Гостеприимный край кошмаров - Антон Орлов

– Они были придворными, – тихо пояснил Леркин спутник. – Решили остаться в Отхори, потому что любят друг друга и не хотят разлучаться. Их тоже убили, закопали живьем в одной могиле. Официально утверждается, что антимерсмонианская коалиция по отношению к людям ничего подобного не практиковала. Знаешь, что хуже всего, когда победу над злом одерживает худшее зло? То, что количество вранья, лицемерия и подтасовки фактов возрастает в разы. Когда проснешься, будь осторожна, не говори лишнего. И свои мысли постарайся держать под контролем. Властитель сказал, у тебя неплохая ментальная защита, поставленная кем-то из наших колдунов, но ты все равно в присутствии посторонних об Отхори не думай, на всякий случай. Если бы мое дневное «я» помнило о том, что я знаю и вижу по ночам, давно бы уже лишился тени, как твой приятель Йонас. Идем сюда?

Внутри тоже все вызолочено – и многоярусные люстры, и лепные карнизы, и дверные ручки, и высокие узкогорлые вазы по углам. Наверняка и название соответствует, но Лерка не посмотрела на вывеску.

Залов несколько, завернули в самый маленький и уютный: всего четыре столика, стрельчатые окна с мелкими янтарными стеклышками, большой морской пейзаж в позолоченной раме. Импорт. Или, может, какой-нибудь долгианский художник посетил Землю и вернулся оттуда с картинами. Бушующая водная стихия под закатным небом, здесь это должно восприниматься как фантастика.

Лерке хотелось спросить об Эфре Прекрасной, что за история с ней была на самом деле, но хорошо бы не ляпнуть что-нибудь бестактное и не расстроить Проводника, нужно подумать, как об этом спросить. Пока готовилась и прикидывала, он заговорил на другую тему:

– Я люблю эту картину, ради нее и ходил сюда. Потрясающая, правда? Она мне напоминает рассказ Рерьяна «Море за окнами». Не слышала это имя? Из наших старых классиков. В том рассказе главный персонаж – по всем статьям правильный и благонамеренный, все старается делать так, чтобы люди про него что-нибудь не то не сказали. Каждый вечер перед тем как лечь спать он читает молитву, с целью ознакомить небеса с перечнем своих пожеланий, а в конце обязательно добавляет: «И пусть у меня за окнами никогда не будет моря». Вроде как это для него символ всего странного, неподвластного заученным нормам. Один из моих любимых рассказов. Я тогда мечтал: вот наступит лето, порталы откроются – побываю вместе с Зал-маном и Сандрой, которая к тому времени станет взрослой, на Земле Изначальной, все посмотрим, в том числе море. Так бы меня, конечно, туда и отпустили, но я все равно мечтал.

– А почему в прошедшем времени? Разве твое дневное «я» не может отправиться на Землю с экскурсией, а ты бы ночью это вспомнил…

– Может, наверное, только я давно разучился мечтать. С тех пор, как умер.

– Это плохо, – вырвалось у Лерки. – Почему бы тебе снова не научиться?

– Потому что незачем. Сначала я мечтал… об определенных отношениях с кем-нибудь – я это получил. Потом время от времени мечтал о смерти – тоже получил. Видишь, мои мечты обладают притягивающей силой, то ли дар Леса, то ли осколок магии, хотя я не маг, но факт, что ни до чего хорошего я не домечтался. Еще не хватало продолжать в том же духе.

– А твое дневное «я» хоть о чем-нибудь мечтает?

– В общем-то нет. Зачем?

– Погоди-погоди… – объяснить бы ему, почему оно плохо, но никак не удавалось ухватить, в чем тут суть. – Неужели твоя дневная личность ничего от жизни не хочет?

– Не будем о моей дневной личности. Все равно не расколюсь.

– Больно надо. Я сейчас о другом. Не может быть, чтобы человек ничего не хотел.

– Хотеть и по-настоящему мечтать – это разное. Все чего-то хотят. Но я, похоже, в той жизни обладал способностью вкладывать в свои мечты силу, равнозначную магии, вот что я имею в виду.

– Ну так постарайся восстановить эту способность, понял?

Лерка повысила голос, все больше сердясь, главным образом на себя, за то, что никак не удается поймать зыбкую, но важную мысль, ускользающую, словно верткая аквариумная рыбешка. Вот еще чуть-чуть, и она поймет, что нужно ему сказать…

Прошуршала входная дверь, и через мгновение на пороге зала появилась обманчиво хрупкая демоница, тонкая и гибкая, будто ветка дерева, которую срезали, чтобы поставить в хрустальную вазу. Кажется, ее зовут Лайя. Или звали – если по отношению к тем, кто уже умер, надлежит употреблять прошедшее время.

– Дийнэ, если поторопишься, сможешь выдворить эту глупую маленькую кьяне обратно в Страну Живых. Около Утренних Арок видели человеческого колдуна, ты его знаешь. Он все еще там.

– Лерка, идем! – Проводник вскочил и потянул ее за руку. – У тебя есть шанс проснуться. Главное – успеть.

Он буквально вытащил ее на улицу, Лайя тоже присоединилась, и опять, как вчера, перекрестки-повороты-перескоки, городские улицы сменились зарослями, там тоже надо было петлять и поворачивать. Потом пошли скалы с клубящейся в каньонах млечной мглой – уж не Кесуан ли, где разбился Проводник? Потом снова город, незнакомый и странный: невысокие дома с деревянными башенками, колонны оплетены изящными черными лозами, вымощенные неровным булыжником улицы круто изгибаются, серебрятся литые оконные решетки – одни новенькие, сверкающие, другие успели потемнеть. Город кесу, стертый Высшими с лица Долгой Земли, или просто чей-то сон?

Небо впереди по-утреннему посветлело – водянистая синева сильно разбавленной акварели. На этом фоне тянулись во весь окоем вереницы каменных арок – зрелище подавляло своим гигантизмом и тревожило отсутствием очевидного смысла. У Лерки то и дело перехватывало дыхание, ноги подкашивались, словно чужие. Отсюда надо поскорее уйти, в ту или в другую сторону – не важно, главное, подальше отсюда, граница Отхори – невыносимое место.

– Вот он, – Лайя ухмыльнулась, показав острые опаловые клыки. – Смотрит…

Вдали, в зеркально умноженном арочном царстве, маячила человеческая фигура.

– Лерка, здесь сама не пройдешь, я тебя понесу, – Проводник подхватил ее, как в прошлый раз, когда перебирались через речку.

Грубовато вырубленные арки наплывали, дробились, искривлялись, ни дать ни взять отражения в колеблющейся воде, и дышать все труднее, точно в одиночку не прошла бы, ей и сейчас так муторно, что никаких сил…

Наконец невещественная «вода» их выпустила. Впереди пустырь, за ним виднеются то ли дома, то ли деревья, не понять – даже не туман, просто все там неоформленное, сырое тесто сновидений, из которого может вылепиться что угодно. А на краю пустыря стоит мужчина в красной щегольской рубахе, штаны заправлены в сапоги, по одежде пляшут саламандрами огненные узоры.

– Кирсан! – радостно окликнул Проводник.