Тмутараканский лекарь - Алексей Роговой

— Приказываю охране терема держать строй и никого в терем не пущать. Я буду из окна говорить со своим народом.

Он подошел к стрельчатому узкому окну. Вечерело. За окном сгущались сумерки, но тем ярче становился свет от факелов, установленных возле крыльца и вдоль крытой тесаной галереи. Из ворот, ведущих к княжьему терему, тоже приближался колеблющийся свет от многочисленных факелов. Внизу возле ступеней терема стояла двойная цепь дружинников. Княжий двор постепенно заполнялся народом. Вперед вышел народный вожак кузнец Славута. Вместе с ним стоял тощий монах. Вышаты за их спинами почему-то видно не было.

— Мы пришли к князю Изяславу за правдой, — сложив руки рупором, громко сказал кузнец, — и за оружием. Ежели нам выдадут оружие для борьбы со степняками, и князь с дружиной пообещает выйти вместе с нами в поход не позднее, чем через три дня, то на этом наше восстание прекратится, и мы вернемся по своим местам. Правду я говорю, братцы?

— Да! Верно! — одобрительно зашумела толпа.

— Княже, ежели ты не боишься своего народа — выходи к нам, потолкуем!

Князь вышел на крытую галерею и поднял руку вверх. Гул в толпе вначале усилился, а потом постепенно затих.

— Жители славного града Киева! Это похвально, что вы горите такой любовью к Родине и готовы защищать ее. Я тоже готов сражаться вместе с вами против поганых. Мы можем выдать оружие не всем, а только пяти тысячам желающих и выступить, но не через три дня, а через неделю, когда договоримся с черниговцами. Так что расходитесь по домам, а завтра вас начнут собирать по дворам по сотням и тысячам и будем готовиться к новому походу.

— Хорошо говоришь, княже, а почему же вчера за те же самые слова нас посадили в поруб? Не обманешь ли ты нас в этот раз? — недоверчиво спросил Славута.

«Да кто вы такие, чтобы сомневаться в моих княжеских словах?» — гневно подумал Изяслав, а вслух произнес: — Я — ваш князь, и мое слово крепко! Могу крест целовать на своих словах!

— Да знаем мы силу твоего крестного целования, — негромко сказал тощий монах.

— Ну что, братцы, поверим князю? — повернулся Славута к восставшим.

Толпа разделилась во мнениях. Наиболее законопослушные готовы были уже расходиться по домам, ведь князь услышал их требования и сам вышел к ним. Более скептичные, которых все же было меньше, предлагали заключить ряд между народом и князем, чтобы сказанное Изяславом было записано на пергаменте и скреплено княжеской печатью. Восстание уже готово было угаснуть, но тут случилось неожиданное. С крыши княжеского терема в горожан внезапно полетели стрелы. Первая стрела попала точно в лоб тощему монаху, вторая — пробила плечо Славуты. Остальные стрелы стали точно поражать восставших, опрокидывая на землю одного за другим. Мстислав, Сергей и Кытан одновременно подняли головы вверх. На крыше терема стояло около десятка одетых во все черное стрелков, искусно поражающих людей внизу. Они выпустили по нескольку стрел в толпу практически в упор и исчезли, так же быстро, как и появились. Но это и было то самое масло, которое вовремя подлили в затухающий было пожар народного восстания.

— Князь нас предал! Смерть Изяславу! — вытаскивая стрелу из руки, прокричал Славута.

— Смерть злодею! — взревела толпа.

В дружинников, охраняющих терем, полетели булыжники и факела. Один факел попал прямо в лицо молодому гридню, стоявшему без шлема. Как сухая степная трава, вспыхнули его длинные волосы, и бедняга, бросив оружие, закатался по земле. В ответ его сослуживцы начали копьями и мечами поражать восставших киевлян. Славута своим мощным молотом разбивал щиты дружинников, а остальные бунтовщики старались проткнуть их кольями и вилами.

Все это произошло так быстро, что Изяслав не успел опомниться. С минуту он стоял и смотрел на эту бойню в неком оцепенении, не до конца осознавая, что это наяву происходит здесь, в его тереме. Тогда, когда он уже почти договорился с народом. Наконец он встряхнул головой и проворно вернулся внутрь терема. Из зала совета бояре разбегались, увидев в окна, что творится снаружи. Изяслав безумными глазами смотрел на их суету.

— Княже, еще не поздно вызвать всю дружину и перебить бунтовщиков, — подошел к нему воевода Чудин.

Но князь посмотрел на него непонимающим взглядом и потом грозно рявкнул: — А ну, иди отсюда, ирод! Вы все предали меня!

Чудин махнул рукой и присоединился к беглецам.

— Любый мой, надо и нам бежать к моему племяннику Болеславу, в Польшу, — сказала князю Гертруда. — Иначе и нам и нашим детям висеть на воротах киевских.

— Да, ты права, как всегда, лада моя! — растерянно сказал Изяслав. — Быстро собираем наших сыновей, с собой берем пять сундуков с золотом, чтобы они не достались этим сволочам, и бежим скорее. Ох и поквитаюсь я с киевской чернью, когда вернусь…

Не прошло и часа как князь Изяслав со своим семейством, верными воинами и немалой частью сокровищ через Лядские ворота покинул Киев, бросив свою столицу на растерзание разъяренной толпы.

* * *

Как только началась стрельба, задняя часть толпы отшатнулась и потекла прочь от княжьего двора. Матвеева и его друзей и спасло как раз то, что они были в этой части толпы и не участвовали в дальнейшем побоище в княжьем тереме. Быстрым шагом они возвращались на Подол, где совсем недавно проходило вече. Навстречу им двигалась большая группа людей, возглавляемая Вышатой и высоким заросшим человеком в грязной одежде, но в чистом красном плаще.

— Дорогу князю киевскому Всеславу! — кричал Вышата, и ему вторили сопровождавшие освобожденного князя киевляне. Всеслав улыбался и гордо шел, взглядом победителя и нового хозяина осматривая киевские строения.

В голове у Сергея промелькнула мысль, что если бы не внезапные лучники, то договорившиеся с князем протестующие не стали бы мешать дружине снова вернуть Всеслава в поруб. И теперь ему стало ясно, кому выгодна смена власти в Киеве и на чье золото были наняты эти средневековые киллеры.

Половина бежавших с княжьего двора восставших присоединилась к приверженцам Всеслава и вновь отправилась на штурм резиденции своего бывшего великого князя. Другая половина, пользуясь неразберихой, пошла грабить дома нелюбимых бояр и зажиточных киевлян. В толчее, которая возникла из-за расхождения бунтовщиков в разные стороны, кто-то сбил капюшон с головы Кытана.

— Глядите, люди добрые, половецкий лазутчик, — прозвучал чей-то истошный крик. — Половцы уже в Киеве!

— Лови, держи его! — поддержали крикуна из толпы.

Кытан, Мстислав и Матвеев свернули в узкий подольский переулок и принялись что есть мочи бежать по нему.