Отвергнуть короля - Элизабет Чедвик

– Все будет хорошо, – весело сказал Ральф, скача рядом. – Гуго никогда не злится подолгу.

Длинный Меч бросил на брата испепеляющий взгляд:

– Мне наплевать! Гуго для меня – пустое место. Даже если он извинится за свое поведение, я не приму извинений. Мне надоело его прощать.

– Жаль, – сухо ответил Ральф.

– Если хотите, можете вернуться во Фрамлингем и присоединиться к нему, – фыркнул Длинный Меч. – Удерживать не стану.

Ральф замешкался и даже оглянулся на башни, венчающие горизонт, но после посмотрел на щит, закрепленный ремнями на вьючной лошади. Не красный с желтым цветов Биго, а голубой с золотым цветов Солсбери.

– Но на меня вам не наплевать, – сказал он. – Или нет?

Длинный Меч промолчал, но Ральф заметил ямочку на щеке единоутробного брата. Ему не наплевать, далеко не наплевать.

– Вы мой господин, – продолжил Ральф. – Моя верность принадлежит вам, но я не перестану разговаривать с Гуго, ведь он тоже мой брат.

– Как пожелаете, – ответил Длинный Меч, но слегка расслабился в седле, и Ральф заметил, как он выдохнул. Юноша покачал головой и задумался, почему семейные узы непременно должны быть такими тяжелыми и запутанными.

Глава 29

Кентербери, Кент, июнь 1213 года

Гуго поднялся с колен у гробницы мученика Томаса Бекета, коего сорок лет назад умертвили на том самом месте, которое ныне посетили Гуго и его зять Ранульф. Мозги святого выплеснулись из черепа и забрызгали лезвие меча рыцаря, служившего у короля Генриха, Реджинальда Фицурса. Архиепископ, убитый по приказу короля. Это было немыслимо, но все же случилось и могло повториться вновь. Гуго вложил руку в отверстие, которое позволяло коснуться гроба Бекета, и потрогал гладкое дерево, подобно бесчисленным паломникам до него. Он задумался, скоро ли дерево протрется насквозь, и не коснется ли однажды кто-нибудь не дерева, но костей святого.

Гуго прежде не совершал паломничества к гробнице Бекета. Усыпальница святого Эдмунда была ближе к Фрамлингему, и разумнее было поклоняться королю-мученику, особо заинтересованному в Восточной Англии, чем бывшему архиепископу Кентерберийскому, недавно канонизированному. Сардонически подняв бровь, отец Гуго заметил, что Бекет при жизни был не таким уж святым – всего лишь сварливым и упрямым гордецом, и эти качества в конце концов погубили его. Однако Церковь признала его мучеником, чудеса творились у его гробницы, и не успел король Генрих оглянуться, как ему пришлось иметь дело со святым вместо прежде несговорчивого, а ныне покойного священника.

Гуго не стал бы специально совершать паломничество к усыпальнице, но поскольку двор и королевская армия стояли лагерем неподалеку и нужно было как-то убить время, он решил посетить собор в обществе своего зятя. Ранульф тоже преклонил колени и встал.

– Говорят, прежде чем стать архиепископом, Бекет отправился во Францию с дипломатическим поручением. Он так кичился своим богатством, что французы по ошибке приняли его за самогó короля Генриха. Легко могу в это поверить. – Ясные зеленые глаза Ранульфа блуждали по драгоценному убранству усыпальницы и радужному блеску расписных окон. – Он не сумел забрать сокровища с собой, но похоронен, несомненно, в роскоши.

– И все же его ценность выше всего, что его окружает, – возразил Гуго. – Не будь Бекета, ничего этого здесь не было бы. Перед интердиктом он стоил больше трехсот семидесяти фунтов серебра в год – подношений паломников.

Ранульф присвистнул:

– В таком случае, полагаю, им не слишком нужно наше подношение в две марки и пять фунтов воска.

– Вы становитесь прижимистым йоркширцем, – улыбнулся Гуго.

– Вы меня оскорбили, – надменно произнес Ранульф. – Я всегда им был.

Мужчины бок о бок прошли по нефу, изучая расписные колонны, позолоченные подсвечники, драпировки и украшения. Гуго погрузился в великолепие форм, текстур и цветов. Ранульф не обладал художественным вкусом, и интерес его был менее глубоким, но он, уже удовлетворив свое любопытство, терпеливо и спокойно дожидался Гуго.

Во внешней части нефа кипела торговля: разносчики предлагали свечи в плошках, свинцовые эмблемы с изображением святого и пузырьки со святой водой, в которой мочили одежду, бывшую на Бекете во время мученической гибели. Для особо доверчивых имелись даже фиалы из горного хрусталя с кровью Бекета, которую якобы собрал во время убийства некий монах, не столь потрясенный, сколь предприимчивый. Когда мужчины вышли через западную дверь под яркое июньское солнце, их окружили торговцы, предлагающие купить грамоты, подтверждающие совершенное паломничество. В продаже имелись также четки из различных камней, сортов дерева и кости, на любой кошелек. Брелоки и жетоны. Венки из живых и искусственных цветов. Пояса, конская упряжь, броши, пряжки, кресты, ковчеги.

– Даю зуб, что эта торговля не прекращалась на время интердикта, – заметил Ранульф. – Они бы не захотели все это терять. – Он остановился, чтобы осмотреть связку четок на одном из прилавков.

– Судя по тому, что я видел в Норидже, торговля определенно продолжалась и здесь. – Гуго покосился на зятя. – Вы же не собираетесь… Боже праведный, Ранульф!

– У меня есть жена, которая встретит меня более любезно, если я привезу из кампании подарки, а не только грязное белье, – отмахнулся тот. – Если она узнает, что я был в Кентербери и не привез ей сувенира, мне придется заплатить намного больше, чем пару шиллингов. Как вам нравятся эти синие? Вы превосходно разбираетесь в цветах.

Гуго задумался. Четки выглядели неплохо и напоминали ляпис-лазурь.

– Они подходят к ее глазам? – Ранульф нахмурился и заглянул в лицо Гуго. – К вашим – подходят, а значит, подойдут и ей, ведь она ваша сестра.

Сторговавшись, Ранульф надел четки на пояс. Покончив с делами, мужчины отправились в ближайшую пивную и, заказав кувшин вина, сели в тени дуба.

Другие представители королевского лагеря также воспользовались возможностью посетить усыпальницу, и толпы, входившие и выходившие из собора, были густо пересыпаны солдатами и слугами всех званий и положений.

Ранульф вытянул ноги.

– Если здесь так оживленно до официальной отмены интердикта, сколько же будет посетителей, когда ее утвердят?

Гуго пригубил вино и потер большой и указательный палец друг о друга, давая понять, что он думает о финансовой стороне вопроса.

– До сих пор не могу поверить, чтó сделал король, – покачал головой Ранульф. – Он просто выбил почву у всех из-под ног… Я думал, с Иоанном покончено… – В его тоне прозвучало безрадостное восхищение.

– Полагаю, – пожал плечами Гуго, – мой тесть убедил его исполнить волю Папы и заключить мир.