Как становятся предателями - Изяслав Кацман

что в юношеском задоре ребята составили подробные планы на все варианты развития событий, до которых оказались способны додуматься: отражение атаки на Мар-Хон, несколько вариантов вражеских ударов по окраинным территориям Пеу, в том числе с десантом противника в Бонко, высадку наших войск на Иханаре, и даже боевые действия против Тагиры и рейды на Южную Гряду и Острова Пути. А вот плана военной операции по установлению контроля над юго-восточной частью Пеу никто из них разработать не догадался. Что ж, теперь хромоногому капитану предоставляется возможность исправить сие недоразумение.

-Хорошо – говорю и, выдержав паузу, добавляю – На основе плана номер пять составить план по занятию Бонко, Берегового Сонава, а также Раны и Сувана нашими войсками. Предусмотреть две его разновидности: с сохранением власти тамошних «сильных мужей» и бонкийского таки и восточных «пану макаки», а также с отстранением всех местных вождей от власти.

Хонокоре и Логурикапи молчат, переваривая сказанное Сонаваралингой-таки. А я добавляю: «Пока никто, кроме вас двоих, не должен знать о подготовке похода в Бонко». Смотрю на военных внимательно: вроде бы никаких проявлений недовольства или возмущения не замечаю. Ну и правильно: это старой нашей гвардии, стоявшей у истоков общества «пану макаки», старина Такумал – боевой товарищ. Для молодого же поколения «олени Востока» – один из нескольких деятелей, делящих контроль над лежащей на отшибе территорией.

-Сонаваралингатаки – глава Третьего Стола наконец-то обрёл дар речи – Я понимаю, что тамошнее осиное гнездо нужно выжечь, но сейчас, когда у нас война…. Да и народу как объяснять, для чего и почему?

-Как раз, чтобы бонкийским раздраем не воспользовались тюленеловы, и нужно там навести порядок. И ваше дело – собрать войска для вторжения в Бонко и провести саму операцию. А для разъяснения подданным типулу-таками её необходимости у нас есть другие люди.

-Слушаюсь! – хором отвечают мои вояки.

«На составление плана даю семь дней» – продолжаю – «Хонокоре, занимаешься этим лично, без помощи своих летинату. Покажешь его для начала генералу. Если у него будут замечания, обсудите и сделаете поправки. Потом его обсуждаем втроём. И чтобы до моего особого распоряжения ни одна живая душа не знала о походе в Бонко». Генерал с капитаном согласно пожимают плечами. А я добавляю: «Учитывая господство палеовийцев на море, исходи из того, войска перебрасываться должны по суше. Логурикапи, оба сапёрных батальона отправь на строительство Огокской дороги. Кстати, при работе над планом следует учесть, что, возможно, вохейцы пришлют сапёров или военных строителей для ускорения прокладки пути в Бонко. По крайней мере, Куба-Хитва обещал использовать все свои связи, дабы заполучить их сюда».

-Хитва, пожалуй, это сможет сделать – ответил начальник Третьего Стола и тут же добавил – Но мои сапёры нужны на обустройстве дополнительных береговых укреплений.

-Хорошо, Тридцать первый цаб и сотню из Тридцать второго выделяешь на Огокскую дорогу, две сотни оставляешь в Мар-Хоне и Тин-Пау.

-Слушаюсь! – гаркнул Логурикапи.

-Свободны. Идите. И помните: всё держать в тайне от подчинённых, друзей и родственников.

Ну ладно, хоть молодецки кричать «Слушаюсь» и «Так точно» мои бравые вояки научились. Интересно откуда они этого набрались. Такое ощущение, что подобное само собой заводится, когда начинаются эти игрушки в звания и форму.

Господа офицеры покидают меня. В голове крутится одно: сохранили бы планируемую операцию по установлению контроля над Бонко в секрете хотя бы на стадии разработки. На абсолютное молчание причастных в период подготовки к походу на восток я даже и не надеюсь – тогда уж всяко найдутся среди наших вояк болтуны, через которых поползут слухи.

А мне предстоит сегодня ещё одно дело. Причём, куда деликатнее, нежели выдача армейскому командованию задания сверстать план по захвату самого крупного из неподконтрольных центральной власти кусков Пеу. И даже деликатнее, чем подталкивание вохейского посла к нужным мне выводам.

Сижу ещё несколько минут, настраиваясь и морально готовясь. Потом резко встаю и выхожу из кабинета, поворачивая к чёрному входу из дворца типулу-таками, под чернильно-синее небо вечерних тропиков. Раноре с парой своих сунийцев уже ожидают меня на хоздворе возле калитки, через которую заносят продукты на кухню и вытаскивают из дворца мусор. Я молча мотаю им головой – дескать, следуйте за мной.

Путь наш пролегает в южную, «новую», часть Тенука. Проходим неровными улицами с мастерскими и лавками, оставляем по левую руку пару небольших заводиков, стоящих на отшибе от жилых кварталов, вновь идём, то и дело сворачивая, вдоль домов ремесленников и торговцев, совмещающих жилище с рабочими местами: да, широко расстроилась столица Пеу-Даринги за последние десять лет. Последнее «подношение Тобу-Нокоре» от обитателей города дало почти пятнадцать тысяч ракушек тонопу. Учитывая, что собираются они с подданных Солнцеликой и Духами Хранимой старше четырнадцати лет, всё население раза в два или два с половиной больше. Принимая во внимание папуасскую многодетность, можно было бы предположить цифру и выше, но следовало учитывать немалую долю холостых и неустроенных среди городской публики. Так что лично я вслед за начальником столичной полиции склоняюсь к тому, что коэффициент, на который следует умножать число налогоплательщиков, лежит где-то ближе к двойке.

Возле одного из ничем не примечательных домов-мастерских останавливаемся. Над входом висит корявое изображение перекрещенных молотка с топором, долженствующее обозначать род занятий хозяина – столярно-плотницкие работы.

Сунийцы остаются караулить у входа, я же проскальзываю внутрь мастерской, на ходу накидывая специально прихваченный грубого полотна плащ с капюшоном. Обдумывая предстоящую операцию, я сперва хотел привлечьстоящего сейчас снаружи троюродного брата моего верного Раноре по имени Погоноре, совсем недавно пополнившего ряды моей личной охраны, и потому ещё не успевшего примелькаться в столице. Но по здравому размышлению решил сделать всё сам – и без свидетелей обойдусь, и смогу быть уверенным, что никто случайно не переврёт нужные слова. Пахнет свежеструганным деревом и олифой. Последнюю варят в паре тенхорабитских мастерских из привозного «вохейского» масла. Местное пальмовое, не знаю уж почему, заморские специалисты забраковали – мне заморачиваться такой мелочью было в своё время недосуг, просто принял к сведенью, что сырьё из растущих кое-где у нас на Пеу пальм, дающих целые грозди немалого размера маслянистых плодов, на производство лакокрасочных материалов не годится. Масляная краска к числу вещей стратегически-критических не относилась, потому я отдал всё, что с ней