Могильщик. Цена покоя (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич

— Смерть! — пьяно рявкнул из соседнего угла парень с приметным шрамом на подбородке. — Смерть! Всем могильщикам смерть!

Больше их никто не поддержал.

— Смерть уродам, ворошащим кости предков, — добавил Скрит, допив.

— Смерть, — оскалился парень со шрамом, приближаясь к их столу. — Давайте, ребята, я вам за это дело налью, а? — Он поднял правую руку с кружкой повыше, одновременно тряся бурдюк с вином в левой.

— Нам не нужна компания, — жёстко отрезал Валлай, исподлобья глядя на парня.

— Угу, — пьяно источал угрозу Ульге.

— Я тоже так считаю, — медленно произнёс Скрит и паскудно ухмыльнулся. — Мы тут сами с собой.

О том, что им не нужна была компания, говорило хотя бы отсутствие других выпивох за их столом, за которым могло бы поместиться шесть человек. Семь, если поставить табурет в проход. И это в переполненном зале. К ним как-то подсела пара местных выпивох, но достаточно было трёх тяжёлых взглядов, чтобы они исчезли.

Однако на этого парня взгляды не подействовали.

— И дармовая выпивка не нужно? — искренне удивился он, усаживаясь рядом с Валлаем. — Не поверю.

— Мы в состоянии купить себе выпить, — ответил Скрит, скаля зубы. — Или ты перепутал нас с девками, что готовы встать раком за углом за пару глотков вина? Смотри, как бы самому девкой не стать.

Валлай оглядел зал, но, кажется, их беседа никого не интересовала. Шрамолицый вполне мог оказаться провокатором, которого в зале и на улице поджидает целая ватага друзей, готовых избить и ограбить пришлых. Но нет, в их сторону была брошена лишь парочка незаинтересованных взглядов. Значит, все дружки на улице? Или он действительно один?

— Ух, какой ты злой, — фыркнул парень, — аж поджилки затряслись. Я к вам, значит, с предложением выпить, а вы пугать начинаете?

Скрит, так же, как и Валлай, быстренько оглядел зал, так же никого не заметил и перевёл взгляд на шрамолицего.

— Если намёков не понимаешь, скажу прямо: иди-ка на хер отсюда. Понял?

— Угу.

Парень задумчиво посмотрел на человека Олистера и, поставив кружку на стол, поскрёб указательным пальцем свой шрам.

И в этот момент на Валлая нахлынула волна настоящего холодного ужаса. Его чуйка на опасность никогда не подводила, другое дело, что он не всегда к ней прислушивался, но на этот раз рубака едва не бросился бежать, теряя портки, от одного вида взгляда незнакомца. А ему казалось, будто это его мрачная физиономия способна отпугивать людей.

Но, кажется, это чувство смертельной опасности посетило только рубаку. Ульге по-прежнему пялился в стол, а Скрит набычился ещё больше и уже даже не пытался изображать ухмылку.

— У меня очень хороший слух, знаешь ли, — произнёс шрамолицый абсолютно трезвым голосом. — И не услышь я, что вы собираетесь убивать могильщиков, ты сейчас бы уже был мёртв. Потому что даже таким говнюкам, как ты, нужно прощать их говённость, раз уже они взялись за благое дело.

Уголки губ Скрита опустились, а глаза зло сощурились.

— Да ты… — начал он, привставая, но Валлай перегнулся через стол и упёр ладонь ему в грудь.

— Не надо, — тихо сказал рубака, глядя напарнику прямо в глаза. — Не надо.

— А вот ты интересный парнишка, — заявил незнакомец, поворачиваясь к Валлаю. Несмотря на то, что он был куда моложе рубаки, обращение «парнишка» звучало не насмешкой или подначкой, оно казалось абсолютно уместно. — Я тут недавно встречал одного, тоже интересного. Он, конечно, поинтересней будет, но ты тоже неплох. Костлявая, эта старая тощая сука, бережёт своих мальчонок? Не хочет отдавать их на съедение другим, а? Чуешь, когда лучше не лезть в драку?

— Да что?.. — начал Скрит, но уселся. Кажется, и его потихоньку начало пронимать.

— Кажется, он маг, — пояснил Валлай.

— Нет, — покачал головой шрамолицый, — я не маг. Я кто похуже, к моему сожалению. — Он скорбно улыбнулся. — Ладно, не хотите пить, хрен с вами, я узнал, что нужно. — Шрамолицый пристально взглянул на Валлая, и рубаке вновь стало не по себе. — Дело в надёжных руках. Начните, а я, если будет потребность, помогу. Но послушай, еда Костлявой, есть один могильщик… как бы его описать? Скорбная бледная рожа, длинный сломанный нос, волосы как у девки перед замужеством, разве что не в косу заплетены, шляпа и плащ — чёрные. Увидишь, не ошибёшься. Вот его пока трогать не нужно. Пока. Если понадобится, я его сам найду и убью и, поверь, сделаю это вернее тебя, вон его, вот этого пьяного, жрецов Единого, Олистера и кого вы там ещё поминали, вместе взятых. Или я при встрече скажу тебе, что его можно убить, если таковая случится, и если у меня самого на это не будет времени. А пока у меня на него планы. Ясненько?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Валлай выдержал взгляд. С диким трудом, но выдержал.

— А если нет? — сказал он и попытался изобразить улыбку. — Что сделаешь, если я найду его прежде тебя и убью?

Шрамолицый расхохотался. Парень, которому было едва за двадцать, окончательно превратился в древнего старика с молодым лицом. До усрачки жуткого старика, хотя, казалось бы, в его внешности нет ничего даже отталкивающего, не то что пугающего.

— Говорю же, интересный ты парень, — произнёс шрамолицый, отсмеявшись и утерев выступившие в уголках глаз слёзы кулаком. — Но не настолько. Если сделаешь это вперёд меня, или кто другой сделает, будешь или будет завидовать чёрной завистью парню на дыбе, которого вот-вот обмакнут в кипяток, снимут ему кожу, кастрируют, разорвут тело крюками, выпотрошат кишки и, в конце концов, четвертуют. Чёрной завистью будешь завидовать. Уяснил?

Шрамолицый поднялся и, забрав свою кружку, ушёл. И буквально растворился в толпе, хотя Валлай не отводил от его спины взгляда.

— Это что за хер такой был? — буквально прорычал Скрит.

— Кажется, маг.

— Какого хрена? И что за могильщик такой с бледной рожей?

— Тот, кого жрецы Единого ищут с прошлой осени, — блекло улыбнулся рубака. — И за которого назначили такую награду, что правнукам прожить хватит. Можно сказать, первый, кого мы в принципе должны убить.

— И что теперь? Не знаю, как тебя, а меня в какой-то момент проняло. А чтобы меня проняло…

Валлай кивнул.

— Меня тоже. И я не знаю, что делать. Надеяться, что не встретим его, и выбросить этого со шрамом из головы?

Скрит поёжился и, кивнув, принялся жадно пить пиво.

Ульге поднял голову и, уставившись на рубаку, почти трезвым голосом произнёс:

— Я обоссался.

***

Тот, кто когда-то звался Карпре, неспешно прогуливался у торгового ряда. Воспоминания, которые были одновременно и чужими, и его собственными неспешно сменялись в его голове. Перед глазами до сих пор стояла беснующаяся толпа, каждый в которой пытался сначала набить морду любому, до кого сможет дотянуться, а после — тому, кто вызвал эту ярость. Но тот, кто когда-то был Кронле, уже сбежал. Существу — части существа — живущему в тот момент в его теле, это тоже казалось забавным. Да и той части, что сейчас находилась в теле Карпре, — тоже. В конце концов, они были лишь гостями в этих телах, проживших долгую жизнь, и невольно перенимали большую часть личности носителя.

Но в первую очередь его интересовала мощь, следы которой, пусть и хорошо замаскированные, он чувствовал и в прошлом году, и сейчас. А значит, существо, которое он — они — искали, не было гостем в этих торговых рядах. Оно появлялось здесь постоянно.

Поэтому тот, чьё тело когда-то принадлежало Карпре, бродил среди рядов, принюхиваясь, выискивая хотя бы следы, которые обязательно должны были остаться во время питания этого существа. Пока, наконец, не остановился у прилавка, за которым старик продавал готовый суп.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Миску супа, — сказал он, стукая ребром осьмушки о прилавок, — и край хлеба. И нагреби-ка со дна, не обижай уставшего путника.

— Всем нагребаю по-честному, — произнёс торговец, улыбаясь. — Издалека путь держишь?

— Издалека.

Тот, чьё тело когда-то принадлежало Карпре, принял миску и принялся жадно есть суп. Неплохой, на самом-то деле. Помимо репы, лука, моркови и клёцок, в супе плавала пара хрящей и жилы, а на зубах как будто даже чувствовались волокна мяса. Выгребя ложкой остатки гущи, не-Карпре допил бульон через край и, вернув старику миску, впился зубами в хлебную корку. Старик, ещё улыбаясь, долил ещё полчерпака и поставил миску на прилавок.