Кангасейро - Жозе Линс ду Регу

меня набросился чуть ли не с кулаками. Но я не уйду отсюда. Здесь работал мой отец, он был вакейро еще у отца капитана.

Кустодио, волоча больную ногу, ушел к плотине, а негр продолжал стоять у дверей каза-гранде и все жаловался:

— Вызовите синью Донату и спросите ее. Я верный раб этой семьи. Моего кровного двоюродного брата убили, когда он выполнял поручение доны Мосиньи, а капитан так обращается со мной. Я терплю это только потому, что вижу: у него в голове помутилось.

Заметив мастера Жеронимо, негр обратился к нему:

— Сеу мастер, все очень хвалят ваш товар. Здесь, в Рокейре, всегда варили хороший сахар. Я хотел бы взять одну меру для лавки сеу Лейтона.

Мастер, ничего не ответив, ушел. Деоклесио хотел поддержать разговор:

— Вакейро, не могли бы вы мне сказать, как звали вашего покойного брата?

— Его звали Леокадио, и он погиб в одном из оврагов на берегу Сан-Франсиско, выполняя поручение доны Мосиньи — жены капитана.

Разговор оборвался. У дверей показался мастер Жеронимо, он прикрикнул на вакейро:

— Сеу Фелипе, прекратите разговор!

— Но, мастер, в конце концов не вы здесь хозяин. Я родился, вырос и надеюсь умереть здесь. Сеньор явился из Брежо…

Однако мастер Жеронимо не дал ему закончить:

— Так вот, сеу Фелипе, повторяю вам, я не намерен заниматься болтовней. С меня хватит старика с его вздором. Вы слышали?

Суровый тон мастера и выражение глаз говорили о том, что человек готов перейти от слов к делу.

— Вы правы, мастер, здесь распоряжаетесь вы, — поспешил согласиться вакейро и сверкнул белыми зубами. Потом медленно пошел по каменистой земле, позванивая на ходу шпорами.

У дверей каза-гранде появилась служанка Доната, и вакейро, присев на корточки, повел с ней долгий разговор.

Мастер Жеронимо, продолжая сердиться, обратился к Бенто:

— Сынок, мне не нравится, что певец все еще здесь. Что бы он ни говорил, я вижу его насквозь. Такой человек может оказаться и шпионом летучего отряда. Бродяги с гитарой за спиной не бывают порядочными людьми.

Бенто попытался отвлечь мастера:

— Мастер Жеронимо, мне нужно поговорить с вами: я хотел бы поскорее покинуть эту землю. Нужно поторопиться со свадьбой и уйти как можно скорее. Солдаты зверствуют и теперь, после того, что случилось с Зе Луизом, скоро явятся сюда.

— Сынок, я тоже думал об этом. Поговорил с женой, а она, еле переведя дух от боли, ответила: «Послушай, Жеронимо, дай мне раньше умереть. Как ты потащишь меня в таком состоянии?» Мне стало жаль бедняжку, и я успокоил ее: «Вряд ли солдаты правительства причинят зло честным людям. Я дважды был оправдан судом. Моя совесть чиста. Я не чувствую за собой никакой вины».

— Но, мастер, разве вы не знаете, что творят повсюду солдаты?! Они камня на камне не оставляют в сертане.

Мастер ничего не ответил, он прекрасно знал, что парень прав. Завтра начнется размол. Он добился в Рокейре хорошего урожая. Несмотря на все сумасбродства капитана, этот год будет одним из лучших за последнее время.

Бенто ушел, а мастер задумался о тяжелом положении: «Парень совершенно прав. Он не сознался ему в этом, чтобы не показать своей слабости, хотя прекрасно отдавал себе отчет в том, что история с Зе Луизом еще не кончена».

Капитан, возвращаясь с плотины, прошел, волоча ногу, по энженьо, осмотрел все, но мастера словно и не заметил. «Сумасшедший», — подумал мастер и не придал значения выходке хозяина. Но все же, подумав, он понял, что дальше так продолжаться не может.

«Этот полоумный старик повсюду говорит обо мне всякую мерзость, черт знает, что наговорил он Терто. В один прекрасный день в припадке безумия он может что-нибудь выкинуть. Если бы жена не была прикована к постели, я нашел бы выход. Лучше всего поступить, как предложил Бенто, — уйти из этого змеиного гнезда и жить среди людей». Он готовил ремень для упряжки, а в душу все глубже заползала тоска по Брежо. «Не следовало уходить оттуда. Из-за семьи пришлось уйти. Не мог же он подвергнуть Алисе опасности называться дочерью заключенного, пока он добьется оправдания суда. Он был уверен: если бы он остался в Брежо, то или он убил бы, или убили бы его. И, несмотря на все, в эту минуту он раскаивался в том, что ушел из Брежо. Правда, доктор Кунья Лима ответил ему на сообщение о его намерении вернуться: «Кум Жеронимо, не делай глупости. Оставайся там. И пусть случится то, что должно случиться». Но он не хочет оставаться здесь. В этом сертане он потерял сына, и все потому, что не мог рассчитывать на то, что фазендейро защитит перед судом и добьется освобождения человека, живущего на его земле. А тут еще этот Бенто влюбился в дочь; теперь выяснилось, что он из семьи кангасейро, брат Апарисио, бандита, убивавшего, чтобы грабить людей. Правда, парень совсем непохож на брата. Кажется таким покладистым, таким робким. Девушка любит его, он мог бы быть ей хорошим мужем — толковый, не пьет, работяга. И вот оказался братом кангасейро. Рано или поздно правительство дознается о родстве и начнутся преследования. Если я останусь здесь, не избежать несчастья. Лучше уж вернуться в Брежо. И будь что будет! По крайней мере там есть покровитель! А придется предстать перед судом, оправдают по праву и справедливости, которую докажет человек, умеющий говорить».

Размышления Жеронимо прервал Терто:

— Мастер Жеронимо, капитан сегодня совсем не в себе. Он подошел ко мне и сказал: «Метис, я все слежу за мастером. Если этот бандит скажет мне хоть слово, я пошлю эту тварь в ад».

— Иди работай, парень, разве ты не видишь, что старик не в своем уме!

Деоклесио, вытянувшись в гамаке, перебирал струны гитары и тихонько напевал. Бенто последовал за капитаном. Старик опять подошел к плотине, остановился и стал смотреть вдаль, словно ждал чего-то и не мог дождаться. Заметив Бенто, он подозвал его к себе:

— Послушай, сынок, я был в каза-гранде, когда Мосинья позвала меня: «Кустодио, взгляни на дорогу», — и я увидел покойника в гамаке. Его положили у порога. Это был мой сын, пробитый пулями и исколотый кинжалом. Это было делом Касуса Леутерио. Я похоронил сыночка там, наверху, а потом от огорчения скончалась и его мать. И все потому, что я никчемный, потерявший честь сертанец. — Из глаз старика покатились слезы, но он все продолжал:

— Подумай только, я живу в своей несчастной фазенде, является этот мастер и начинает следить за мной, чтобы предать. Сынок, я