Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин

63

В газетах словно сговорились. Одна за одной выбрасывались статьи, то о коррупции в милиции, то о связях работников правоохранительных органов с мафиозными структурами.

Подполковник Митрофанов позвонил Мазоне.

— Надо встретиться, — коротко сказал он.

Мазоня быстро оделся и выехал к набережной недалеко от ресторана «Русь». Там его и ждал Митрофанов. Он был в гражданской одежде, неторопливо прогуливаясь вдоль Волги с посеревшим и замусоренным льдом. Они давно не встречались с глазу на глаз и потому радушно пожали руки.

— Вот так, — небрежно повел плечом Митрофанов. — Всему приходит конец. Видимо, ухожу из органов МВД.

— Наступили на хвост, — простодушно заметил Мазоня.

— Карьера наша ишачья, — усмехнулся подполковник и с надеждой взглянул на Мазоню. — Все это неугомонный Кротов, начальник областного управления. На днях вызывает к себе: ты, Митрофанов, не юли, скажи честно, сколько тебе дарит мафия «кусков»? А потом заявил: мы все знаем. Рыть милиции могилу не будем, так что уходи сам, подобру-поздорову, как порядочный человек. Не уйдешь — пеняй на себя. Тогда компромат.

— Твой начальник — оригинал… Уверен, что у него есть компромат?

— С теперешней жизнью нарыть его просто. Разве кого-то хоть когда-нибудь волновала истина?

— Ты прав. — Мазоня пожевал губами и задумался: честно говоря, уход из милиции Митрофанова его не радовал, но если ситуация сложилась неприятная, куда денешься… Уйти придется.

— Кротов — выскочка, — обидчиво заметил Митрофанов. — Он еще пожалеет о своих словах. У самого поросячье рыло в пуху!

Мазоня пытался сосредоточиться.

Митрофанов вдруг остыл, как-то осунулся лицом: во многом его ждала неизвестность…

— Вот я сейчас прикидываю: куда?

— Как куда? — удивился и огорчился Мазоня. — К нам! Мы, Костя, такими, как ты, не разбрасываемся. И пусть твой мент заткнется.

— Так куда?

— Пойдешь заместителем директора рынка. Как раз освободилась площадка. Я знаю, что это по тебе.

Митрофанов оживился: он, собственно, только на Мазоню и надеялся…

Так случилось, что в свои последние дни службы в милиции подполковник Митрофанов снова встретился с Сиксотом. Не то притупился страх, не то жизнь на Кубани оказалась несносной, но Сиксота потянуло домой, и вскоре он объявился на знакомых волжских берегах.

О том, что барсуковская группировка приговорила его к смерти, Сиксот мог лишь догадываться.

Его взяли в старой малине, у Машки. Побледневший Сиксот не сопротивлялся: все было ясно, капкан захлопнулся. Барсуковцы отвезли его на тайную хату, где и допрашивали. Сиксот клялся матерью, что чист перед ними совершенно и только «по дурке» занесло его тогда в кафе «Бриллиант». Барсуковцы скалились:

— Дурку, Сиксот, на грешной земле оставишь, сам же вознесешься на небо, чтобы не делать больше этих глупостей.

В милиции о Сиксоте узнали от Машки. Как ни мучилась, но пришла. Барсуковцев быстро вычислили. Оперативная группа ворвалась в старый дом-развалюху на глухой окраине города. Налет был настолько непредвиденный, что барсуковские боевики даже дверь толком не заперли, уверенные, что в такую гнусную ночь не то что милиция — дрянная собака не забежит. В доме резались в карты и пили, в то время как Сиксот с кляпом во рту лежал на полу, связанный ремнями. Возможно, ждали самого Барсука.

Пока оперативники с автоматами, повернув лицом к стене, обыскивали арестованных барсуков, счастливчика Сиксота развязали и вынули изо рта тряпку. Боевиков увели в милицейскую машину, Сиксот оставался в доме. Митрофанов улыбчиво оглядывал смертника.

— Ты небось нас ментами зовешь, в душе презираешь, а мы тебя, братец, второй раз от смерти спасаем.

Сиксот дрожал: костлявая шея, торчащие, как у собаки, длинные уши.

— Возьмите в милицию… Пригожусь…

— Дурак, жми к себе на Кубань. Тут-то что тебе делать? Смерти ждать? Раз приговорили, все равно убьют…

Не пил Сиксот, а стоял, как пьяный.

— А куда мне деваться? Ни на воле, ни в зоне мне жизни нет. Болтаюсь, как…

— Пока следствие, посидишь в милиции, а там уж ложись на дно. Если можешь, — хмыкнул подполковник и вышел с Сиксотом на зябкий рассвет. Наступало утро.

64

В ресторане «Русь» было шумно. Собрались сливки — бригадиры и лидеры. За обильным угощением, когда сновали в черных фраках официанты, казалось, не до дел. Но именно серьезное дело привело сюда столь шумное общество. Мазоня сидел в сторонке и сонливо слушал, как ерепенились его подчиненные.

Тон задавал Душман.

— Никаких ультиматов! — бесшабашно кричал он за столом. Крутой, как кипяток, Душман теперь был одним из самых близких к Мазоне. — Если мы сегодня уступим, то уступим и завтра. Правда, попугаи мстительны, они могут клюнуть, но ведь и у нас клюв заточен… Чего нам трусить? Мы дома! Мы у себя! Мы же не лезем в град-столицу, советов не просим, порядков своих там не наводим.

Среднее звено элиты — бригадиры (к ним особенно прислушивался Мазоня) все как один были на стороне Душмана: «родной столице» не уступать…

Слово оставалось за лидерами. Ждали, что скажет Якуб. Тщедушный очкарик, меньше других выпивший, не был столь категоричен.

— Дядька там хоть и несговорчив, но попробовать можно…

Федор Скирда, который уже столкнулся с представителями «столицы», не был уверен в том, что с ними можно как-то договориться…

— Гонористы. Не пойдут на мировую…

Мишка Кошель затаился с хитринкой на лице, всем своим видом говоря: «А у меня что-то есть!» Вот стоило произнести ему это «что-то», и стол сразу затихнет, прислушается, тем более авторитет Кошеля в последнее время нарастал, и Мазоня, чувствуя хваткость своего заместителя, нередко с ним советовался наедине. Все ждали теперь этого «что-то».

— Братва, думаю так: надо поступить хитрее, как Русь с татарами. На словах ублажить, наобещать с короб и маленькую тележку, на деле укреплять себя на городских рынках — придет время, когда они сами поймут, что делать им здесь нечего. Времечко ушло, солнышко зашло — проспали. Вставать-то надо поутрянке!

Последние слова Мишки Кошеля вызвали озорной смех — ну, дает Кошель!..

Мазоне понравился вариант Мишки Кошеля. Правда, своего слова не сказал Зыбуля, но к нему, собственно, никто и не прислушивался, тоже, мол, нашелся мыслитель… Но Мазоня решительно повернулся к Зыбуле.

— А ты как кумекаешь?

— Просто кумекаю. Собаку можно бить, и собаку можно подкармливать…

Мазоня засмеялся: Зыбулю он считал неглупым парнем и, хотя его и недолюбливали, на что, конечно, были причины, Мазоня тем не менее, не афишируя, ум его ценил и сам нередко его умом пользовался.

Высказались все, из тех, конечно, кто мог здесь высказываться… Вопрос был решен, и Мазоня, захватив с собой еще несколько