Солдаты, которых предали - Гельмут Вельц

Но командиры подразделений впереди, у Царицы, узнают об этом только от хороших друзей, а потому продолжают стоять на своем рубеже, обороняться и сражаться.

И только один из потерявших голову генералов находит наконец в себе мужество действовать. Это генерал Даниэльс. Он хочет капитулировать. Он составляет письменный документ, который должен быть передан противнику. Он хочет сдаться вместе с остатками своих солдат и предлагает, чтобы до окончательной ликвидации котла они оставались в дающих тепло и защиту подвалах, около полевых кухонь, гарантирующих хоть самую малость жизни. А в заключение патетическая фраза: для себя лично он ничего не желает! Какое «величие души»! Документ готов.

Но кто доставит его русским? Ведь капитуляция запрещена. Разумеется, командующий армией не должен знать о ней. Ведь он лично вместе со своим штабом окажется в дурацком положении, если его расколошмаченная армия сложит оружие! Потому никаких колебаний: ведь решается вопрос о жизни и смерти! Но кто возьмется пойти туда, к русским? Сам Даниэльс? О нет, это невозможно! Чтобы германский генерал, собственной персоной?! Полковник Штайдле болен. А он был бы следующим по рангу как командир полка дивизии Даниэльса. Наконец один майор соглашается идти к русским, с ним еще один молодой офицер и переводчик-«зондерфюрер». Но с ними должен отправиться и офицер постарше чином. В коридоре подвала Даниэльс натыкается на командира полка Бойе.

– Бойе, вы за прекращение борьбы?

– Да.

– Тогда сейчас же отправляйтесь к русским!

Бойе соглашается. Он действительно за прекращение этого бессмысленного самоудушения и, будучи человеком последовательным, считает для себя недопустимым уклониться от выполнения этой задачи.

На автомашине с укрепленной на палке белой простыней они выезжают к Царице. Бесконечно долго ждут на одном КП, пока на этом участке фронта не прекратится огонь. Ведь командование армии дало приказ стрелять по парламентерам. И это приказывает командование той самой армии, которая до сих пор подчинялась любому приказу свыше и в штабе которой осталось совсем немного офицеров! Даже сам начштаба несколько дней тому назад сказал командующему, что он, начштаба, был бы гораздо полезнее армии, находясь вне котла, а потому должен был бы улететь при первой возможности.

Наконец на фронте устанавливается затишье. Четверо немецких офицеров вылезают из машины и спускаются вниз по крутому склону. Полковник держит в руках белый флаг. Он, командир когда-то одного из самых славных полков германской армии – «Дейч-майстеров», желает сдаться на милость победителя.

Прошло уже много часов, давно спустились сумерки. Наконец парламентеры возвращаются. С ними – два русских офицера. Все шестеро ранены. Огнем немецких пулеметов! Немцы стреляли, несмотря на белый флаг, несмотря на сигналы, несмотря на крики немецких офицеров-парламентеров: «Прекратите огонь! " Но все было напрасно, потому что тем временем произошел перелом: командование армии каким-то образом узнало о намерении капитулировать. Результат: любые самовольные переговоры с русскими запрещаются! В голосе начальника штаба армии звучала явная угроза. Даниэльс испугался собственного куража.

– Паулюс постарается меня арестовать и поставить к стенке. Сейчас он уже, наверное, радирует в ставку фюрера. Гитлер подвергнет репрессиям мою семью. Мою несчастную жену и детей! А ведь младшего я даже еще и не видел! – причитает он со слезами на глазах, совершенно потеряв самообладание. – Что мне теперь делать?

Русским офицерам сообщают, что ввиду изменений в командных сферах необходимо поставить в известность нескольких высших офицеров, чтобы не подвергнуть опасности все дело. Прежде чем Даниэльс укладывается спать, он просит Бойе выставить охрану на ночь. Он боится, как бы его не арестовал штаб армии.

На другой день русские не атакуют, а Даниэльс не арестован, совещания продолжаются. Прибывают фронтовые командиры, спрашивают указаний. Снова связываются по телефону со штабом армии. Из уст в уста передают, что начальник штаба будто бы сказал: ввиду того что многие офицеры, как приказано, покончили самоубийством, а другие рассматривают его как последнее средство, о капитуляции не может быть и речи, для нее нет никакой возможности, ибо необходимо сражаться до последнего патрона. Так, значит, в этом дьявольском котле нашлось место и фарсу с жалкими и лишенными всякого смысла фразами!

Около полудня в здании вдруг внезапно появляется напоминающий привидение командующий армией. Он ищет генералов. Переговоры о капитуляции недопустимы – такова тема его выступления. Но выхода он не указывает и армией командовать тоже не хочет. К тому же командование – это только иллюзия. Кольцо все сужается и сужается. Десятки тысяч раненых лежат без всякого ухода в развалинах, подвалах, землянках или гибнут от беспощадного мороза. Но командование армии не проявляет к ним никакого сострадания, не ужасается этому кошмару, окружающему его, и посреди апокалипсической вакханалии уничтожения остается холодным, бессердечным и неумолимым.

После всего рассказанного Виллигом я начинаю весьма опасаться, что справа от нас назревает кризис. Почти каждодневные перемены в командовании – то командует Шлемер, то Даниэльс, то один ранен, а другой не в настроении – увеличивают возможность всяких неожиданностей, которые могут надвинуться на нас с правого фланга. На обратном пути ориентируюсь в обстановке у командира зенитной батареи и приказываю ему особенно внимательно следить за нашим правым флангом.

28 января для «разнообразия» снова танковая тревога. Выскакиваю с Тони на большую улицу. От русла Царицы один за другим взбираются вверх два Т-34 метрах в двухстах от многоэтажного здания. Если они будут двигаться тем же курсом, они неминуемо выйдут прямо на нашу гаубицу. Своими четырьмя снарядами она могла бы поразить оба. Спешу вправо. Гаубица еще стоит там, но одинокая, брошенная, канониров нет. Зову. Тони забегает в близлежащий блиндаж. Их не найти. Вот так сюрприз! Наверняка перебежали к русским. Перед нами уже грохочет. Первый танк уже в каких-нибудь метрах тридцати, второй не отстает от него. Оба ведут огонь с ходу. Я вижу, как падают двое солдат, выбежавших из дома напротив. Танки в быстром темпе без единого выстрела с нашей стороны (откуда им взяться, если даже зениток здесь нет?) приближаются к улице. Мгновенная остановка, поворот – и вот танк устремляется в направлении железнодорожной насыпи, к путепроводу. Теперь очередь второго. Он явно заметил нас, потому что выпускает по нас несколько пулеметных очередей. Мы не можем связываться с ним и должны скрыться. На худой конец нам останется только одно средство обороны: белый платок и еще уцелевшие руки, поднятые вверх в знак сдачи в плен. Не правильнее ли поступили перебежавшие канониры?