Черные молнии. Повелитель Ижоры - Александр Альбертович Егоров

– По-моему, это… – Фил остановился.

– Глупо. Согласен. Ничего там нет, в этой вечности. Скучно и грустно...

Зачем-то Борислав приложил руку к груди, будто прислушивался к пульсу. Потом полез за платком, церемонно высморкался. Снова взглянул на Филиппа:

– В общем, тебе пора, Матюшкин-второй. Все. Последний звонок.

– До свидания, – сказал Фил и протянул руку старику.

– Прощай, дружище. И вот что…

Он задержал филиппову ладонь в своей, толстой и мягкой.

– Стань наконец взрослым. Твой отец так и не смог. Так и остался мальчишкой. Десятый класс, вторая четверть.

Фил хлопал глазами изумленно.

– Я старался, – прошептал он. – Только все получалось не так, как надо.

– Вот и двойка тебе. Аттестат не получишь. Раньше это так и называлось – аттестат зрелости… давай исправляйся.

– Я…

Но Борислав уже не слушал. Он оглянулся, будто проверял – все ли готово? Власик из темноты помахал рукой, словно прощался.

– Я понял, – одними губами произнес Фил.

Тут князь отступил на шаг. Фил хотел что-то сказать ему, но Борис Александрович приложил толстый палец ко рту; а потом вдруг подмигнул, как старому приятелю, и отвернулся к экрану на стене. Тогда Филипп, не говоря более ни слова, шагнул в центр и взял Ника за руку, и тот вдруг схватился за нее крепко-крепко.

«Не бойся», – шепнул Фил.

Под потолком сверкнула молния, и сразу вслед за этим стало темно: темнота включилась, как обычно включается свет. Еще через несколько мгновений, – хотя от мгновений перед глазами ровно ничего не менялось, – лампы зажглись снова, и в их призрачном свете стало видно, что фокус излучателей пуст. Ник и Фил пропали, словно растворились в воздухе. Генераторы затихли, и только одинокая муха обеспокоенно гудела, летая кругами над площадкой перехода. Власик приблизился, и тогда Борис Александрович обратился к нему:

– Вот и все, Властислав. Теперь у нас каникулы. До самого сентября.

– Что есть каникулы? – не понял Власик.

– Неважно. Какая теперь разница. Слышишь?

Наверху тяжело топотали десятки ног: те, кто пробовал сломать двери, вероятно, добились своего. «Тут они, тут», – донеслись голоса. Вот кто-то рванул люк, в потолке образовался пустой квадрат, и из этого квадрата вниз полетела горящая пакля. Власик поднял пулемет и дал короткую очередь наугад, потом еще одну. Попятился и едва не выронил оружие: Борислав вдруг схватил его за рукав и оттеснил в сторону.

Он тяжело дышал, его лицо пошло пятнами.

– Узрели князя своего? – возгласил он, глядя вверх. – Ослушаться вздумали?

Он ухватился за дубовые перила и шагнул на первую ступеньку скрипучей лестницы.

– Забыли мою науку, – продолжал он грозно. – Ну, так я вам напомню. Бунтовать они вздумали! Я вам покажу, как бунтовать! Вы у меня еще попляшете!

Еще одна ступень далась ему труднее. Невидимые бунтовщики, казалось, совещались. Затем прямо в лицо князю полетел еще один ком подожженной пакли.

– Что-о? – заорал Борислав.

Вконец рассвирепев, он задрал голову и погрозил кулаком кому-то там, наверху. По-медвежьи рыча, ринулся вверх по ступеням. Как вдруг замедлил шаг, оглянулся, схватился за сердце, повернулся всем корпусом, оступился – и грянулся оземь, подломив под собой перила.

А вслед за этим люк с грохотом захлопнулся.

Отшвырнув пулемет, прикрываясь рукавом от дыма, Власик бросился к Бориславу. Глаза старика закатились, пальцы судорожно сжимались и разжимались, будто искали что-то. Власик вытянул из кармана князя платок, приложил к его губам, чтобы князь не дышал дымом, приподнял голову (затылок отчего-то стал липким), попробовал потрясти за руку, позвать его по имени. Но князь Борислав уже не откликался. Он вздохнул в последний раз, вытянулся – и разом отяжелел.

Лампы светили все слабее и слабее, дым стелился по полу: горело уже в нескольких местах.

– Прости, князь, – прошептал Власик.

Он поднял с полу пулемет и, глухо кашляя, полез вверх по лестнице. Люк был заперт снаружи. Власик нажал на спусковой крючок – и едва удержался, чтобы не упасть. Пулемет стучал, как отбойный молоток, щепки летели в лицо, но люк был слишком толстым. Когда все патроны вышли, Власик выпустил оружие из рук.

Уже огонь подбирался к сваленным в углу грудам желтого воска, и воск уже терял форму и плавился, испуская густой, одуряющий аромат, от которого кружилась голова. Власик знал, что будет дальше. Он закрыл лицо руками, чтобы не закричать, и в следующий миг (который уже не имело смысла называть мигом) подвал превратился в пылающий ад.

Глава 2,

в которой пришельцы из прошлого встречаются с пришельцами из будущего

Николай Павлович Святополк-Мирский ворочался под тонким покрывалом пурпурного шелка, один на своей широченной кровати. На панорамных панелях плескались морские волны. Ветерок шелестел и, как мог, убаюкивал хозяина. Но ему что-то не спалось. Николай Павлович ощущал себя на необитаемом острове накануне тайфуна.

Он отключил звук, полежал, прислушиваясь к шорохам ночи, еле слышным сквозь толстые оконные стекла. Лучше не стало. В голове громоздились нелепые и невнятные мысли, терлись друг о друга и крошились, словно рыхлые льдины в ледоход. А сон не шел.

Николай Павлович протянул руку, взял с прикроватного столика тоненькую книжку в бумажной обложке, изданную лет двадцать назад: «Путешествие в хаос».

Это были стихи. Авангард начала прошлого века, эфирные откровения. Такие книжки всегда его усыпляли. Но не сейчас.

Путешествие в хаос. Надо же.

Хаотически разбросанные в его голове обрывки мыслей сложились в одну, неприятную.

– Надо что-то решать, – пробормотал Николай Павлович.

Он щелкнул пальцами, и панели на стенах погасли. Просторная спальня разом потеряла жилой вид. Теперь она напоминала каменный склеп, чей хозяин, капризный мертвец, заказал вместо саркофага дорогущую итальянскую кровать с балдахином.

Мирский поднялся, прошелся по прохладному паркету босиком. Подошел к барной стойке. Налил в бокал кальвадос из длинной