Вечность - Мэгги Стивотер

этого

«ты — лучший из нас, Сэм»,

не хотел.

55

ГРЕЙС

Первая моя мысль была о том, что Сэму нужно поговорить с Беком и разобраться в своих противоречивых эмоциях, вторая — о том, что Коулу нужно поговорить с Беком о различных научных концепциях, которые он испытал на себе, а третья — о том, что я, видимо, единственная из всех помню, зачем нам понадобилось поговорить с Джеффри Беком.

— Бек, — начала я, чувствуя себя несколько странно, что приходится обращаться к нему, но, поскольку парни оба как воды в рот набрали, ничего другого не оставалось. — Простите, что приходится задавать вам вопросы, когда вы в таком состоянии.

Он явно страдал; Коул вернул ему человеческий облик, но лишь едва-едва. И его энергетика, и запах — все было волчье; если бы мне пришлось представлять его себе с закрытыми глазами, при помощи одних моих скрытых способностей, сомневаюсь, что я нарисовала бы его себе в виде человека.

— Поторопитесь, — сказал Бек.

Он перевел взгляд на Коула, потом на Сэма, потом обратно на меня.

— Том Калперер добился разрешения на отстрел полков с вертолета. Через неделю.

Я подождала, пока до него дойдет смысл моих слов, чтобы понять, понадобятся ли дальнейшие объяснения.

— Черт, — негромко выругался Бек.

Я кивнула.

— Мы подумали, что можно переселить стаю в другое место. Только не знаем как.

— Мой дневник…

Бек вдруг схватился за плечо, потом отпустил его. Смотреть, как мучится другой человек, было тяжелее, чем страдать самой.

— Я его прочитал, — подал голос Коул и подошел поближе. Явный дискомфорт Бека, похоже, не производил на него такого воздействия, как на меня; наверное, он просто был более привычен видеть чужую боль. — Вы написали, что их вывела Ханна. Каким образом? Как она удерживала в голове место назначения?

Бек взглянул на Сэма, безмолвно стоявшего на ступеньках, потом ответил:

— Ханна была как Сэм. Она могла сохранять в памяти некоторые человеческие мысли, когда была волчицей. Лучше, чем все остальные. Не так хорошо, как Сэм, но лучше меня. Они с Дерриком были два сапога пара. Деррик умел хорошо передавать образы. Ханна с Полом собрали волков вместе, а Деррик — он оставался в человеческом обличье — удерживал в голове образ того места, куда мы направлялись, и передавал его ей. Она вела волков. А он — ее.

— Сэм тоже так может? — спросил Коул. Мне не хотелось даже смотреть на Сэма. Коул уже решил, что Сэму это под силу.

Бек нахмурился, глядя на меня.

— Если кто-нибудь из вас сможет передавать ему образы, оставаясь при этом человеком.

Я все-таки взглянула на Сэма, но на его лице не было написано ровным счетом ничего. Я не знала, стоит ли принимать во внимание те краткие, практически непроизвольные мгновения, когда он поделился со мной воспоминанием о золотом лесе или когда я пыталась передать ему образ нас с ним вдвоем, давным-давно, в клинике, перед тем как мы с Изабел влили ему зараженную менингитом кровь. Последний эпизод, во всяком случае, имел место в интимной обстановке. Я находилась совсем рядом с ним, а не пересылала образы из окна машины на полной скорости по пути прочь из леса. Снова потерять Сэма ради столь зыбкого плана… Эта мысль была невыносима. Мы так отчаянно боролись, чтобы он остался в своем теле. Он так не хотел терять самого себя.

— Мой черед, — произнес Бек. — Мой черед задавать вопросы. Но сначала одна просьба. Когда я снова превращусь в волка, выпустите меня обратно в лес. Какая бы судьба ни постигла волков, я хочу разделить ее с ними. Будут жить — значит, я тоже буду жить. Погибнут — значит, и я погибну. Понятно?

Я ожидала, что Сэм станет возражать, но он ничего не сказал. Ничего. Я не понимала, что мне делать. Подойти к нему? Лицо у него было отстраненное и пугающее.

— Договорились, — отозвался Коул.

Такой ответ не расстроил Бека.

— Первый вопрос. Расскажи мне о средстве исцеления. Ты спрашиваешь, сможет ли Сэм отвести стаю в другое место, но сейчас он человек. Значит, средство не подействовало?

— Подействовало, — ответил Коул. — Сейчас менингит сдерживает волка. Если я прав, он все равно будет время от времени превращаться в волка и обратно. Но в конце концов перестанет. Когда наступит равновесие.

— Второй вопрос — Бек поморщился от боли, потом его лицо разгладилось. — Почему Грейс теперь волчица?

Он перехватил мой пристальный взгляд и, скорчив гримасу, указал на свой нос. Почему-то мне приятно было думать о том, что, несмотря на все пережитое, он помнил мое имя и беспокоился о моей судьбе. Трудно было питать к нему неприязнь, даже из-за Сэма; глядя на него, невозможно было представить, что он способен был причинить Сэму зло. Если уж меня, знакомую с ним совсем мимолетно, раздирали такие противоречивые чувства, я не могла даже вообразить, каково должно быть Сэму.

— Нет времени объяснять, — ответил Коул. — Если в двух словах, ее в детстве укусили, а все семена рано или поздно проклевываются.

— Ладно, тогда третий вопрос, — сказал Бек. — Ты можешь ее вылечить?

— Это средство убило Джека, — впервые за все время подал голос Сэм.

Он, в отличие от меня, не присутствовал при этом и не видел, как Джек умирал от менингита, как синели у него пальцы, когда слабеющее сердце уже не могло перекачивать кровь.

— Его заразили менингитом в человеческом теле, — отмахнулся Коул. — У него не было шансов. А тебя — в волчьем.

Взгляд Сэма был прикован к Коулу.

— Откуда нам знать, что ты прав?

Коул театральным жестом указал на Бека.

— Потому что я пока еще ни разу не ошибся.

Но Коул все-таки ошибался. Просто каждый раз оказывался прав в конечном итоге. А это была немаловажная разница.

— Четвертый вопрос, — продолжал Бек. — Куда вы планируете их переселить?

— На полуостров к северу отсюда, — ответил Коул. — Он сейчас принадлежит одному полицейскому. Он узнал про волков и предложил помощь. По доброте душевной.

На лице Бека отразилась нерешительность.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Коул. — Я уже решил, что выкуплю у него эту землю. Доброта — дело хорошее, но купчая на мое имя — еще лучше.

Я изумленно посмотрела на Коула, и он ответил мне твердым взглядом. Ладно, потом поговорим на эту тему.

— Последний вопрос, — произнес Бек. Что-то в его тоне напомнило мне о том, как я в первый раз говорила с ним по телефону, когда была в заложницах у Джека. Тогда его голос был полон такого сочувствия, такой доброты, что они едва не сломили меня, хотя до того я держалась насмерть.

А его лицо лишь усиливало это впечатление: честная квадратная челюсть, улыбчивые морщинки в углах губ и глаз, озабоченные, серьезные брови. Он поскреб свои короткие рыжеватые волосы и взглянул на Сэма. Голос у него был совершенно несчастный.