Честь Шарпа - Бернард Корнуэлл

— Она очень в порядке, сэр. — Харпер взял кружку и осушил ее. — Мистер Лерой дал нам разрешение пожениться.

— Это замечательно!

— Да, хорошо. — Харпер пожал плечами. — У нас будет маленький, сэр. Я думаю, что мистер Лерой считал, что так будет лучше.

— Вероятно.

Харпер улыбнулся.

— У меня было пари с мистером Д’Алембором, что вы вернетесь, сэр.

Шарп рассмеялся.

— Тебе понадобятся деньги, если ты собираешься жениться, Патрик.

— Да, это правда. Никто лучше женщины не потратит деньги мужчины, а?

— Так когда свадьба?

— Так скоро, как я смогу найти священника. Она сшила себе платье — вроде свадебного. У него везде оборки. — Он сказал это уныло.

— Вы сообщите мне?

— Конечно! — Харпер был смущен. — Вы же знаете, какие они, эти женщины, сэр.

— Я видел одну-две, Патрик.

— Ну да. Им хочется выйти замуж, вот и все. — Он пожал плечами.

— Особенно, когда они беременны, да?

Харпер засмеялся. Снова наступила тишина. Огромный сержант поставил кружку.

— Это здорово, видеть вас, сэр.

— Ты выиграл свое пари, а?

— Только проклятый фунт.

— Ты так сильно верил в меня, а?

Они засмеялись снова.

Стук копыт раздался снаружи. Кто-то кричал: «Южный Эссекс!»

— Я здесь! — ответил Шарп, неожиданно довольный тем, что его отвлекли от всех этих переживаний.

Штабной офицер спешился и нырнул под притолоку.

— Полковник Лерой? — Он выпрямился.

Это был лейтенант Майкл Трампер-Джонс, в его руке — свернутый приказ для батальона. Он уставился на Шарпа, широко раскрыв рот, глаза задергались, и он упал, потеряв сознание. Цепочки, на которых были подвешены его ножны, зазвенели, когда он упал на пол. Шарп кивнул на неподвижное тело.

— Этот педераст защищал меня.

Харпер засмеялся, потом наклонил голову.

— Слушайте!

Французские пушки замолчали. Мост, наверное, был захвачен, и внезапно Шарп понял, что он должен сделать.

— Ангел!

— Senor?

— Лошадей! Патрик!

— Сэр?

— Возьми лошадь этого дурака. — Он указал на Трампер-Джонса. — Мы идем охотиться!

— На кого? — Харпер уже бежал.

— Свадебные подарки и женщина! — Шарп вслед за Харпером выскочил улицу, огляделся и увидел капитана Южного Эссекса. — Мистер Махоуни!

— Сэр?

— Вы найдете приказы в этом доме! Исполняйтесь их! Я вернусь! — Он отдал озадаченному Махоуни письмо для Хогана, вскочил в седло Карабина и поскакал к мосту.

К северу от Гамарра Майор, в деревне Дюрана, испанские войска перерезали Главную дорогу. Обороняющие Дюрану полки тоже были испанскими, лояльными к Франции.

Соотечественники дрались с соотечественниками — самая печальная битва, и испанцы Веллингтона, преданные Испании, захватили мост в пять часов. Главная дорога во Францию была перерезана.

Испанцы завалили баррикады мертвецами. Они стреляли, пока стволы их мушкетов не раскалились докрасна, а потом они атаковали обороняющихся и одержали большую победу. Они заблокировали Главную дорогу.

Французы еще могли прорваться. Они могли выставить заслон к западу от себя и бросить свои большие колонны на усталых, залитых кровью испанцев, но в клубах дыма, заполнивших равнину, никто не знал, как мало солдат прорвались в тыл. И все время, минута за минутой, британские батальоны наступали с запада, в то время как большие пушки, расставленные колесо к колесу Веллингтоном, пробивали широкие бреши в рядах французов.

Французы сломались.

Армия короля Жозефа, которая начинала день в уверенности, какой не было во французской армии в Испании за все шесть лет, развалилась.

Это происходило отчаянно быстро, и это происходило в разных местах. Одна бригада стояла насмерть, быстро заряжая и стреляя во врага, в то время как другая паниковала и бежала после первого британского залпа. Французские пушки замолкали одна за другой, их цепляли за передки и увозили к городу. Генералы теряли связь с войсками, они требовали донесений, кричали на солдат, чтобы те стояли, но постоянное стаккато залпов британских батальонов кромсало французские линии, в то время как над их головами разрывались британские снаряды, засыпая французов шрапнелью, и французы отступали, а затем до них дошли слухи, что Главная дорога перерезана и что противник наступает с севера. На самом же деле французские пушки все еще удерживали британцев в Гамарра Майор, и испанцы дальше к северу слишком устали и их было слишком мало, чтобы наступать на юг, но слухи окончательно сломили французскую армию. Она бежала.

Это было ранним вечером, когда форели всплыли, чтобы кормиться в реке под мостом в Гамарра Майор. Французы, которые надежно удерживали мост, увидели, что их товарищи бегут. Они присоединились к бегству.

Людям, которые наблюдали с западных холмов или с высот Пуэблы, представилась редкая возможность наблюдать великолепное зрелище с высоты орлиного полета.

Дым медленно рассеивался над равниной, открывая взгляду армию, двигающуюся вперед. Не в парадном строю, но в великолепном боевом порядке. От гор до реки, на всех двух милях опаленной и залитой кровью равнины, были рассеяны полки союзников. Они шагали под своими знаменами, и солнце пронзало дым, чтобы коснуться рваных флагов — красных, белых, синих, золотых и снова красных — там, где кровь пропитала их. Земля дрожала под ногами марширующих солдат. Полк за полком, бригада за бригадой поднимались на невысокие холмы, по которым проходила вторая линия французов. Их тени шагали впереди них, когда они приближались к городу золотых шпилей.

А в этом городе женщины видели бреши в рядах французской армии, видели, как войска побежали, видели, что кавалерия возглавила паническое бегство. Забитые скамьи опустели. Через весь город, от дома к дому, распространялись новости, и солдатские шлюхи и жены французов начали собственное паническое бегство из Витории. Их подгоняли последние приказы маршала Журдена, приказы, принесенные измотанными кавалеристами, которые кричали на французов, чтобы те двигались к Сальватерре.

Главная дорога была перерезана, и единственным путем для отступления была узкая грязная колея, проложенная к Сальватерре и оттуда к Памплоне. Из Памплоны извилистыми путями армия могла пробиться назад во Францию через высокие Пиренеи.

И хаос начался. Гражданские беженцы, кареты, фургоны и верховые лошади забили узкие улицы, в то время как с запада, под солнцем, потускневшим от дыма сражения, победоносные батальоны огромными шеренгами двигались к городу. Победители заполонили равнину, и их знамена реяли высоко.