Призрак Проститутки - Норман Мейлер

— Из «А» и «У»? Из Ассигнования и Учета?

— Вообще-то «А» означает Анализ.

— Вы, ребята, ничуть не меньше работаете с азбукой, чем мы.

— Ровно столько, сколько требуется, чтобы почта доходила куда надо, — сказал Харви.

Мы прошли по коридору с несколькими выделенными с каждой стороны кабинетиками, по большей части пустыми в этот час, затем шеф открыл дверь в большое помещение без окон с флюоресцентными трубками, проложенными по потолку. На секунду мне показалось, что я вновь очутился в Змеиной яме. В помещении стояли бесконечные ряды рабочих столов, на которых щелкали, включаясь и снова выключаясь, записывающие устройства. А на возвышении стояла консоль величиной с орган и мигала огоньками. С полдюжины техников сидели перед ней и изучали конфигурации сигналов, а другие техники развозили на тележках для покупок пленки и бобины для машин. Звуки, исходящие из 150 магнитофонов «Ампекс», прокручивающих ленту вперед или назад, — столько записывающих устройств обеспечил мистер Харви — электронные гудочки, сигнализирующие начало или окончание телефонных разговоров, — вся эта какофония будоражила и возбуждала меня не меньше, чем ультраавангардная электронная музыка, которую я слушал в Йельском университете.

Наверняка ведь какой-то телефонный диалог между восточногерманской полицией, и (или) КГБ, и (или) советскими военными записывался в этот момент на том или другом «Ампексе». Их урчание и жужжание, ускорение и замедление их хода отражали абстрактно-групповое мышление противника, и я подумал, что духовная жизнь при коммунизме, должно быть, похожа на эту страшную комнату, на это безоконное свидетельство «холодной войны».

— Это лишь малая часть операции, — тихо произнес Харви. — Сейчас тут спокойно.

Он подвел нас к огромной задвижной двери, отодвинул ее, и мы спустились по покатому настилу в помещение, плохо освещенное горевшими через большие промежутки лампочками, где было еще труднее дышать. Я уловил слабый запах гниющей земли. Этот наклонный настил, минимальный свет, земляные стены с обеих сторон создавали впечатление, будто мы спустились в недра древней гробницы.

— Вот ведь чертова штука, — заметил генерал. — Приходится все время следить за мешками с песком, которыми укреплены стены. Есть мешки, которые хорошо пахнут, а другие — нос зажимай.

— У нас были с этим неприятности, — сказал Харви. — Прорыв пятьдесят футов туннеля, мы наткнулись на землю, которая страшно воняла. Мы до смерти напугались. К югу от проектируемого туннеля находилось кладбище, и нам следовало, безусловно, обойти его, а то Советы, если бы все вдруг обнаружилось, подняли бы такой пропагандистский вой про то, что американцы оскверняют немецкие могилы. Так что пришлось нам сдвинуться к северу, хотя почва на кладбище была более подходящей.

— И тем не менее был запах, от которого вам пришлось избавляться, — сказал генерал.

— Ничего подобного.

Не знаю, из-за моего ли присутствия, но Харви не собирался говорить: «Нет, сэр», хотя генерал и был выше его по званию.

— От чего же вам, в таком случае, пришлось избавляться? — не унимался генерал.

— Запах мы бы выдержали, но надо было определить его источник.

— Совершенно верно. И вы, ребята, работающие в разведке, знаете, как добраться до происхождения того или иного запаха.

— Можете не сомневаться, генерал. Мы его обнаружили. Типичная инженерная промашка. Мы обнаружили, что влезли в дренаж отстойника, устроенного для нашего собственного персонала на этом складе.

— Cʼest la vie[25], — сказал генерал.

Мы стояли на краю цилиндрической ямы футов двадцати в ширину, на редкость глубокой. Глубину ее я бы не мог определить. Глядя вниз, казалось, что ты стоишь на высоте десяти футов на доске для прыжков в воду, а потом начинало казаться, что чернота под тобой куда глубже. Я почувствовал, что эта глубина гипнотизирует меня, засасывает, притягивает как магнитом — не мог я не спуститься по лесенке, ведущей на дно.

Она уходила в глубину на восемнадцать футов. Там мы сменили наши ботинки на сапоги с толстыми подошвами и выложили из карманов всю мелочь. Прижав к губам пальцы, словно боясь втянуть в себя эхо наших шагов, Харви повел нас по мосткам. Гипноз, ощущение магнита, затягивающего тебя, продолжался, туннель, освещенный через каждые десять-двенадцать футов лампочкой, уходил перед нами в бесконечность. Мне казалось, что я нахожусь среди зеркал, бессчетно отражающих одно и то же. Шести с половиной футов в высоту, шести с половиной футов в ширину, этот идеальный цилиндр в полторы тысячи футов длиной вел нас вниз между низких стен из мешков с песком. Усилители, установленные на мешках через определенные интервалы, были подключены к кабелям в свинцовой оболочке, проложенным по всей длине туннеля.

— По ним живительная влага из крана стекает в ведра, — шепотом пояснил Харви.

— А где кран? — также шепотом спросил генерал.

— Аттракцион впереди, — по-прежнему тихо произнес Харви.

Мы продолжали идти, осторожно нащупывая настил под ногами. «Не споткнитесь», — предупредили нас. По пути нам попались трое ремонтных рабочих — каждый занимался своим делом. Мы вступили на территорию КАТЕТЕРА. «Это храм», — сказал я себе и мгновенно почувствовал, как сзади по шее пробежал холодок. В КАТЕТЕРЕ царила тишина, словно ты вступил в длинный проход, ведущий к уху Бога. «Змеиный храм», — сказал я себе.

Мы прошли немногим больше четверти мили, а у меня было такое чувство, будто мы шли по туннелю по крайней мере полчаса, прежде чем подойти к вделанной в цемент стальной двери. Сопровождавший нас техник достал ключ, повернул его в замке, а на другом замке набрал четыре цифры. Дверь открылась. Мы находились в конце туннеля. Над нами уходила в тьму вертикальная шахта.

— Видите эту плиту над головой? — шепотом спросил Харви. — Вот тут произведено подключение к кабелям. Деликатное было дельце. Наши источники сообщили, что звуковые инженеры КГБ в Карлхорсте вогнали азот в кабели, чтобы предохранить их от влаги, и подсоединили к ним приборы, которые показывают малейшее падение давления в азоте. Так что год назад, — продолжал Харви, — как раз тут, над нами, вы могли бы наблюдать работу, сопоставимую по деликатности и напряжению с работой знаменитого хирурга, производящего впервые операцию, которую до него никто не делал.

Стоя рядом с ним, я пытался представить себе волнение, какое испытывали техники, подсоединяя к проводу «жучок».

— В этот момент, — продолжал Харви, — если бы фрицы стали проверять линию, стрелка на их приборах подскочила бы как от нервной спазмы. Так что получилось бы дерьмо. Но мы сдюжили. Сейчас, генерал, мы подключены к ста семидесяти двум сетям. В каждой сети восемнадцать каналов. Это значит, что мы одновременно можем записать свыше двух с половиной тысяч военных и полицейских переговоров и телеграмм. Это можно назвать стопроцентным охватом.

— Вы, ребята, получаете за это хорошие отметки дома, — сказал генерал.

— Что ж, я рад слышать, что наши оценки растут.

— Объединенные начальники штабов услышат от меня только хорошее.

— Я помню времена, когда в Пентагоне утверждали: «ЦРУ подкупает шпионов, чтобы они врали нам», — заметил Харви.

— Нет, сэр, такого больше не говорят, — сказал генерал Пэккер, но Харви, когда мы шли назад по туннелю, подмигнул мне.

На обратном пути Харви сидел с генералом Пэккером на заднем сиденье, и оба вовсю прикладывались к кувшину с мартини. Через некоторое время генерал спросил:

— Что вы делаете с получаемой информацией?

— Основную массу переправляем в Вашингтон.

— Это я уже знаю. Меня водили по Трикотажной фабрике.

— Вас водили туда?

— В комнату Т-32.

— Они не имели права открывать ее для вас, — сказал Харви.

— А все-таки открыли. Дали мне допуск.

— Генерал Пэккер, не обижайтесь, но я помню время, когда допуск к самым секретным материалам был дан Дональду Маклину из министерства иностранных дел Великобритании. А в сорок седьмом он даже получил пропуск без сопровождения в Комиссию по атомной энергетике. Эдгар Гувер не имел такого пропуска в сорок седьмом. Надо ли напоминать вам, что Маклин входил в команду Филби и, судя по достоверным слухам, поселился сейчас в Москве. Я сказал это безо всякого намерения вас обидеть.

— Ничего не могу поделать, если вам это не по душе, но начальники штабов хотели кое-что узнать.

— Например?

— Например, какое количество информации остается здесь для анализа на месте, а какое пересылается в Вашингтон. Вы в состоянии предупредить нас за двадцать четыре часа, если Советская Армия вознамерится устроить бросок на Берлин?

Я услышал, как звуконепроницаемая перегородка в «мерседесе» поползла за моей спиной вверх. Теперь я не слышал ни слова. И обернуться не смел. Я нагнулся к шоферу, чтобы прикурить, и сумел бросить взгляд на заднее сиденье. Похоже, оба пассажира были в превеселом настроении.