Театр Теней - Орсон Кард

Боб полез рукой за спину и вытащил из кобуры пистолет. Направил его на правый глаз Ахилла, потом на левый.

Ахилл сделал два шага назад.

– Ты меня не убьешь, – сказал он. – Ты не знаешь, где эмбрионы.

– Я знаю, что у тебя их нет, – ответил Боб, – и знаю, что не получу их, если тебя не отпущу. А я не отпущу. Поэтому, я думаю, эмбрионы для меня навсегда потеряны. Так почему ты должен жить?

– Сури! – позвал Ахилл. – Ты что, заснул?

Сурьявонг вытащил из ножен длинный нож.

– Это не то, что надо! У него пистолет!

– Стой спокойно, Ахилл, – сказал Боб. – Прими это как мужчина. К тому же, если я промахнусь, ты можешь выжить и остаться до конца дней своих безмозглой оболочкой человека. Право же, чистый и аккуратный финал будет лучше.

Ахилл вытащил из кармана другой флакон.

– Это всерьез, Боб. – Он протянул флакон на ладони. – Одного ты убил, но остались еще четверо.

Боб выбил флакон у него из руки. Тот разбился, упав на пол.

– Ты убиваешь своих детей! – крикнул Ахилл.

– Я тебя знаю, – ответил Боб. – Ты никогда не обещал бы мне то, что мог бы выполнить на деле.

– Сурьявонг! – заорал Ахилл. – Убей его!

– Сэр! – отозвался Сурьявонг.

Это было первое его слово с того момента, как Боб вошел в восточные ворота.

Сурьявонг нагнулся к полу, положил нож на гладкую поверхность и пустил его к Ахиллу. Нож остановился у его ног.

– Что это еще такое? – вопросил Ахилл.

– Предложение одолжить нож, – ответил Сурьявонг.

– Но у него же пистолет! – крикнул Ахилл.

– Я надеюсь, что вы сами решите свои проблемы, – произнес Сурьявонг, – без гибели кого-либо из моих людей.

– Убей его! – кричал Ахилл. – Я думал, ты мне друг!

– Я вам с самого начала сказал: я служу Гегемону.

С этими словами Сурьявонг повернулся к Ахиллу спиной.

И его солдаты сделали так же.

Теперь Боб понял, зачем Сурьявонг так старался заслужить доверие Ахилла: чтобы в решающий момент иметь возможность его предать.

Ахилл нервно рассмеялся:

– Ну, брось, Боб. Мы давно друг друга знаем. – Он попятился к стене, попытался опереться на нее, но ноги у него слегка подкашивались, и он начал сползать вниз. – Я тебя знаю, Боб. Ты не можешь хладнокровно убить человека, как бы ни ненавидел его. В тебе этого просто нет.

– Есть.

Боб навел ствол на правый глаз Ахилла и спустил курок. Глаз схлопнулся от вихревого следа влетевшей между веками пули и от уничтожения самого глазного яблока, голова дернулась от удара вошедшей, но не вышедшей пули.

Ахилл рухнул и растянулся на полу. Замертво.

Это не вернуло к жизни ни Недотепу, ни сестру Карлотту, ни всех тех, кого он убил. Страны мира не стали теми, что были до того, как Ахилл сделал из них строительные блоки, разрывая и складывая то, что хотел. Это не закончило войны, которые он начал. Бобу не стало от этого лучше. Нет радости в мести, и очень мало ее – в справедливости.

Но что есть, то есть: Ахилл больше не будет убивать.

Трудно было бы хотеть большего от пистолетика двадцать второго калибра.

20

Дома

От: YourFresh%[email protected]

Кому: MyStone%[email protected]

Тема: Возвращайся домой

Он мертв.

Я – нет.

У него их не было.

Мы их найдем так или иначе до моей смерти.

Возвращайся домой. Никто больше не попытается тебя убить.

Петра летела коммерческим рейсом на заказанном месте, по собственному паспорту, под собственным именем.

Дамаск ликовал, потому что был теперь столицей мусульманского мира, объединившегося впервые за две без малого тысячи лет. Лидеры суннитов и шиитов объявляли о признании Халифа, а центром всего был Дамаск.

Но Петру радовало другое. Частично ребенок, созревающий у нее внутри, изменения, которые уже произошли в ее теле. Частично облегчение от снятия смертного приговора, который наложил на нее Ахилл давным-давно.

Но в основном это было головокружительное чувство: быть на краю полного поражения – и победить. Волна этой радости захлестывала Петру, когда она шла по проходу самолета, и колени подкосились. Она чуть не упала.

Шедший сзади человек придержал ее за локоть и помог выпрямиться.

– Вам нехорошо? – спросил он.

– Нет, я просто чуть беременна, – ответила она.

– Вам тогда надо бросить падать, пока ребенок не стал слишком большой.

Она засмеялась и сказала спасибо, потом закинула сумку на багажную полку над головой – спасибо, не надо, сама справлюсь, – и села на свое место.

С одной стороны, грустно было лететь одной, без мужа.

С другой стороны, весело было лететь домой, к нему.

Он встретил ее в аэропорту и приветствовал могучим объятием. Какие у него длинные руки. Он за эти несколько дней еще вырос?

Об этом ей думать не хотелось.

– Я слышала, ты спас мир, – сказала она, когда Боб ее отпустил.

– Не верь ты этим слухам.

– Мой герой.

– Я предпочел бы быть твоим любовником.

– Мой гигант.

В ответ он снова ее обнял и откинулся назад, оторвав Петру от земли. Она засмеялась, а он закружил ее вокруг себя, как ребенка.

Так делал ее отец, когда она была маленькой.

Так он никогда не сделает с их детьми.

– Отчего ты плачешь?

– Я не плачу, – ответила Петра, – просто у меня слезы на глазах. И вовсе я не плачу, это от радости, что я тебя вижу.

– Ты рада оказаться там, где деревья растут сами по себе, без посадки и орошения.

Через несколько минут они вышли из аэропорта, и выяснилось, что Боб прав, она действительно была рада оказаться не в пустыне. За годы, проведенные в Риберао, Петра поняла, что ее притягивает пышная природа. Ей надо было, чтобы земля вокруг жила, чтобы все зеленело, фотосинтез шел прямо на глазах у всех без всякой стеснительности. Растения едят солнце и пьют дождь.

– Хорошо дома, – сказала Петра.

– И я теперь тоже дома, – ответил Боб.

– Ты же здесь уже был.

– Да, но тебя здесь не было.

Она вздохнула и прильнула к нему на секунду.

Потом они сели в первое же такси.

Конечно, они поехали в комплекс Гегемонии, но не в свой дом – если только они еще могли считать его своим, поскольку отдали его, когда ушли со службы Гегемона тогда, на Филиппинах, – но прямо в офис Гегемона.

Питер ждал их там, и с ним Графф и Виггины. Объятия сменялись поцелуями, рукопожатиями и снова объятиями.

Питер рассказал Петре, что случилось в космосе. Потом Петру заставили рассказать о Дамаске, хотя она возражала, что ничего там особенного – просто город счастлив победой.

– Война еще не окончена, – заметил Питер.

– Зато они полны мусульманского единства, – ответила Петра.