Новый Мир ( № 1 2011) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Героини Кононенко таких мужчин не встречают. Но из-за этого не унывают.
Т а н я М а л я р ч у к. Звiрослов (Зверослов). Харків, «Фоліо», 2009, 281 стр.
Сборник рассказов, объединенных одним художественным приемом: персонажи — обыкновенные люди, но многие из них способны оборачиваться животными, насекомыми, птицами. Я сравнила бы эту книжку с «Белкой» Анатолия Кима, где звучала восходящая к гоголевской традиции тема оборотничества. Некоторые герои «Зверослова» в невыносимые минуты прибегают к спасительному перевоплощению: девушка-мотылек (рассказ «Бабочка») улетает прочь, когда окончательно понимает, что любовь ее — безответна. Но если генеральная идея Кима в том, что мера человеческого в человеке — творчество, то у Тани Малярчук все сюжеты выстроены вокруг темы одиночества. Одинокая, немолодая учительница (рассказ «Ворон» [41] ) встречает юного танцора, своим пышным одеянием-оперением напоминающего ей ворона. Их разделяет огромная разница в возрасте, различие мировоззрений. Но постепенно учительница начинает нуждаться в своем шумном соседе, «подымается душой» (выражение Алексея Ремизова) под его слегка ироничным, но заинтересованным взглядом. Ворон-Виктор тоже теперь не может и не хочет жить без неспешных разговоров с той, кого еще недавно назвал «скандальной бабой». Между ними начинаются отношения редкого типа, не то чтобы любовь, но и не просто дружба, а душевная связь и симпатия, способные расколоть ледяной панцирь одиночества. В рассказе «Медуза» [42] девушка Белла чувствует себя в своей тарелке лишь среди уличных котов и собак. Она доверяет врачихе районной поликлиники свои странные сны: ей снится незнакомый инструктор по плаванию, она влюбилась в него и не знает, что поделать со своим чувством. Странная любовь становится чуть менее мучительной, когда равнодушная врачиха превращается из бледно-зеленой саранчи в сочувствующую женщину, впускает в свою жизнь и Беллу и ее беду. Из последнего сна девушки:
«Зачем вы меня мучаете? — шепчет Белла.
— Потому что вы до сих пор не научились плавать, — отвечает инструктор.
— Я уже научилась. Я умею плавать.
Белла ложится спиной на воду, отталкивается и так, на спине, плывет на глубину. Видит сквозь поднявшиеся брызги его — удивленного и обескураженного. Плывет все быстрее, аж пока его фигура не исчезает в седьмых водах. <....> Она лежит на воде и колышется на морской поверхности. Без движения. Без боли. Без слез.
И миллионы медуз, больших и маленьких, розовых и фиолетовых, так же колышутся рядом. Без движения. Без боли. Без слез».
Эти и другие — тонкие и очень искренние — рассказы молодой украинской писательницы (Тане нет еще и тридцати) близки размышлениям Алексея Ремизова, который писал: «...Не раз повторял я, никак не способный обжиться в жестком ледяном круге людства: что надо человеку от человека? — так мало: каплю сердечности — и лед растает».
П о е т и П р а з ь к о ї ш к о л и. Антологiя (Поэты Пражской школы. Антология). Київ, «Смолоскип», 2009, 916 стр.
Это не «новая украинская проза», а практически не известная в России (да и в Украине не так давно узнанная) поэзия украинской эмиграции 20 — 30-х годов.
Поэзией «трагического оптимизма» называют стихи поэтов украинской эмиграции, оказавшихся между двумя мировыми войнами в Праге и составивших «Пражскую школу»: это Евген Маланюк, Олег Ольжич, Олена Телига, Наталя Левицка-Холодна, Юрий Лыпа и другие. «Пражский круг поэтов, — пишет в предисловии Ростислав Семкив, — в основу своих воззрений ставил сухую и придирчивую археологию: национально-освободительная борьба в очередной раз проиграна (после краха Украинской Народной Республики. — Е. М. ), надежды рассеиваются — выбор невелик: заглохнуть, замолчать, втихаря страдать от национальной травмы или же спокойно и твердо взяться за малые дела, а именно — писать, потому что если собственная держава не может состояться как политическая реальность, то ее стоит спроектировать хотя бы виртуально — как миф, как мечту, способную вдохновить последователей». Много горечи в стихах одного из наиболее ярких представителей «Пражской школы» Евгена Маланюка. Шокирующе жестки некоторые его строчки, посвященные Украине:
«Не поруганной Катериной, О которой скорбел Тарас, Ты — монгольской сальной периной, Потаскуха племен и рас!» [43]
Но это боль тоскующего сердца, потому что рядом и такие слова:
«Прости, прости за богохульнi вiршi Прости твердi зневажливi слова! Гiркий наш вiк, а ми ще може, гiршi, Гiркi й пiснi глуха душа спiва»
(«Прости, прости за богохульные стихи, прости за жесткие и бранные слова! Наш век горек, но мы, возможно, еще горше сами, и песни горькие поет глухая душа».)
Прага приютила украинских поэтов, дала возможность немного смягчить боль изгнанничества. Благодаря провидению и доброй воле чехословацкого правительства здесь оказался едва ли не весь цвет украинской творческой интеллигенции, бежавшей от большевистского террора. В 1921-м в Праге был открыт Украинский свободный университет. Чуть позже — Высший педагогический институт имени М. Драгоманова, другие учебные заведения. Действовал Украинский общественный комитет, выходили журналы, существовало несколько украинских издательств.
В преддверии Второй мировой войны поэты «Пражской школы» вынуждены были покинуть Чехословакию. Кто-то рискнул вернуться в Украину: Юрий Лыпа был расстрелян НКВД, Олена Телига — нацистами в Бабьем Яру. В немецком лагере Заксенхаузен погиб Олег Ольжич. Евген Маланюк умер в Нью-Йорке. Почти до наших времен дожила поэтесса, в которую он одно время был безнадежно влюблен: в 2005 году не стало Натали Левицкой-Холодной (умерла в Канаде). Вот одно из ее стихотворений:
Дождик к восьми обещался, а выпал к десяти. Над хатою мелко и часто начал идти. А она ждала за стенами и считала каплю за каплей. А сосны так горько стонали, что она заплакала [44] .
Р у х о п о р у в У к р а ї н i 1960 — 1990. Енциклопедичний довiдник (Движение сопротивления в Украине 1960 — 1990. Энциклопедический справочник). Под редакцией Осипа Зинкевича. Київ, «Смолоскип», 2010, 804 стр.
Энциклопедия инакомыслия в Украинской ССР, справочный материал к истории несогласия — культурного, политического, национального, религиозного. В Украине сопротивление тоталитарной власти сопровождалось движением за независимость. Украинские шестидесятники (Иван Дзюба, Лина Костенко, Игорь Калинец) выступали за возрождение украинской культуры, против русификации. Альтернативой официозу и средоточием новых, молодых сил были Клуб творческой молодежи в Киеве (организован в 1960-м) и «Пролисок» («Подснежник») во Львове (1962). Волны арестов 1965-го, а потом 1972-го годов не остановили Движение сопротивления. Появился самиздат («самвыдав»): «Горе от ума» Вячеслава Черновола, «Интернационализм или русификация?» Ивана Дзюбы, «Український вiсник», «Хроника текущих событий», передаваемая в Украину из России. Людей, чьи фото и любительские снимки смотрят со страниц «Руха опору», арестовывали, сажали в лагеря и тюрьмы, подвергали действию карательной психиатрии, жизнь многих из них была искалечена, далеко не все дожили до крушения тоталитарной системы. В книге собраны имена и судьбы Василя Стуса, Леонида Плюща, Михайлины Коцюбинской, Петра Григоренко, Анатолия Перепади и множества других (каждому посвящена отдельная статья, снабженная библиографическим аппаратом). В «Справочнике» помещены также очерки о правозащитных организациях и подпольных изданиях, о тюрьмах и местах высылки, где оказывались неблагонадежные поэты, писатели, ученые, обыкновенные люди, отважившиеся иметь политические взгляды в советской Украине. Рядом с украинскими именами — имена русских правозащитников: специальные статьи посвящены Андрею Сахарову, Елене Боннэр, Людмиле Алексеевой, Ларисе Богораз и многим другим. Лариса Богораз хорошо знала украинский язык, дружила и переписывалась с Иваном Свитличным (знаменитый украинский филолог, поэт, переводчик, советский политзаключенный), переводила документы украинского «самвыдава» на русский, участвовала в распространении «Українського вiсника». Листая «Рух опору», прочла я и статью о композиторе Владимире Ивасюке, о котором в автобиографической книжке вспоминала Мария Матиос. Оказывается, незадолго до своей гибели он отказался участвовать в создании оратории, посвященной 40-летию «воссоединения Украины» (то есть очередной годовщине ввода советских войск на территорию Западной Украины), после чего и был взят под особый контроль КГБ.
