Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады - Александр Андреев

Выехал на шаг вперед из фронта своего полка Иван Богун и во враз наступившей тишине громко ответил всей коронной армии и многоголосое характерное эхо его отчетливых слов странным образом докатилось до каждого из двадцати тысяч жолнеров:

– Каты пучеглазые! Глядите, у вас от алчности уже шкуры лопаются. Горлом своим ответите сейчас за свои преступления. Дождались, глистюки, с вашими никчемными полководцами, захрипите под нашими руками, посинеете, высунете языки и с мертвым ужасом выпучите ваши жабьи глаза!

Завыла от бешенства вся армия вторжения и во весь конский мах вылетела на бугский лед многокилометровым фронтом. И показалось разгоряченным жолнерам, что словно бы пятятся испуганные казаки от катившегося на них ужаса смерти и тысячами полетели вперед с ревом и свистом, и хриплыми криками vivat солдаты, отсчитывая оставшиеся до победы триста метров ледяной казацкой реки Южный Буг.

Вдруг на самой середине еще белого льда появилась бесконечная широкая водная колея. Это сотни и сотни шляхетских коней проломили своими железными копытами такой казавшийся крепким лед. В мертво смотревшую на своих, наконец, случившихся жертв воду, во главе с Ландскоронским ушли все передовые польские линии. Бесценный арабский скакун вынес региментария из ледяной смерти, но так повезло только ему одному. По всей реке у Винницы выли сотни и сотни и сотни железных жолнеров, с ужасом навсегда уходивших в эту страшную ледяную воду, а уже слева и справа от прорубленной во льду колеи вынеслись вдруг казацкие тысячи во главе с Богуном и ударили по останавливающимся в шаге от холодной смерти хоругвям, и сотни, и сотни их навсегда упали на сделавшейся красным от увиденного кошмара лед.

Морозной ночью казаки Богуна прорубили в реке длиннейшую прорубь и перед самым рассветом, когда вода покрылась утренним ледком, набросали по всей реке соломы, скрывшей их ночные труды. Через несколько часов бесконечные польские цепи с размаху влетели в бесконечные казацкие проруби и жолнерам совсем не помогло, что было их семеро на одного. Лучшие и заслуженные воины, традиционно атаковавшие впереди, ушли под лед, а по течению реки казаки десятками вылавливали из воды польские знамена.

Калиновский с трудом собрал одеревеневшую от ужасного кошмара армию и приказал стереть Богуна и Винницу с лица земли. Несколько дней трехтысячный Винницкий полк в таборе у монастыря отчаянно отбивал непрекращающиеся штурмы уже не двадцатитысячной армии вторжения, завалив польскими трупами все валы и укрепления. Жолнеры сожгли давно пустую Винницу зажигательными бомбами, а польный гетман, неся колоссальные потери от штурмов, а еще больше от ночных вылазок Богуна, совсем завяз под городом, что и обещал герой Иван герою Богдану. Жолнеры заранее деревенели, ожидая ночной атаки всадника в блестящих доспехах и его отчайдухов, всегда бившего в разные стороны, и никак не могли пройти вглубь днепровской Украины.

Через неделю после ледового побоища на Южном Буге к Виннице в нужных местах тихонько подошли уманцы Иосифа Глуха и полтавцы Мартина Пушкаренко, стерев перед этим в пыль польские хоругви прикрытия.

Ночью Богун вывел в поле всех своих казаков и прямо в лоб полетел на польские линии. С воплями радости пятнадцать тысяч жолнеров бросились окружать сошедшего, наконец, с ума винницкого полковника, и через час окружили-таки его боевых хлопцев со всех трех сторон. Когда поляки совсем втянулись в яростную и кровавую рубку, с трех сторон ударили по ним свежие казацкие полки и армии вторжения почти не стало.

Бросив по гоноровой привычке множество раненых, оружие и обоз, жолнеры, в панике стреляя по своим, бежали в хаосе сами не зная куда, и шляхтич-участник винницкого дела писал: «Словно боязливый человек, когда видит в лесу несколько волков, то ему представляется огромная стая, хотя их число невелико. Так точно от этого бежали и мы, а нашим глазам представлялись ужасные химеры. Удалось спасти только часть артиллерии. Такое смятение произошло, что походило на пилявецкое дело».

Четыре дня гнали поляков казаки Богуна до Янушинцев и Бара, за месяц боев на Брацлавщине сократив коронную армию вторжения вдвое. Еще долго оставшимся в живых после «проклятого калиновского дела» жолнерам на всю Речь Посполитую снились ночные кошмары, в которых им, бегущим от винницких холмов, вслед кричал этот удивительный характерный герой: «Эй, пилявчики, не туда тикаете, Висла – там!»

Армия Польской Короны, все больше и больше пополняемая наемниками, стала привыкать к постоянному позору. Еще остававшиеся в живых настоящие воины стали говорить прилюдно в глаза своим никчемным гетманам и региментарям, что им приличней быть сельскими пастухами, а не коронными военачальниками. По всей Речи Посполитой поползли слухи, что на варшавском кладбище, где закапывали трупы казненных казаков, один мертвец высунул из могилы руку и погрозил королевскому замку, и это пророчит большие беды Польше. Многие мистические паны еще не верили, что слухи иногда подтверждаются и становятся кровавой правдой.

В середине апреля 1651 года из Варшавы с гвардией, наемниками, двором и дамами в атаку на Украину вышел король Речи Посполитой Ян Казимир и тут же с дороги выпустил свой очередной лживый универсал:

«По сеймовой конституции Мы, лично идем для укрощения своевольных мятежников, которые вместе с неверными покушаются искоренить не только всю шляхетскую кровь, свободу, вольности и самое имя польское, но даже и святую католическую веру. Собираем всех к 5 июня в Константинове и желаем, чтобы никто под страхом закона не уклонялся от своего долга».

Лицемерный Ян Казимир и жадный сенат Речи Посполитой не сумели из-за противодействия Хмельницкого организовать антиказацкую интервенцию из Европы и поэтому начали разыгрывать в смертельной игре на выживание народа национальную, дворянскую и религиозную карты, но было уже поздно. Вся страна понимала, что украинский гетман, принципиально ни разу не зашедший с полками на польские земли, совсем не собирается резать всю шляхту и всех ксендзов, а уж тем более всех поляков, а только защищает свой избиваемый народ.

На домашнюю войну гоноровое панство собиралось очень плохо и вовсе не из патриотических чувств, а из страха потерять поместья с землей и хлопами, и польское общество уже пыталось обсуждать, зачем нужна государству подобная армия с никакими боевыми качествами. Что касается короля и сената, рулившего сеймом, то они не очень задумываясь просто вели бесконечную войну против украинского казачества и их совсем не интересовало стратегическое планирование военных компаний. Соберем больше шляхтичей и наемников и убьем всех, кто посмел на Днепре открыть свой недовольный Польской Короной рот и везде будет полный vivat!

В польской армии начались проводиться религиозные церемонии, объявлявшие поход на Украину крестовым. Король через Кисела как всегда неуклюже попробовал обмануть Хмельницкого лживыми переговорами о мире, но гетман даже не стал разговаривать с королевским хлопом, ответив Варшаве одной фразой: «Вы маните меня послами и миром, а сами посылаете на меня войска. Сами виноваты, заварили войну, теперь расхлебывайте!»

16 февраля 1651 года гетман Войска Запорожского выехал в Белую Церковь из Чигирина. Кроме угрозы с запада от армии Польской Короны, Богдан готовился отбивать угрозу с севера от войска Великого княжества Литовского Януша Радзивилла, который должен был взять Киев, Белую Церковь, Чигирин и загнать казаков в железные клещи, которые тут же будут смертельно сжаты. Слава Богу, Хмельницкий больше не боялся угроз с востока и юга – Москва если все же и соберется воевать, то только с Варшавой, а с крымским ханом, которого, несмотря ни на что лучше иметь союзником, а не врагом, всегда можно договориться.

Богдан всегда знал все, что происходит вокруг его родной Украины, а значит и был готов ко всему.

6 мая Генеральная Рада в Белой Церкви подтвердила свое решение не защищаться, а атаковать: «Бог и война хочет, чтобы мы шли на ляхов. Или погибнем, или истребим врага!». Хмельницкий предупредил Радзивилла, что в случае входа его войска на Черниговщину, украинский гетман пришлет гетману литовскому «другого Кричевского». Прикрывать Киев и север Хмельницкий поставил особый тридцатитысячный корпус наказного атамана Мартына Небабы, в который вошли Черниговский, Переяславский и все полтавские полки. Во все соседние государства из Чигирина ушли посольства с сообщениями о том, что Польша нарушила Зборовский мир и атакует Украину.

Король Ян Казимир с войском из Люблина двигался на Сокаль, великий коронный гетман Николай Потоцкий собирал второе войско у Владимира-Волынского, польный гетман Мартин Калиновский с третьим войском приходил в себя в Каменец-Подольске после очередного позора. Хмельницкий, зная, где назначен общий коронный сбор, конечно, первым занял Староконстантинов и шляхтичи посполитого рушения видя, как на них надвигается грозная казацкая хмара-туча, жаловались друг другу, что «у них от ужаса дрожат шкуры».