Просто волшебство - Мэри Бэлоу

Питер без одежды оказался вовсе не крупным – он был стройным и красивым. Но на его плечах, груди и руках при этом бугрились стальные мускулы. Сюзанна, вновь прижав ладони к груди Питера, стала покрывать ее поцелуями.

Его тело было теплее, чем ее руки и губы. От Питера исходил волнующий аромат его обычного одеколона.

Сюзанна почувствовала, как внизу живота у нее пульсирует желание, как напряглось ее тело, как становятся твердыми грудь и соски. По ее телу пробежала дрожь.

Питер, улыбнувшись, поцеловал ее волосы.

– Остальное я сам, – сказал он. – Ты вся продрогла.

Он повернулся к кровати и откинул одеяло. Сюзанна легла, чувствуя на себе его изучающий взгляд.

Разве можно под таким страстным взглядом испытывать смущение? Однако именно оно не позволило Сюзанне снять с него бриджи. Как глупо! Она улыбнулась. Укрыв ее до подбородка тяжелым одеялом, Питер снял с себя сапоги, чулки и все остальное. Он не таился – раздеваясь, он стоял к Сюзанне лицом и следил за выражением ее лица. А она не отрываясь смотрела на него. Наконец она увидела, что Питер готов для любви.

– Под одеялом тепло? – улыбнулся он.

– Будет тепло, – ответила Сюзанна.

– Уж это бесспорно, – согласился он и, нырнув под одеяло, устроился рядом с ней. – Причем очень скоро.

Каково это, интересно, вдруг подумалось Сюзанне, быть его женой, каждую ночь спать с ним в одной постели и любить друг друга…

Впрочем, какая разница?.. Сегодняшний день в ее распоряжении.

Питер, приподнявшись на локте, с улыбкой посмотрел Сюзанне в глаза. Их лица были совсем близко.

– Сейчас мне бы не помешала выносливость Геркулеса, – проговорил он, – чтобы хоть на час отдалить неизбежную кульминацию. Однако вряд ли это возможно. Ты простишь меня?

– Да, – улыбнулась Сюзанна. – Я хочу скорее почувствовать тебя внутри своего тела. – От собственной дерзости ее лицо запылало.

И все же она испытала потрясение – приятное потрясение, – когда он лег на нее и, подложив ей руки под бедра и раздвинув ноги, одним мягким, но верным и решительным движением вошел в нее. Это оттого все получилось так гладко – и безболезненно – сообразила Сюзанна, что она была готова принять его в себя.

Сделав глубокий вдох, она медленно выдохнула и уперлась ногами в спинку кровати, чтобы он смог глубже проникнуть в нее. Он тоже был готов в нее войти, но только – пожалуйста, пожалуйста! – не надо спешить, пусть это продлится подольше.

Ее мышцы сжались вокруг его длинной и твердой плоти. Сюзанна ощутила блаженство.

Питер выпростал руки и, приподнявшись на локтях, посмотрел на Сюзанну сверху вниз.

– Мое место здесь и с тобой – и нигде больше, – сказал он и поцеловал ее. – Давай любить друг друга.

Именно этим они и занялись. Питер положил голову на подушку рядом с Сюзанной и, прижавшись к ней всем телом, начал движения в неспешном, но размеренном ритме любви. На сей раз, уже имея некоторое представление о том, что происходит между мужчиной и женщиной, Сюзанна поняла, что тоже может проявлять активность, и стала двигаться в том же ритме, вращая бедрами и сжимая мышцы.

Все это длилось восхитительно долго, их тела покрылись испариной, стало трудно дышать, лоно Сюзанны исходило влагой.

Какое блаженство, думала Сюзанна, можно лишиться чувств… Но вот к удовольствию стало примешиваться что-то новое. Сначала стало почти больно – сладостно больно. Это ощущение растеклось вниз по ногам, поднялось вверх по животу к груди, приблизилось к горлу и подступило к глазам.

И вот странная боль стала невыносимой, однако не ранила, но…

Но для описания этого нет подходящих слов.

Сюзанна, словно со стороны, услышала собственный стон.

После этого Питер ускорил ритм своих движений – они стали более резкими. Он крепко, так что Сюзанна не могла шевельнуться, сжал ее ягодицы. Она из последних сил, напрягая все свои мускулы, подалась к нему всем телом.

И вот где-то в глубине ее тела раскрылся прекрасный бутон, и напряжение, достигшее высшей точки, стало отступать волнами, пока не исчезло. У Сюзанны вырвался тихий возглас удивления.

Трепеща всем телом, она теперь полностью растворилась в блаженном удовлетворении. Конечно же, ни одно из этих слов не возникло в ее сознании, поскольку ни о чем подобном она не имела представления.

Сюзанна поняла, что Питер остановился, хотя его плоть, все еще твердая и крепкая, находилась в ней, тело его тоже еще оставалось напряженным. Он остановился, давая ей в полной мере насладиться собственными ощущениями.

В сладостном изнеможении Сюзанна поцеловала его в щеку, обвив руками и ногами.

Питер быстро и жадно получил свое, в то время как Сюзанна в сладкой истоме с удивлением для себя открыла, что насыщение не исключает дальнейшее удовольствие. Вновь ощутив теплую волну освобождения, Сюзанна положила руку на влажные волосы Питера.

– Сюзанна, – пробормотал ей на ухо он.

– Питер…

Они уснули, так и не оторвавшись друг от друга.

Питер проснулся, встревоженный какой-то мыслью. Сюзанна спала в его объятиях, устроив голову у него на плече.

Питер понял, что разбудила его даже не мысль, а скорее воспоминание.

Он вдруг вспомнил, как однажды в детстве они с Тео сидели в кабинете Уильяма Осборна в Финчеме, упражняясь в каллиграфии, когда в комнату внезапно без стука ворвалась мать и, застыв при виде его в удивлении, тут же вскинулась на Питера за то, что нашла его здесь, а не в комнате Тео.

Питер тогда решил, что она явилась за ним.

Но теперь, по прошествии стольких лет, он почему-то усомнился в этом. Ведь, отыскав сына, обеспокоенная его отсутствием мать должна была почувствовать облегчение или в крайнем случае недовольство. Но только не удивление. Кроме того, она вошла не постучав. Почему? Пусть то был кабинет простого секретаря, но все же джентльмена. И при этом в чужом доме.

Но больше всего его беспокоил вопрос: почему, черт побери, он вдруг сейчас вспомнил все эти мелочи? Почему вся эта чепуха лишила его сна? Не потому ли, что последнее время имя Осборна не выходит у него из головы?

Проклятие!

Не мать же это, в самом деле…

Этого не может быть!

Помилуй Бог! Ведь Осборн, хоть и джентльмен, служил у Маркема простым секретарем, и мать с ее снобистскими убеждениями никогда бы не могла…

Впрочем, могла.

Осборн был чертовски хорош собой. Тогда, в детстве, Питер не понимал этого, но теперь, оглядываясь назад, мог сказать, что мужчина был не хуже, чем он сам.

Мать страдала от одиночества. Это бесспорно. Она сама призналась ему в этом позже. Это было через шесть лет после смерти Осборна и пять лет назад.

Осборн тоже был одинок.