Эшли Белл - Дин Кунц

«Я должна знать Эшли! Я должна была по крайней мере хотя бы раз с ней встречаться в прошлом!»

А как по-другому она могла узнать о том, что здесь есть и где оно находится? Откуда ей известно о лошадях в спальне девочки?

Дверцы высокого встроенного в стену гардероба были открыты. Одежда, раньше висевшая там, теперь сорвана с плечиков и лежит на полу. Биби с тревогой в душе приблизилась к гардеробу, хотя пистолет в руке не приподняла. Секретная перегородка с задней стороны шкафа, о которой девушка уже почему-то знала наперед, была отодвинута в сторону. В тайничке размером с небольшой шкафчик никого не оказалось. Если девочка там пряталась, Терезин и его люди нашли ее.

Внезапно у Пэкстона появилось ощущение, что у них катастрофически мало времени. Чувство возникло само по себе, беспричинно, словно впереди появился край, а за ним – бездна. Биби от него удалялась, пойманная кем-то злобным. Теперь ее увлекали от него прочь на огромной скорости, в непонятном направлении и с неясными целями. Это не имело смысла. Биби сейчас лежит в коме в больничной палате. Никто не сможет похитить ее из охраняемого медицинского учреждения. Если бы ее состояние изменилось, Нэнси или Мэрфи позвонили бы ему.

Четвертым предметом, вынутым из черного металлического ящика, был небольшой диктофон. В него вставлена микрокассета, но прослушать запись не представлялось возможным: батарейки разрядились.

Пока Пого рылся на полках кладовой и в выдвижных ящиках шкафов кухни, Пэкс принялся изучать пятую вещицу. Это был сложенный пополам пожелтевший листок тетрадной бумаги в линию с выписанными на нем несколькими цитатами и упоминанием их источников. Почерк не похож ни на теперешний, аккуратный, Биби, ни на более вычурный его вариант, которым писала маленькая девочка. Решительные линии чуть наклоненных букв наводили на мысль, что писал мужчина. Дешевая бумага истрепалась на концах. Ее покрывали бурые пятна времени и жира, выделяемого человеческой кожей. Листок столько раз складывали и раскладывали в свое время, что на сгибе пришлось скреплять его скотчем.

Пэкс принялся вслух читать Пого цитаты:

– «Этот мир – холст нашего воображения». Высказывание принадлежит Генри Дэвиду Торо[80].

– Ну да, парень с берегов Уолденского пруда, – заметил Пого.

– Вижу, ты в школе все же учился.

– Сколько ни старайся забыть, что ни делай, а кое-что напрочь засело в твоей голове.

– Следующее высказывание тоже его: «Если вы уверенно идете туда, куда зовут вас ваши мечты, стараясь жить той жизнью, какую вы сами себе придумали, вам будет сопутствовать необычайный успех».

Найдя упаковку с батарейками ААА «Дюрасел», Пого положил две штуки на стол.

– А Торо с Уолденского пруда, случаем, не тот парень, который вещал о силе позитивного мышления?

– Нет, об этом писал Норман Винсент Пил…[81] Следующий некто Анатоль Франс[82]: «Знание – ничто, воображение – всё».

– Кажется, я уловил, в чем тут дело, – сказал Пого, вытряхивая негодные батарейки из диктофона.

– Я тоже. Воображение, воображаемый, мечта… А вот и Джозеф Конрад[83].

– «Сердце тьмы»? – предположил Пого.

– Парень! Тебе хорошо удается притворяться, – откашлявшись, Пэкс продолжил: – «Только в человеческом воображении каждая истина обретает свое полное и окончательное воплощение. Воображение, а не изобретение, является верховным господином искусства жизни».

– Закручено, чувак.

Чувство, что времени осталось совсем немного и в самом ближайшем будущем Биби ожидает нечто воистину непоправимое, лишь усилилось. Пэкстон перевел взгляд со своих наручных часов на часы, висевшие на стене. Секундная стрелка плавно скользила вокруг циферблата, а вот минутная, щелкнув, скакнула с 2 часов 19 минут дня на 20 минут так, словно это был спусковой крючок пистолета.

– Следующая цитата. Кеннет Грэм написал…

– А-а-а… автор «Ветра в ивах»… Мистер Тоуд, мистер Крот, мистер Барсук, мистер Рэтти у Ворот Рассвета и все такое прочее.

– Он написал: «Как правило, взрослые очень внимательны, когда речь касается фактов. В то же время они с грустным видом ищут более высокий дар воображения». Ты знаешь Уоллеса Стивенса?[84]

– Поэт. Новые батарейки не помогли. Диктофону капец.

– Капец?

– Капец полный, сломан, но я знаю парня, который сможет его отремонтировать.

– Ну, поэт Уоллес Стивенс, значит, написал: «В мире слов воображение – одна из сил природы». И еще… Об этом парне ты вполне мог слышать. Зовут его Шекспиром.

И чуть воображенье даст возникнутьБезвестным образам, перо поэтаИх воплощает и воздушным тенямДарует и обитель, и названье[85].

Задумавшись над словами Шекспира, Пого тряхнул волосами и сказал:

– У меня уже голова от всего этого разболелась. Что бы все это значило?

– Не знаю, но думаю, список составил ее дед.

– Капитан? Ну да. А она так часто перечитывала его записи, что бумага вконец обтрепалась.

Пэкс перевел взгляд со своих наручных часов на электронные микроволновой печи, а затем на часы духовки… Его взгляд переместился к окнам, за которыми дневной свет уже начал заметно меркнуть. Пружина тревоги все больше сжималась в нем.

– У тебя такой вид, словно ты опаздываешь на танцы, – промолвил Пого.

– Биби опять со мной общается, – решившись, сказал Пэкс.

– И что она говорит?

– На сей раз это не слова, а чувства. У нее кончается время. Надо спешить. Кто-то плохой преследует ее.

Пого погрустнел:

– Рак мозга?

– Не что-то, а кто-то.

– С ней сейчас Нэнси и Мэрфи – иногда мать или отец, но чаще они оба. А еще есть другие люди…

– Проблема в том, что это происходит не в больнице, а в другом месте, где она теперь находится.

– Я понимаю, мы угодили в «Сумеречную зону»[86], – промолвил Пого. – Я уже смирился с этим, но, когда ты говоришь о подобных вещах настолько спокойно, мне становится немного не по себе.

Пэкс вынул шестой предмет из сейфа. На сей раз им оказалась детская книжка-картинка, написанная короткими предложениями и простым языком. «Большое приключение Печеньки».

– Эта книжка имеется в продаже столько, сколько себя помню, – сказал Пого. – Когда Нэнси была маленькой, это была ее любимая сказка. Я получил от нее в подарок такую же в пять лет.

– А Биби книжка нравилась?

– Кажется, да… в детстве. Лично я никогда не считал ее образцом бессмертной литературы.

– Если она ее любила, то почему не положила на полку у себя в общей комнате или в кабинете? – задал вопрос Пэкстон.

– Разрази меня гром!

Пока Пэкс листал «Большое приключение Печеньки», Пого вытащил последнюю вещицу из стального ящика.

– Святая сука!

– Что это?

Взмахнув несколькими соединенными скрепкой страницами распечатанного на принтере текста, Пого сообщил:

– Это сочинение Бибс написала профессорше, которая вынудила ее расстаться с университетской программой по повышению писательского мастерства… – сделав паузу, молодой человек чванливым голосом произнес: – доктору Соланж Сейнт-Круа.

– Учитывая, что тебя самого зовут Аверелл Бомонт Стенхоуп Третий, сарказм неуместен, – заметил Пэкс.

– Признаю́. Ты, кстати, читал?

– Биби рассказывала, но сам я в глаза не видел это сочинение.

Пого передал ему четыре странички.

– Прочти. Может, ты поймешь, что вывело из себя великую профессоршу. Ни я, ни Биби так ничего понять и не смогли.

Взглянув на часы на микроволновке и духовке, Пэкстон промолвил:

– Лучше я прочту в машине. Давай сейчас поедем к человеку, который сможет починить диктофон.

– Сочинение лежало в сейфе вместе со всем остальным. Возможно, там говорится о том, что напрямую связано с происходящим. Прочти его лучше сейчас.

С видимой неохотой Пэкс принялся читать вслух. Несколько раз он обрывал чтение и смеялся, хотя тема была лишена даже тени юмора.

– В этом вся Биби.

– Живописно, – согласился Пого.

– Но я не пойму, с какой стати профессорша слетела с катушек.

– Ну, в таком случае это будет первой нашей ниточкой.

– Поясни.

– Мы можем съездить к святой суке и спросить ее, почему у нее сорвало крышу, как у Везувия. Мне известно, где она живет.

Пэкс больше не смотрел ни на стенные, ни на часы у себя на запястье, ни на те, что были на микроволновке. Он ощущал, но не видел, как стремительная стрелка отметает каждую секунду даже не перед его лицом, а прямо на нем. Ощущение было таким же острым, как иногда во время боя, когда кажется, что ты песок, струящийся через крошечное отверстие в песочных часах и падающий вниз. Они отыскали уйму разнообразных странностей, однако почти ничего не смогли понять из увиденного. Обдуманное действие всегда лучше обдуманного бездействия, даже если беседа с преподавательницей колледжа о ее бурной реакции на сочинение студентки пять лет назад может показаться не совсем адекватной.