Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России - Андрей Витальевич Гронский

самого факта трагедии. Многие российские граждане не в состоянии более или менее объективно оценить не только степень исторической ответственности Советского Союза перед нашими сегодняшними соседями, но и масштабы катастрофы, постигшей саму Россию. <...> В итоге, история становится инструментом для достижения сиюминутных политических целей, оружием в руках людей, которым, в сущности, нет дела ни до национальной памяти других народов, ни до трагедий, пережитых их собственными народами, ни до прошлого вообще»[300].

И пока вина отрицается, она отнюдь не прекращает свое существование, а возрастает.

Возможно ли покаяние в будущем?

В нынешней ситуации совершенно нереалистично строить какие-либо конкретные прожекты по преодолению советского тоталитарного прошлого на государственном уровне. Но прежде всего, должно произойти нечто такое, что заставит задуматься о том, что происходит в стране большое количество людей. Как сказал Владимир Сорокин:

«Покаяние может быть лишь после потрясения. Это не микстура, которую можно дать. Я думаю, что добровольно здесь не будет покаяния. Чтобы покаяться, надо сначала сильно шмякнуться, набить шишку и, потирая ее, спросить себя: в чем же была моя ошибка? Для покаяния надо увидеть себя со стороны целиком и без прикрас».

Безусловно, преодоление прошлого будет возможно только после смены нынешнего руководства страны и политического курса. Этому процессу будет способствовать установление дружеских отношений и диалога с демократическими странами. Ведь как показал исторический опыт, преодолению тоталитарного прошлого способствовало желание стран, в которых оно проводилось, интегрироваться в сообщество демократических государств. Напротив, те, кому такая интеграция не на руку, будут категорически против межкультурного диалога и нравственного обновления.

Что касается воспитательных мер, видимо, будет необходимо то, что Теодор Адорно назвал демократической педагогикой. Как писал Адорно, «прояснение произошедшего должно противодействовать забвению, которое слишком легко соединяется с оправданием забытого»[301]. Демократическая педагогика, по Адорно, должна обращаться не только к фактам, но в первую очередь к личности носителя тоталитарной идеологии. В отношении преодоления антисемитизма как составляющей части нацистской идеологии он писал: «<...> в той мере, в какой мы хотим бороться с ним внутри субъектов, не следует слишком многого ожидать от ссылки на факты, которые они зачастую не подпускают к себе или нейтрализуют, называя их исключениями. Скорее, предметом аргументации необходимо делать самих субъектов, к которым мы обращаемся. До их сознания следует довести механизмы, формирующие в них расовые предрассудки. Проработка прошлого, понятая как просвещение, по своей сути заключается в подобного рода обращении к субъекту, в усилении его самоуверенности и тем самым и его “я”»[302]. Применительно к нашей ситуации, слово «антисемитизм» можно заменить на слова «особый путь» и другие.

Кроме того, для тех, кто готов к нравственному обновлению, совсем не нужно ждать, когда условия для него возникнут на государственном уровне. Ведь, как указывал К. Ясперс, признание моральной и метафизической вины дело сугубо личное, внутреннее. Кроме того, думается, что если оно будет происходить, то неизбежно приведет и к внешним проявлениям в поведении индивида. В эссе «Сила бессильных» Вацлав Гавел писал, что единственное, что простой человек в силах противопоставить тоталитарной системе, — это «жизнь в правде»:

«<...> “жизнь в правде” имеет в посттоталитарной[303] системе значение не только экзистенциальное (возвращает человеку самого себя), гносеологическое (показывает действительность, как она есть) и нравственное (является примером)»[304].

«Радиус действия этой специфической силы определяется не числом сторонников, избирателей или солдат, ибо ее место в “пятой колонне” общественного сознания, среди скрытых интенций жизни, в подавленном стремлении человека к обретению собственного достоинства и к реализации элементарных прав, его истинных социальных и политических интересов. Речь, следовательно, идет о “власти”, опирающейся не на силу той или иной ограниченной социальной или политической группы, а прежде всего на мощный потенциал, скрытый в целом обществе, в том числе во всех его государственных структурах. Эта “власть”, следовательно, опирается не на каких-то “собственных” солдат, а так сказать, на “солдат своего врага”, то есть на всех, кто живет во лжи и в любой момент — пусть пока только теоретически — может подвергнуться воздействию силы правды (либо, инстинктивно стараясь уберечь свою власть, приспосабливается к этой силе). Это своего рода бактериологическое оружие, которым один штатский может — при соответствующих условиях — вооружить целую дивизию»[305].

В 1978 году, когда эти слова были написаны, наверное, они могли показаться ничем не обоснованным оптимизмом.

Думаю, мы можем позаимствовать оптимизм и у Карла Ясперса, который был свидетелем самых темных страниц истории Европы 20 века, но, тем не менее, не потерял веру в человеческую природу и исторический прогресс:

«Тысячелетия, если соизмерять их со временем предшествующего существования человека и будущими возможностями, — крохотный промежуток времени.

<...>

Когда мы, основываясь на реалиях нашего века, начинаем видеть все в мрачном свете и считать потерянной всю человеческую историю, мы должны ориентироваться на эти будущие горизонты. Мы должны верить в грядущие возможности человеческого бытия. Если бросить беглый взгляд, то сегодня все выглядит мрачно, но если посмотреть пристальней — нет. Чтобы в этом удостовериться, нам нужен общий масштаб всемирной истории. Мы сможем верить в будущее с большей решительностью, если станем действительно современными и в поисках истины будем видеть масштаб человеческого бытия»[306].

Безусловно, если смотреть в масштабе столетий, исторический прогресс заметен. Растет количество государств, которые эволюционируют, хотя и с трудностями, к более прогрессивным формам правления и более гуманному устройству общества. Кроме того, в зоне ответственности каждого человека находятся шаги, пусть даже и очень маленькие, которые он может предпринимать для того, чтобы исторический социальный прогресс происходил быстрее.

О психологии демократии

Каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает.

Жозеф де Местр

Если люди хороши, правительство не может быть плохим.

Уильям Пенн

Что известно о психологии демократии

Складывается впечатление, что в отличие от психологии авторитаризма и тоталитаризма психология демократии исследована намного меньше. Если теория авторитарной личности была детально разработана, — были описаны разные ее аспекты и психодинамические механизмы формирования авторитарного характера, проведены многочисленные эмпирические исследования, разработаны психологические тесты для измерения выраженности авторитарности, был проведен биографический анализ и анализ черт личности известных диктаторов и их последователей, — а также были изучены психологические последствия тоталитарного террора, то в отношении особенностей характера человека, который поддерживает демократическое устройство общества, и влияния демократии на личность такой ясности нет.