Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков

недовольство вызвала развернутая в Центральном выставочном зале в Манеже выставка «30 лет Московского отделения Союза советских художников». В общей сложности в манежных залах были выставлены работы 60 деятелей студии «Новая реальность» — неформального творческого объединения художников-абстракционистов под руководством Э. М. Белютина. Кстати, студия эта существовала с пятидесятых годов до конца XX века. Получив «сигнал» от признанных мэтров «соцреализма», Никита Сергеевич решил лично посетить выставку работ столичных живописцев в Манеже 1 декабря. Четырнадцать человек во главе с руководителем студии получили приглашение присутствовать при этом явлении вождя народу. В ночь на 1 декабря студийную экспозицию предварительно осмотрели Дмитрий Поликарпов и Екатерина Фурцева.

Данное событие до сих пор считают одним из самых скандальных эпизодов политической карьеры Хрущева послесталинского периода. Никита Сергеевич, дополнительно подначиваемый Сусловым, обозвал художников неприличными словами и прямо заявил:

— Мой внук и то лучше нарисует.

И в числе прочих приложил Фурцеву, которая стояла рядом:

— Я недоволен работой Министерства культуры[686].

На встрече 17 декабря 1962 года в Кремле Хрущев обрушился на Эрнста Неизвестного:

— Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака, и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет. На эту часть тела смотрит изнутри, из стульчака. Вот что такое ваше искусство — ему не хватает доски от стульчака, с круглой прорезью, вот чего не хватает. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный, вы в стульчаке сидите![687]

Н. С. Хрущев на выставке художников в Манеже. 1 декабря 1962 г. [ЦГА Москвы]

Е. А. Фурцева, Н. С. Хрущев, Д. С. Полянский и другие деятели партии и правительства на выставке московских художников в Центральном выставочном зале. 1 декабря 1962 г. [РГАКФД]

Н. Молеву, судя по ее статье, написанной 30 декабря 1988 года, особенно обидело молчание президента Академии художеств Бориса Владимировича Иогансона, руководителя Союза художников СССР Сергея Васильевича Герасимова и руководителей Московского отделения Союза художников. Они даже «не пытались поправить откровенной лжи». Неловкость и без того тяжелой ситуации усугублялась и тем фактом, что часть стидийцев воевала на фронтах Зимней и Великой Отечественной войн[688].

Не вполне удовлетворенный собой, несмотря на дружный хохот «теплого» зала, Никита Сергеевич перешел от оценки творчества Эрнста Неизвестного к его фамилии:

— С чего вы себе такой псевдоним выбрали? Неизвестный, видите ли. А мы хотим, чтобы про вас было известно.

— Это моя фамилия — Неизвестный, — объяснил художник.

Но Хрущев не сдался:

— Ну что это за фамилия — Неизвестный[689].

К увиденному в Манеже Никита Сергеевич вернулся в Кремле в марте 1963 года:

— [В] прошлый раз мы видели тошнотворную стряпню Эрнста Неизвестного и возмущались тем, что человек, не лишенный, очевидно, задатков, окончивший советское высшее учебное заведение, платит народу такой черной неблагодарностью. Хорошо, что таких художников у нас немного, но, к сожалению, он все-таки не одинок среди работников искусства. Мы видели и некоторые другие изделия (данная дефиниция куда более подходит для тогдашней продукции Баковского завода. — С. В.) художников-абстракционионистов. Мы осуждали и будем осуждать подобные уродства открыто, со всей непримиримостью.

— Фурцевой сильно доставалось из-за меня, — рассказал впоследствии Эрнст Неизвестный. — Она говорила мне: «Ну перестаньте, ну сделайте что-нибудь красивое. Сейчас с Вами говорит не министр культуры, а женщина. Пожалейте женщину! Если бы [Вы] знали, сколько у меня неприятностей из-за вас…Товарищи так сердятся!»[690]

11 апреля 1963 года в газете «Правда» было опубликовано обращение ЦК КПСС ко Второму всесоюзному съезду советских художников, в котором подчеркивалось: «Наша партия открыто и непримиримо выступает и будет выступать против формализма, против абстракционистских извращений в изобразительном искусстве, против натурализма, серых, примитивных, слащавых, незрелых произведений, убогих по содержанию и немощных по форме. Советскую искусству чужды произведения, которые изображают людей нарочито уродливо, рисуют действительность в извращенном виде»[691].

К художникам, презревшим соцреализм (в контексте общего отношения к творческой интеллигенции), хрущевское руководство вернулось на пленуме ЦК КПСС, прошедшем в Большом Кремлевском дворце в период с 18 по 21 июня 1963 года. Никита Сергеевич не отказал себе в удовольствии в очередной раз поиздеваться над тем, что он увидел в Манеже. Правда, поостыв за полгода, Хрущев в общем и целом подчеркнул, что литература и искусство развивались на здоровой основе.

Сама Екатерина Алексеевна, докладывая 17 июля об итогах Июньского пленума на партсобрании министерства, также, разумеется, упомянула и Манеж, и главного «именинника» — Эрнста Неизвестного, однако изрядно смягчила выводы и ограничилась наставлением:

— Новые большие задачи, выдвинутые постановлением Июньского пленума ЦК КПСС, в речи Н. С. Хрущева на этом пленуме, требуют от нас — работников Министерства культуры СССР — повышения ответственности за деятельность центрального аппарата министерства, министерств культуры республик и всех учреждений культуры и искусства[692].

Более того, Екатерина Алексеевна обратила внимание собравшихся на требование внимательной, конкретной работы «не вообще с художниками», а с каждым художником в процессе его творчества.

— Надо беседовать с молодыми художниками, знать их творческие замыслы, вовремя направлять работу, помогать советом.

Располагая таким мощным рычагом, как государственный заказ, она призвала коллег использовать его для создания новых произведений, воспевающих нашу героическую современность, прославляющую подвиги героев коммунистического труда, воссоздающих образ советского человека — строителя коммунизма.

— Влиять на художественное творчество — это означает работать так, чтобы с тобой советовались, считались, чтобы [художники] ясно представляли, какие требования предъявляются к художнику… Надо контролировать расходование государственных средств на подобные заказы[693].

Фурцева обратила внимание, что выделяемые ежегодно для заказов и закупки произведений у художников 18 миллионов рублей расходуются без должного контроля и не всегда рационально: завышаются закупочные оценки посредственных произведений, приобретаются работы, недостойные государственного заказа. В процессе создания произведения по договору работники отдела мало общаются с художниками, слабо используют свое влияние, чтобы добиться наилучшего результата в выполнении заказа[694].

Указание на необходимость рационального расходования бюджетных средств крайне важно. Помимо чисто идеологических проблем, доставляемых Минкульту СССР формалистами и прочими абстракционистами, Фурцева со скудным бюджетом ее министерства испытывала и вполне осязаемые финансовые, сложности с поддержкой тех, что шагали в ногу с решениями партии и правительства. К тому же средства на заказы и приобретение предметов изобразительного искусства были рассредоточены по многим организациям, что не позволяло осуществлять единое руководство и направление развития изобразительного искусства. Поскольку средства выделялись Министерству культуры СССР крайне неохотно, Екатерина Алексеевна предложила передать ему производственные предприятия Художественного фонда СССР с сохранением установленных для них льгот[695].

А за остающиеся крохи шла настоящая война. С уходом Хрущева сменилась стилистика, но не суть противостояния. Признанные властью советские художники (лауреаты Ленинской премии Лев Кербель, Александр Кибальников и другие) в послании первому