Чужой из психушки (фрагмент) - Владимир Круковер

В жизни мне везло на необычные происшествия. Как-то включил телевизор, а оттуда: "Выключи сию же минуту!" Я выключил, оглянулся смущенно, вновь включил. "Выключи, кому сказал" Чуть не выключил вновь, забавно совпало.

А как-то увидел низко летящего лебедя. Он летел над высоковольтными проводами, и я подумал — не задел бы. И тут лебедь задел за провод и грузно упал недалеко от меня. Я хотел подбежать, потом чего-то испугался, повернулся и быстро ушел. До сих пор щемит сердце при этом воспоминание.

Помню еще, ехал в автобусе и водитель объявил: "Поднимитесь с подножки". А маленькая девочка на переднем сидении подняла ножки и сказала маме: "Подними ножки, просят же".

Чудны господние дела! Как-то бухой в мат выпал из поезда, скатился по заснеженному откосу. Весь в синяках, а бутылка, что за пазухой грелась, цела. Глотнул из горла и поплелся на станцию. Если бы не водка — не дошел бы, холодно, я в одном пиджаке, а топать два километра.

В зоне проснулся от того, что капало теплое на голову. Посмотрел, у парня на верхней шконке горло от уха до уха вскрыто. Перелег головой наоборот, чтоб на голову не капало, заснул снова. Зона…

Впрочем, все мы в зоне, только режим у нас разный. Оборотни пристроились около государственной кормушки, живут добротно, но спят плохо у кормушки полно других желающих, того и гляди отпихнут. Не до сна. Другие на помойках кучкуются, жратва и теплый подвал — все что нужно для жизни. Третьи — охранники. На государственном обеспечении, под защитой закона. Ну и хозяин, естественно, некто, вроде полковника Васильева. Целая свора с ним вместе: оперативники, замполиты, начальники отрядов, снабженцы. Ну а есть еще некие, вроде нейтральные. Ни нашим, ни вашим. Тем всего трудней. Их хата только на словах с краю, а на деле то те, то другие норовят их хату налогом обложить или каким еще побором.

Джентльмен это тот, кто напросившись к одинокой женщине на чай, попьет чай и прощается, считают в Британии. Джентльмен это тот, кто забрав у человека все имущество, оставляет ему жизнь, считают в России. Так что в охранниках у нас сплошные джентльмены.

А день начался вроде весело. Что ж это такие мысли в голову лезут. Уж не Сатана ли сапожный их навеял?

Я активировал свой телепатический орган и попытался найти Ыдыку Бе. Но что-то разладилось после путешествия в прошлое, к забавным богатырям. Я увидел какого-то мрачного редактора неопределенного пола, черкающего мою рукопись[41]. Это видение явно было из будущего. Редактор пробегал текст, изредка ставя пометки, а потом уселся за разгромную рецензию. Я попытался заглянуть ему в сознание, но там было мутно, ясно виделись только орфографический словарь и гонорарная ведомость. В текст рукописи он не вникал, а скользил по нему, будто бегал на коньках "снегурочках" по тонкому льду.

Что же это за рукопись? — подумал я. — Не сочинения ли? Нет, за них я уже получил аванс, теперь их в любом случае добьют до выпуска.

Неожиданно мне удалось прочитать название рукописи, сам не понимаю как — но удалось. Рукопись носила название: "Извращение желаний", в подзаголовке уточнялось: "Разтроенный Ыдыка Бе в России".

Я вновь заглянул в сознание редактора. Теперь к словарю и ведомости прибавилась чашка кофе. "Так свари и выпей", — подумал я в муть его головы. "Рад бы, да нету дома кофе", — с неожиданной четкостью пришла ответная мысль. "Купи!" — разозлился я. "Денег нет, — пришла ответная мысль, вот сдам рецензию на эту муру, получу бабки, тогда, конечно, куплю". "Сам ты мура! обиделся я. — Все тут правда, конкретные события описаны". "Что-то у меня мозга за мозгу заходит, — возникла отвлеченная мысль моего абонента, — надо завязывать у фантастов работу брать, перехожу в отдел прикладной литературы".

Связь прервалась. Как же так, подумал я для себя лично, когда же я успел написать об этой чертовщине? Вот бы в конец заглянуть…

— Успеешь, — раздался в голове сварливый голос, походивший на сопрано Пугачевой, — вечно вы, люди, куда-то спешите. Даже на собственные похороны.

— Елена Ароновна? — обрадовался я.

— Я, я, — ответила ведьма, — сиди дома, никуда не уходи. Скоро мы все у тебя будем.

Я выглянул в окно. Вдоль двора к моему подъезду тянулась длиннущая кишка из плеч и голов разных существ. Люди и нелюди двигались так, как обычно переступают в очереди к Владимиру Ильичу, — внешне печально, строго в затылок друг другу.

44. История господина Брикмана (Калининград, ИТУ-9 — СЭЗ "Янтарь")

Простите за откровенное выражение моего мнения и примите коммунистический привет от надеющегося, что Вас проучат тюрьмой за бездействие власти, и от глубоко возмущенного Вами

Ленина.

(12.Х.1918. Полн. собр. соч. т. 50, стр. 191–192. Из письма в Президиум Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов)

Жизнь на зоне всегда насыщенна событиями. Зэки постоянно создают друг другу крупные и мелкие неприятности, насыщая эту жизнь коммунальными "разборками", а начальство добавляет жару в костер страстей. Профессор абстрагировался от этой мелочной возни, удачно прикрывая неординарность своего поведения частичной ненормальностью. Но администрация не могла себе позволить допустить отстраненности какого-то осужденного от склок дружного семейства ИТУ-9, а в сумасшествие Бармалеенко не верила. Поэтому, пока ум профессора витал в эмпириях, шкодливое подсознание Гоши активно участвовало в жизни зоны, навлекая на профессора изменение режима на "строгий усиленный". Зловещая тень БУРа уже почти покрыла недальновидный спинной мозг вместе с витающим в облаках, головным, когда педантичный майор Момот попытался вмешаться в стройное течение событий.

Майора долго мучила незавершенность его беседы с профессором. Он ведь так и не получил ответа на свой вопрос (по крайней мере, ему так казалось). Вызвав осужденного Бармалеенко вторично, майор настроился на спокойную беседу, но на всякий случай позвонил в дежурку и попросил прислать охрану.

Войдя в кабинет начальника санчасти, профессор обнаружил Толю-Жопу, равнодушно стоящего у окна и чистенького Момота, сосредоточено отлавливающего незримую грязь на колпачке авторучки. После того, как майор закончил многосложную операцию с марлевыми тампонами и спиртом и удовлетворенно положил стерилизованную авторучку на стол, профессору была заново рассказана предыстория его болезни, с небольшими научными комментариями по поводу открытия палочки Коха. После этого монолога добросовестный Момот задал основной вопрос:

— Вам все понятно, гражданин осужденный?

В кабинете наступила напряженная тишина. Даже прапорщик Ковшов прервал на миг перманентную зевоту и вперил оловянные глаза в гражданина Бармалеенко.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});