Отвергнуть короля - Элизабет Чедвик

– Предложение какого рода?

Махелт сдержала свое нетерпение:

– О господи, Гуго, а вы как думаете?

Она распахнула дверь и вошла в комнату. Тепло огня и уютная обстановка заключили ее в привычные объятия. Роджер сидел на коленях у няни и слушал историю о приключениях рыцаря и его великолепного белого коня, но при виде родителей скатился на пол и подбежал к ним. Махелт подхватила сына на руки и вдохнула целительный запах нагретого белья, розовой воды и сонного ребенка.

– Король думал, что я уступлю и промолчу ради своей чести и вашей, но он меня не знает! – Голос ее задрожал от отвращения и ярости. Она взглянула на Гуго. – Поистине, нельзя положиться на мужчину, который способен на такое, чтобы утвердить свою власть над женщинами.

Роджер перебрался на руки к отцу, прилепившись к нему, словно морская ракушка к дну судна.

– Иоанн делает это, дабы утвердить свою власть над мужчинами. Желая доказать, что он может взять все, что хочет, – мрачно произнес Гуго.

– В таком случае сегодня он ничего не утвердил… Остался с носом. Король затаит злобу из-за моего отказа, но это не ново. Он уже почти десять лет таит злобу на мою семью.

– Злоба – обоюдоострое оружие. – Глаза Гуго потемнели от ярости и отвращения.

Махелт смотрела на его руки, обнимающие сына, на пальцы, ласкающие маленькое тельце, на нежность и силу. А потом вспомнила хватку Иоанна, прижавшего ее к стене. Будут ли руки сына благоговейно держать чашу жизни или все расплещут, уничтожат, разорвут?

– Его нужно остановить, – сказал Гуго.

Махелт охватил трепет, когда она представила Иоанна, убитого в собственной постели, с мечом в груди. Убитого во Фрамлингеме. Чудовищность видения заставила ее содрогнуться.

– Гуго… – чуть слышно выдохнула она.

По телу ее супруга тоже пробежала дрожь, и он отступил и покачал головой:

– Это нужно совершить при свете дня, а не ножом в темном углу, иначе мы ничем не будем отличаться от него. Тут должно участвовать большинство, а не жалкая горстка. Необходим закон, чтобы держать короля в узде, и закон этот должны поддержать все.

Подойдя к камину, Махелт села и протянула руки к огню. Она стремилась к теплу, пытаясь растопить ледяной ком в груди.

– Легко сказать, – заметила она, – но как это сделать?

Гуго вернул Роджера няне и подсел к Махелт, обняв ее за плечи и притянув ближе.

– Бароны и епископы должны сплотиться, решить, чтó именно следует изменить, и принять закон, – ответил он.

Махелт смотрела на языки пламени.

– Весной могут вторгнуться французы, – тихо сказала она, следя, чтобы слова мог расслышать только Гуго. – Как насчет пророчества, что Иоанн перестанет быть королем до Вознесения?

Произнести это было приятно – размышлять и воображать время, когда Иоанн перестанет отбрасывать тень на их жизнь.

– Если французы придут, надо будет решать, как поступить, – ответил Гуго. – Людовик Французский не страдает пороками Иоанна, принять власть будет для него несложно, но он станет продвигать своих людей. Короля покинут не все. Ваш отец – точно нет, как и Длинный Меч. Многие не преклонят колени перед французом на службе у Рима, но это также означает, что те, кто останется верен Иоанну, обретут новые рычаги давления на него.

– Вы хотите сказать, более длинные ложки, – поправила Махелт.

Гуго признал ее правоту, неуверенно пожав плечами.

– Надо многое обдумать. Наше будущее зависит от общего решения, а не от пустой болтовни безумного прорицателя.

Махелт вздохнула и опустила голову мужу на плечо. В тепле синяки, оставленные пальцами Иоанна, начали пульсировать ядовитым напоминанием. Завтра он уедет, но, подобно змее, оставит за собой след. Внезапно Махелт почувствовала, что сейчас из глаз польются слезы, но с трудом сдержалась.

– Правда о сегодняшнем вечере не должна выйти за пределы этой комнаты. Ничего не говорите ни своему отцу, ни моему и особенно Уиллу… Ради его же благополучия, а не ради благополучия короля.

– Не скажу, – пообещала Махелт.

Гуго поцеловал жену в висок.

– Но даже если правды никто не узнает, она не будет забыта. – Его голос стал жестким. – Если общую волю предстоит выяснить и направить, тем, кто желает перемен, понадобится не столько меч, сколько перо и смекалка правоведа.

Длинный Меч стоял в комнате матери и готовился к прощанию. Рассвет узкой золотистой щелью прорезал горизонт, и пока слуги седлали лошадей и закрепляли багаж, у Длинного Меча оставалось несколько свободных минут. Король позавтракал у себя в комнате и из-за боли пребывал в дурном расположении духа. Он якобы потянул мышцу в паху, когда вчера спускался с коня. Длинный Меч подозревал, что прошлой ночью у короля случилась ссора с одной из местных женщин – возможно, Махелт, – но допытываться не стал. Проще притвориться, будто ничего не случилось. Махелт находилась в комнате Иды, но, поджав губы, помалкивала. Гуго тоже выглядел кислым, и Длинному Мечу стало ясно, что хозяева больше не рады гостям… Если вообще были рады.

Ида поднялась с кровати, чтобы пожелать королевскому отряду доброго пути, и выглядела лучше, чем вчера. Графиня куталась в меха, прячась от холода, и ее щеки разрумянились, оттого что она стояла рядом с огнем. Ида настаивала на том, чтобы лично поднести королю прощальную чарку, и с этой целью над огнем висел котелок вина с пряностями, чтобы зачерпнуть его в последний момент.

На детях напряженная атмосфера не отразилась. Племянник Длинного Меча, Роджер Биго, бегал по комнате, размахивая игрушечным мечом, лавируя между взрослыми и весело повергая воображаемых врагов. Длинный Меч посмеивался, глядя на него. Вид малыша напомнил ему, что в мире есть еще невинность и радость. Младшему брату Роджера только исполнился годик, и он едва начал ходить. У малыша была копна золотистых кудряшек, алые щеки и яркие голубые, как море, глаза. На нем было белое платьице с замечательной вышивкой, и не хватало только пары пушистых крылышек, чтобы довершить сходство с ангелом. Очарованный Длинный Меч присел, чтобы оказаться на одном уровне с ребенком.

– Иди ко мне, маленький Биго, – сказал он, протянув руки. – Иди к дяде Фицгенри.

Малыш захихикал, показав два ряда безупречных молочных зубов. Длинный Меч был заворожен. Он никогда по-настоящему не общался с детьми столь нежного возраста. Долгие отлучки из дома мешали ему наблюдать за развитием собственного сына, а когда он его все же видел, тот всегда был на руках матери или няни, и Длинному Мечу казалось, что мужчине не подобает держать на руках маленького ребенка.

Он ткнул малыша указательным пальцем. Ребенок плюхнулся на попку с таким удивленным выражением больших круглых глаз, что Длинный Меч захихикал: