь.

Он ждет.

— Понимаешь... до меня дошел слух... — В этот момент, к моей радости, из камина вырывается облако пепла, и у меня появляется уважительная причина закашляться. — Де Хэвиленд... — Я на ходу придумываю, что бы соврать. — Его ученик сказал, что он изготавливает подделки.

— Подделки? То есть романы? — хмурится отец. — Или копии?

— Точно. Копии книг. В мастерской. Ученик говорил, что они скопировали книгу Нелл.

Отец секунду молчит и наконец кивает. — Ясно.

— Возможно, он врет.

— Я уже давно подозревал, что де Хэвиленд нечист на руку. — Он обращается не ко мне, а говорит сам с собой. — Спасибо. Можешь идти.

— Да.

Не дожидаясь, пока он передумает, я выхожу в коридор. Там прохладно; моя рубашка промокла насквозь и липнет к спине и подмышкам. Я замедляю шаг, лишь добравшись до Голубой гостиной. Запираю за собой дверь, прислоняюсь спиной к двери и слушаю, как сердце грохочет в ушах. Головная боль накатывает с новой силой.

Зря я струсил. Надо было попросить отца о помощи. Не понимаю, что заставило меня передумать. Скажи я ему правду, он взял бы ситуацию в свои руки.

Смотрю на картину с речными нимфами, но вместо их обнаженной плоти вижу лишь Эмметта Фармера, который ждет меня в «Восьми колоколах».

За обедом я выпиваю стакан вина и хереса, а после — бренди, но успокоиться это не помогает. Тучи заволакивают солнце, и снова идет снег. Даже тусклый свет режет глаза.

Перед смертью моя бабушка бродила по комнатам и вечно что-то искала. Когда мы спрашивали, что она ищет, она останавливалась и пристально смотрела на нас, а потом отворачивалась и продолжала искать, пока не валилась с ног от усталости. Сесилия и Лизетта посмеивались за ее спиной. Я тоже, бывало, хихикал с ними. Но сейчас я чувствую себя точно так же. Мне нет покоя. Я словно гонюсь за кемто, и этот кто-то покидает комнату за миг до того, как туда захожу я. Куда бы я ни пошел, меня везде преследует это ощущение: я чувствую чье-то теплое дыхание в воздухе, словно тот, кто мне нужен, только что вышел. Поднявшись в спальню, достаю из сундука «Воспоминания Уильяма Лэнгленда», но читать не могу. Мне не хочется больше перечитывать эту книгу. Я смотрю в окно на снег; внизу по коридору разносится голос матери, но на улице глубокая, мертвая тишина.

Не знаю, как долго я сижу там, глядя на снег, но что-то щелкает внутри, и я встаю. Торопливо спускаюсь по лестнице. Меня никто не видит.

Центральные улицы Каслфорда забиты каретами и повозками, увязшими в замерзшей грязи. Возницы перекрикиваются. Чертыхаясь, ковыляют по скользким мостовым прохожие. Из дверных проемов зыркают голодными глазами

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

нищие. Ho стоит свернуть в переулок^ и наступает тишина. Снег поглощает все звуки.

Элдерни-стрит пуста и безмолвна. Я поднимаюсь по ступеням дома двенадцать^ не дав себе времени на размышления. Дверь открывается почти мгновенно. На пороге — та же дама, что и в прошлый раз; сегодня на ней зеленое платье, расшитое черным бисером.

— Я к мистеру де Хэвиленду.

— Вам назначено? — Она не дает мне ответить. — Боюсь, его нет дома.

— Я подожду.

Она бросает на меня гневный взгляд из-под стекол пенсне. Кажется, она меня вспомнила.

— Могу я спросить, по какому вы делу?

— Нет. — Я шагаю через порог. Она упрямо стоит на месте, видимо, желая показать, что может и не пустить меня, если захочет. Но в конце концов вздыхает, отходит в сторону и провожает меня в приемную.

Кроме меня, там никого нет. Я снимаю пальто и сажусь. Листаю «Парнас» и «Джентльменскую газету». Срываю одну из искусственных орхидей и раздавливаю в кулаке. От нее остается плотный комочек воска. Подойдя к окну, высматриваю де Хэвиленда на улице, но та по-прежнему пустынна. Падает снег. Смеркается.

Я пришел за ключом. Вот зачем я здесь. По крайней мере, так мне казалось. Но сейчас, стоя у окна и глядя на падающий снег, я уже не уверен. У меня нет плана. Надеяться не на что. Больше всего на свете мне хочется позабыть обо всем и вернуться домой пустым, как чистый лист. Хочу спать и не видеть сны. Я бы отдал что угодно, чтобы больше не быть собой. Женщина, что была здесь вчера, — помнит ли она обо мне? Я ей завидую. Переплет представляется мне дверью, ведущей в пустую комнату. Можно стереть всю свою прежнюю жизнь и начать с начала.

В моей груди плотный узел. На языке — кислый вкус. Я был бы почти рад не знать о том, что Эмметт Фармер ждет меня в «Восьми колоколах». Не чувствовать странное беспокойство, представляя его лицо. Я хотел бы послезавтра взглянуть в глаза Онорины, не помня о том, что часть меня заперта где-то в хранилище, вдали от посторонних глаз. Все это можно решить очень просто: когда де Хэвиленд вернется...

Хватаю пальто и шляпу. Не проходит и минуты, как я выбегаю на улицу. Холодный ветер бросает мне в лицо горсть колючего снега; я стискиваю зубы. Скорей бы добраться до ближайшего паба.

«Восемь колоколов» совсем рядом, но туда я пойти не могу. Не хочу, чтобы Эмметт Фармер видел меня в таком состоянии. В «Принцессу» тоже не хочется. Сворачиваю в Библиотечные ряды. На углу одиноко светит фонарь; кроме него, лишь закопченные витрины лавок и окна мастерских освещают улицу в сгущающихся сумерках. Где-то здесь, в лабиринте переплетных мастерских и книжных лавок, должна быть таверна. Но пройдя всю улих^у до угла, где стоит лавка Фогатини, я так и не встречаю ни одной. Поворачиваю обратно. Отсюда недалеко до бара Королевского театра, где собираются проститутки. Меня это вполне устроит.

Я пускаюсь в обратный путь. Снегопад усиливается, а с ним и порывы ветра. В холодном свете уличного фонаря вижу прохожего; тот спешит, прижимая шляпу к голове, чтобы ее не сдуло ветром. Глаза прохожего в тени, но свет фонаря на мгновение освещает нижнюю часть его лица и сальные локоны, падающие на плечи.

Де Хэвиленд. Мы всего в паре кварталов от его мастерской, так что встрече с ним едва ли стоит удивляться, но все же, увидев его, я вздрагиваю и застываю на месте.

Мне не хочется заводить с ним разговор на улице; он легко может уйти. Спрятавшись в ближайшем проеме, я жду, пока он пройдет мимо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вслед за ним идут двое мужчин. Поравнявшись с фонарем, они незаметно сворачивают к краю тротуара, стараясь держаться в тени. Но я вдруг узнаю их — одного по росту, а другого по походке. Это Эйкр, советник моего отца, и его подручный — кажется, его зовут Райт. Шагнув на неосвещенную часть тротуара, Эйкр с помощником переглядываются. Несколько быстрых шагов, Райт нагоняет де Хэвиленда и сбивает с него шляпу. В тот же миг он заносит руку и делает это так быстро, что я не успеваю даже увидеть, есть ли у него в руках оружие. Де Хэвиленд падает, как подстреленная птица.