Вампиры тут голодные (СИ) - Тони Марс

ещё там, а теперь просто стал умертвием, вот и выглядит так жутко. Но поганый кровосос был живым, это уж дракон знал наверняка.

Только глаза и улыбка безжизненные.

— Из почти семисот жителей уцелело всего двадцать и это, в первую очередь, твоя вина. — продолжил герцог. Да, Ибенир понимал, что справься он с тем Грантаком сам, то вампиру не пришлось бы биться с тремя. Не пришлось выбирать.

Но правильный выбор — вот что значит быть правителем. И граф в своём знатно продешевил.

— Я знаю. — прошелестел Степан, опустив голову. Разве возможно уже хоть что-то исправить или изменить?

Он, чтоб этот сраный герцог понимал, впервые в жизни сражался с Грантаком. Ибенир, сволочь, думает, что это было просто?

Попаданец знал, что герцог, как бы ни бахвалился, какие речи бы сейчас не толкал, поступил бы так же, если б пришлось выбирать между дорогим для него человеком и врагами.

— За их жизни тебе придётся расплатиться чем-то большим, чем пара затрещин. — озлобленно проговорил Керналион, — Твой выбор будет стоить тебе титула. — вампир ничуть не удивился. Да, так он и думал. Степан знал, на какой риск идёт, когда спасал Веце, понимал, что это будет стоить ему действительно дорого, но в мире, где ты всем враг, тот, кто не отвернулся от тебя, того стоил. И граф был готов уплатить эту цену.

— И это я тоже знаю. — герцога лишь сильнее обозлил его ответ: спокойный, взвешенный. Вампир действительно понимал, как много ему придётся отдать за жизнь грязного полукровки. Но даже так выбрал не Априошцев, а свою кормушку.

Был в этом вообще смысл?

Герцог бы позволил вампиру взять новую, даже от налога на кормушку освободил, агх, выбрал б сам, только спаси граф беззащитных людей, а не какого-то Веце.

Но граф Вальдернеский пожертвовал почти сотней жизней ради полукровки. Как глупо.

— Да что ты заладил, “знаю”, да “знаю”! Почему ты выбрал не их? Ты, сволочь, граф! Граф! Ты должен думать не этим, — дракон разгневано ударил себя по груди, там, где сердце, — а головой! Холодный расчёт, без чувств, без лишних сожалений!

— Это он и был, Ваша Светлость. Мой холодный расчёт. — горько сообщил Степан.

— Видимо, считаешь ты дурно. — сцедил дракон, раздражённо взлохматив волосы.

Вампир вскинул голову, яростно смотря на герцога. Со злостью, с гневом.

Ожесточённо, испепеляюще.

— Выбрать тех, кто заставил меня биться в агонии, мечтая о смерти? Тех, кто в любой момент всадит мне нож спину? Тех, кто ненавидит меня так сильно, что ничего не пожалеет ради моей смерти? Это, по-вашему, правильный расчёт? По-вашему, я должен был пожертвовать Веце, который не раз рисковал ради меня, который с моего первого дня в этом мире был рядом и не дал мне сдохнуть, как подзаборной псине? Веце, который бы без раздумий умер за меня, если б требовалось? — остервенело заговорил граф. — Я, точно так же как и вы, защищаю своих людей. Веце мой подчинённый и между своими врагами и своим подданным я всегда выберу тех, кто верен мне. Даже если придётся пожертвовать тысячью, десятком тысяч, да хоть всей вашей страной ради одного-единственного, кому я могу верить! Все отвернулись от меня! Я, чтоб вы понимали, вампир! Вампир! Думаете мне самому не противно?! И все меня вечно тычут в это, словно кота в дерьмо! Так сколько же я должен терпеть унижения и пренебрежение за то, что не выбирал? Разве я просил кого-то отправлять меня в ваш мир? Разве желал жить здесь, жить так? Так за что же вы тогда вините меня, герцог?!

— За невинные жертвы, за овдовевших женщин, за сирот, что остались в Априоше на пепелище. Женщине трудно выжить в нашей стране без мужа или семьи, что о ней позаботиться, и те, что не умерли от монстров, теперь иссохнут от голода и нужды. Смерть отцов и мужей обрекла их на куда более мучительную жизнь, чем ты можешь себе помыслить. Разве женщины и дети пытались убить тебя в Априоше?

— Вы думаете, что меня просто пытались убить? Только лишь это? — граф надрывно рассмеялся. — Да что вы вообще знаете? Вы не можете себе и помыслить, что я там пережил. Меня истязали хуже, чем самого жестокого убийцу, а вы говорите такое. Я не желал никому из них зла, я просил, молил отпустить меня, клялся, что не вспомню об этом и не стану мстить, лишь бы они перестали сдирать с меня кожу живьём. Вы ничего не знаете. Вы не имеете права говорить мне, что я должен простить их. Такое, герцог, сложно простить и через сотню лет.

— И поэтому ты выбрал свою кормушку, а не их? — голова вампира дёрнулась в сторону, дракон ненавидяще въедался взглядом в его лицо, граф глядел в ответ так же.

— А разве этого недостаточно? — сплюнул кровь Степан.

— Нет. — твёрдо ответил дракон. После подозвал кого-то из слуг и приказал оголить вампира по пояс. Герцог пристально рассматривал рубцы, которыми полностью была покрыта кожа графа. Вампир не врал.

Граф смирил дракона ледяным взглядом кроваво-алых глаз, оскорблённый неверием Ибенира. Впрочем, чего ещё стоило ожидать от ящерицы?

— Знай вы хотя бы о половине пыток, что я пережил, то не стали б так милосердно поступать со старостой деревни. — выплюнул вампир. Керналион ничего не ответил, потому что переселенец был прав.

Герцог правда надеялся, что его личная неприязнь к вампирам никак не скажется на отношения между подданными, верил, что до такого никогда не доходило, знал, что в некоторых деревнях и мелких городах ещё тайно развлекаются убийством вампиров, несмотря на его запрет. Но не думал, что его люди, о которых он так много заботился, могут оказаться настолько жестоки, бесчеловечно жестоки.

Ему не было жаль графа. Ничуть. Герцог, глядя на изувеченное тело вампира, безмолвно скорбел о погибших из-за своей кровожадности, из-за своих заблуждений Априошцах, о жителях герцогства, осквернивших свой разум и своё сердце столь бесполезной, глупой ненавистью к вампирам. Он не хотел, чтобы всё обернулось так, не желал, чтобы его люди напрасно марали руки, за просто так проливали чужую кровь. Вампиры хотя бы убивали из нужды, а его подданные — ради веселья. Эта мысль душила, вызывая бессильную ярость.

И вид графа — побитого, отрешённого, лишь сильнее злил.

Чтобы ненавидеть вампиров не нужна причина — они вампиры, и этого вполне достаточно, верно? Те, кто пьёт кровь, питается чужой жизнью. Разве таких можно терпеть, разве можно относиться к ним, как к другим расам?

Герцог всегда считал, что чем меньше