Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК - Маркел Ховард

Джеймс собрал несколько секций сахаро-фосфатного остова и стал возиться с дугообразными зажимами, стержнями и проволокой, которые взял в химической лаборатории. Упрямо пренебрегая данными Франклин о расположении остатков сахаров и фосфатных групп, он потратил даром полтора дня, пытаясь получить приемлемую двухцепочечную модель с сахаро-фосфатным остовом внутри. Однако, сопоставляя то, что получилось, с картиной рентгенограммы № 51, Уотсон чувствовал, что сделанная модель не ближе к истине, чем трехцепочечная, которую они с Криком построили пятнадцать месяцев назад. В общем, он зашел в тупик.

В конце концов Джеймс Уотсон поступил так, как порой делают молодые люди, столкнувшись с непреодолимым препятствием: ушел из лаборатории, чтобы отвлечься. Он переоделся для тенниса и разгромил на корте красавчика Фуркада. После нескольких сетов Джеймс торжествовал, довольный своими подачами, а противник был еще более доволен иной победой – завоеванием сердца сестры Уотсона. После матча они отправились в Клэр-колледж выпить чаю. Когда Джеймс вернулся в лабораторию, Крик отложил карандаши и выразил надежду, что его соратник уяснит никчемность подвижных игр{1037}.

Рабочий день Крика и Уотсона сильно растянулся, потому что они стали вместе ужинать, продолжая тем самым мозговой штурм. Джеймс начинал сомневаться в том, что сахаро-фосфатный остов находится в центральной части молекулы, аргументы в пользу этого казались несостоятельными. В то же время он понимал, что, если переместить азотистые основания внутрь, придется строить едва ли не бесконечное число моделей и возникнет трудная задача выбора из них правильной. Размещать азотистые основания снаружи – более простой вариант, ведь они разных размеров и форм и совершенно непонятно, как упаковать их внутри спиральной конструкции из двух или трех полинуклеотидных цепей. Выход не просматривался{1038}.

Крик тоже ничего не мог предложить{1039}. Уотсон встал из-за стола, вышел на улицу и отправился к себе в Клэр-колледж. По дороге он решил: «Пусть Крик выдвинет хотя бы частично правдоподобный аргумент, тогда я буду рассматривать модели с азотистыми основаниями внутри»{1040}. Собственно, расположение азотистых оснований внутри, а сахаро-фосфатного остова снаружи спирали было идеей Франклин и главным ее возражением против их трехцепочечной модели.

В своих мемуарах Крик воспроизвел диалог, в котором призывал Уотсона оставить свои сомнения:

Крик: Почему не сделать модели с фосфатными группами снаружи?

Уотсон: Потому что это было бы слишком просто. (То есть тогда он мог бы построить слишком много моделей.)

Крик: Тогда почему бы не попробовать?{1041}

Наутро Уотсон пришел в лабораторию пораньше и разобрал самую уродливую модель с внутренним остовом, стараясь не повредить хрупкие детали. Следующие несколько дней он строил модели с сахаро-фосфатным остовом снаружи. В мастерской до сих пор возились с плоскими жестяными пластинками в качестве азотистых оснований, и приходилось еще по меньшей мере на неделю отложить манипуляции с ними{1042}. Передвигая фосфатные группы, Уотсон заметил, как легко изогнуть наружный «скелет», придав ему форму, соответствующую рентгенограмме. Структура с внешним расположением сахарных остатков и фосфатных групп прояснялась. Наиболее подходящий угол поворота спирали между двумя соседними азотистыми основаниями получался 30–40 градусов, откуда следовало, что если «скелет» снаружи, то имеющийся в данных рентгеновской кристаллографии повтор 34 Å – это длина витка спирали вдоль ее оси{1043}.

Крик тем временем корпел над надоевшей диссертацией{1044}, завидуя занятому куда более интересным делом Уотсону, и все чаще отрывался от своих вычислений, чтобы взглянуть на модель. Жестяная башня Уотсона росла на глазах. Однако вечером в пятницу, 6 февраля, оба без малейших колебаний прервали работу ради выходных. В субботу была вечеринка в Тринити-колледже, а в воскресенье к Крику должен был приехать Уилкинс, что было согласовано за несколько недель до появления рукописи Полинга в Кавендишской лаборатории{1045}. Накануне Уилкинс в письме подтвердил свой приезд и пообещал рассказать все, что запомнил и записал из прощального доклада Розалинд Франклин{1046}. Для Уотсона и Крика это выходило очень вовремя.

8 февраля Уилкинс встретился с ними за ужином у Криков и сразу подвергся расспросам о дифракционной картине В-ДНК. Но Уилкинс открывал рот, только чтобы отделаться общими фразами или воздать должное стряпне Одиль. Они не добились больше того, что Уотсон уже знал{1047}. Тогда позвали Питера Полинга зайти попозже в тот же вечер. Оказалось, что, хотя Крик выслал Уилкинсу экземпляр статьи Полинга, тот ее так и не прочитал. Морису сунули текст и спросили, какие ошибки он в ней видит.

Уилкинс быстро разобрался и тоже заметил, что Полинг неверно поместил фосфатные группы в сердцевину спирали, как было и в злосчастной модели Уотсона и Крика. Он также обратил внимание на то, что нигде не указаны атомы натрия, тогда как кристаллическая ДНК, как ему было известно, содержит натрий. В ответ на замечания Уилкинса Крик удовлетворенно воскликнул: «В самую точку!» Позднее Уилкинс вспоминал: «Я заметил ошибку с гордостью школьника, который держит устный экзамен. Не было также никаких признаков того, что модель соответствует данным рентгеновской кристаллографии»{1048}.

Уотсон и Крик принялись уговаривать Уилкинса заняться построением моделей, чтобы первыми открыть структуру ДНК, иначе, как предупредил Питер Полинг Уилкинса, это почти наверняка сделает Полинг-старший. Уилкинс с прежним спокойствием и решимостью объяснил, что приступит к моделированию, как только Франклин уйдет из Королевского колледжа, то есть через несколько недель. Тут Крик и Уотсон, словно адвокаты, заманивающие в ловушку свидетеля противоположной стороны, задали вопрос, значивший больше, чем все их соблазнительные предложения: «Не будет ли Уилкинс против, если они начнут работать над моделями ДНК?»{1049} И, затаив дыхание, ждали ответа.

Пятьдесят лет спустя Уилкинс в точности воспроизвел свою реакцию на это: «Их вопрос показался мне ужасным. Сам я никогда не воспринимал науку как гонку, и особенно мне не нравилось думать, что они бегут наперегонки со мной… Не припоминаю, чтобы я раздумывал о возможности стать тем, кто открыл структуру ДНК, но мне не по душе было и уступать место Фрэнсису с Джимом». Очевидным выходом из такого затруднения было бы сотрудничество Королевского колледжа и Кавендишской лаборатории, однако до этого не дошло. Уотсон и Крик были уверены, что им хватает и данных, и таланта, чтобы добиться успеха, поэтому они не предложили объединиться. А Уилкинс ушел от темы, опасаясь неизбежных трений между лондонской и кембриджской группами{1050}.

Позднее Уилкинс в свойственном ему духе пояснил, что взял паузу для обдумывания более общего вопроса – о препятствовании прогрессу науки: «ДНК не частная собственность, каждый вправе спокойно изучать ее без чьего бы то ни было давления»{1051}. А Фрэнсису и Джеймсу, наверное, казалось, что время тянется бесконечно. Наконец прозвучал неторопливый ответ: «Нет, не возражаю». Вообще-то для Уотсона согласие Уилкинса не имело особого значения: как он признался позже, даже если бы Морис выразил неодобрение, они продолжили бы строить модели{1052}.