Игорь Святославич - Виктор Поротников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Освещая по кругу просторное помещение, Вышеслав увидел подле люка, ведущего вниз, голого мужчину, лежавшего на боку с торчащим из живота мечом, а на лежанке у противоположной стены — плачущую девушку в изодранной рубахе и с растрепанной косой.
— Василиса? — Вышеслав поставил светильник на ступеньку лестницы. — Что случилось? Лица на тебе нет!
Девушка не отвечала. Вышеслав перевернул убитого на спину и заглянул ему в лицо. Он сразу узнал Онисима и догадался, что здесь произошло.
Вышеслав выдернул меч из мертвеца;
— Твой меч?
Девушка кивнула, не переставая плакать.
— Онисим хотел надругаться над тобой?
— Хотел и надругался, — дрожащим голосом ответила Василиса. — Я уж вырвалась было, но он настиг меня. А тут меч рядом оказался… Я наугад ударила, не думала, что насмерть заколю его.
— И правильно сделала, — жестко вымолвил Вышеслав, — туда ему и дорога. Одним негодяем на свете меньше. Одевайся и ступай домой.
Пока Василиса натягивала порты и сапоги, Вышеслав обрядил покойника в его одежду и затер пятна крови на полу. Заодно почистил меч, умертвивший Онисима.
— А с телом как быть? Что теперь со мной будет? — Василиса опять зарыдала. — Позор-то какой! Меня теперь и замуж никто не возьмет. Скажут, прогуляла непорочность свою, еще и любовника убила.
— Не плачь, — строго сказал Вышеслав. — Никто ничего не узнает. Я так устрою, что люди будут думать, будто Онисима ночью половцы убили, забравшись на стену.
— Дай Бог тебе доброго здоровья, Вышеслав Бренкович, — благодарно промолвила Василиса, вытирая слезы.
Она помогла втащить тело Онисима на верхнюю площадку башни и собралась уже уходить, как вдруг ночное небо озарилось пожаром. Загорелась Соборная башня.
— Василиса, беги к тысяцкому, пусть ратников собирает! — велел Вышеслав.
Он побежал по стене к Соборной башне. В голове у него была одна мысль: «Удалась-таки поганым их уловка!»
Стражники в Соборной башне пытались тушить пламя песком, но прибежавшему Вышеславу сразу стало ясно, что главная опасность не огонь, а половцы, которые темной массой скопились во рву. Он слышал, как они приставляют к стене лестницы, как карабкаются наверх, бряцая оружием и подгоняя друг друга.
На колокольне деревянного собора ударили в набат. На узких улицах Путивля замелькали факелы, заметались полуодетые люди. Кто-то тащил в ведрах воду, кто-то на ходу облачался в кольчугу…
Но половцы были уже на стене. Вышеслав сразил одного степняка, другого. Узость прохода на верхнем забороле давала ему некоторое преимущество. Но он видел, что уже горят верхние перекрытия воротной башни и нужно уходить со стены, иначе огонь отрежет путь. Вышеслав забежал в башню, полную едкого дыма, и бросился вниз по ступеням. Захлопнув крышку люка, он услышал, как наверху рухнула горящая балка, так что вздрогнуло все строение.
Внизу у ворот стояли в растерянности немногочисленные ратники и женщины, прибежавшие тушить пожар, иные были босые и простоволосые. Увидев Вышеслава, люди кинулись к нему, словно он был их единственный спаситель.
— Женщины, бегите в соборную крепость и в детинец, спасайтесь сами и спасайте детей! — крикнул Вышеслав. — Ратники, за мной!
Воевода еще надеялся, что покуда горит воротная башня и огонь преграждает путь основному войску половцев, ему с воинами удастся сбросить степняков со стены. А там подоспеет тысяцкий со своими людьми, и общими усилиями они попытаются задержать врагов в выгоревших воротах.
Однако степняки не дожидались, когда пламя откроет им путь, и толпами лезли на стены по лестницам, врывались в башни и по ним проникали в город.
Вышеслав и его воины, не успев взойти на стену, оказались лицом к лицу с врагами в ближайшем переулке.
Завязалась сеча. Вышеслав стал пробиваться к Пятницкому собору. Ратники его погибали один за другим. Вскоре рядом с воеводой осталось всего четверо израненных воинов.
Бревенчатая стена, окружавшая соборный храм с колокольней и пристройками, была прочнее городской, так как была возведена сравнительно недавно. Обитые медью ворота были наглухо заперты. На стук никто не отзывался. В бойницах на вершине стены, укрытой двускатной кровлей, не было заметно никакого движения.
«Где же защитники? — недоумевал Вышеслав. — Кто-то собирается оборонять храм иль нет?!»
Вышеслав повел свой маленький отряд к другим воротам, со стороны кладбища.
На одной из улиц на них прямо из-за угла выскочили несколько степняков. У одного на плече был мешок, чем-то набитый, другой тащил за косы девушку в белом платье с оторванным рукавом.
В завязавшейся стычке двое степняков были убиты, остальные бросились наутек.
Вышеслав узнал Светлану.
— Ты как здесь?
Девушка указала рукой вдоль переулка:
— Дом тут мой. Как в колокола ударили, матушка с младшим братом к храму побежали, а я хотела пожар тушить. Но нехристи меня пленили, рукав вот оторвали.
— С нами будешь, — сказал Вышеслав, подавая девушке лук и колчан со стрелами, снятые с убитого половца. — Нам лучники позарез нужны.
Светлана уверенным движением перебросила колчан на спину. Выдернула стрелу и, наложив на тетиву, изготовила лук к стрельбе.
Половцы рассыпались по городу, но домов не жгли, обшаривая все закоулки в поисках золота и серебра. Детей и женщин хватали в полон. Стариков безжалостно убивали. Убивали и тех, кто оказывал сопротивление.
Другие ворота Соборной крепости тоже оказались запертыми.
Возле них суетилась большая толпа половцев, сооружая таран из срубленного ясеня. Со стены в них летели стрелы.
— Там Василиса на стене, я узнала ее! — радостно воскликнула Светлана, выглядывая из-за тына, где укрылись в густом малиннике Вышеслав и его ратники.
— Вот и славно, коли так, — отозвался Вышеслав. — Ну, други, будем в детинец пробиваться. С Богом!
Путь к детинцу был длиннее и опаснее, но Вышеслав провел своих спутников глухими переулками, минуя терема бояр и купцов, где вовсю хозяйничали половцы. Захватив по пути еще несколько женщин с детьми, Вышеслав добрался наконец до ворот княжеской крепости на вершине холма.
Их заметили со стены и впустили.
В детинце находились почти все дружинники Вышеслава, очень обрадовавшиеся, увидев своего вожака живым и невредимым. Тут же был тысяцкий Борис с половиной своей пешей сотни.
— Многие ратники к стенам побежали и добраться к детинцу уже не смогли, поганые их посекли, — сетовал Борис. — Кого успел собрать, тех привел сюда. А что еще мы можем сделать? Город уже не спасти…
— Да, город нам не спасти, — с усталой обреченностью повторил Вышеслав и присел на теремное крыльцо.
С соборной колокольни продолжал звучать набатный звон, возвещая, что Путивль не сдается врагам.
Когда совсем рассвело, догорела и обрушилась Соборная воротная башня, названная так потому, что от нее было недалеко до Пятницкого собора.
Половецкая конница хлынула в Путивль, растекаясь по улицам.
Поскольку грабить было уже нечего, степняки устремились на штурм княжеского детинца в надежде, что основные богатства находятся там.
Верные своей тактике, половцы засыпали стены и строения детинца горящими стрелами. Если воины на стене успевали гасить огонь, то женщины, собравшиеся в крепости, как ни старались, не могли успеть всюду с водой и песком. Сначала заполыхал сеновал, потом конюшня. Разбежавшиеся по двору лошади только добавляли смятения.
Постепенно пламя перекинулось на княжеский терем. Ветер раздувал огонь с такой быстротой, что все усилия людей преградить путь злой стихии были тщетными. Дружинники сражались на стене и на башнях, отталкивая лестницы и сбивая вниз степняков, а в спину им дышало раскаленное зарево пылающего двухъярусного терема.
Вышеслав, не заметив среди служанок, выбегающих на двор, знакомую фигуру беременной Ефросиньи, бросился в терем, закрыв лицо рукавом от сыплющихся с кровли искр.
В задымленном переходе он столкнулся с Ефимией.
— Где Ефросинья? — крикнул Вышеслав.
Ефимия, не говоря ни слова, схватила Вышеслава за руку и потащила за собой. У них над головой трещала и рушилась горящая кровля.
Толкнув дверь в спальню княгини, Вышеслав увидел Ефросинью, которая лежала совершенно нагая на окровавленной постели. Она корчилась и стонала, широко разведя в стороны полные бедра. Из ее окровавленного чрева свешивалась пара крошечных ножек.
Пораженный Вышеслав застыл на месте. Ефимия принялась тянуть младенца, что-то бормоча и поминая силы небесные.
— Чего встал? Помогай! — рявкнула она, обернувшись на Вышеслава. — Дави ей на живот. Ну! О Господи, сильнее!
Ефросинья закричала от боли. Вышеслав испуганно отдернул руки.
Наконец Ефимии удалось вытянуть из материнской утробы младенца, который не подавал признаков жизни. Обрезав пуповину, она завернула новорожденного в свой платок и кивнула Вышеславу на бесчувственную Ефросинью: