Среди стихий - Александр Ефимович Берман

полковника оставить ее еще на один день в гостинице. Он не откажет. А завтра мы с ней уедем в Домбай. До Пятигорска на автобусе, а там с маленького аэродрома перелетим в Карачаевск. Там, внизу, всюду уже весна, лес, трава, цветы, кафе, рестораны… А потом мы опять автобусом поднимемся к снегам Западного Кавказа. Ну, конечно, Домбайская поляна! Там широко, просторно, не то что здесь — ущелье. Я покажу ей Домбай и пик Инэ, на который еще мальчишкой затаскивал флаг. А может быть, даже рискну сводить ее куда-нибудь на вершину, например на Зуб Суфруджу. Она спортивная, Наташа.

На повороте стоял только один человек — убийца Джины. Он кивнул мне и спросил миролюбиво: "Как живешь?" Сила в этих местах была на его стороне. Но он посторонился, когда я прошел вплотную: видно, почувствовал, что могу ударить пластмассовым ботинком.

— Добрый день, Саша. Зачем вы идете обратно? — спрашивает меня встречная девушка. Я не могу ее вспомнить и, конечно, не помню, как ее зовут.

— Так вы не возьмете меня в свою группу? Тогда я вспомнил, что это сегодняшняя попутчица в канатке.

— Нет, я заканчиваю работу.

— Жаль… Там только что спустили поломанного; говорят, инструктор его загнал.

— Да, верно. Это я.

— Ой, зачем же вы так? — говорит испуганно.

— А он у меня девушку отбил.

Медсестра уже наложила Вите комфортабельные лубки и теперь записывала в книге обстоятельства травмы.

— Где случилось? — спрашивает она.

— Пониже кафе, под канатной, — говорит Витя.

— "Маркера" сработали? — спрашивает сестра.

— Нет, — говорит Витя. И сестра пишет.

— Я их сам затянул, — говорит Витя и тут видит меня. — Я их сам затянул, — повторяет он, — запишите!

— Хорошо, хорошо, — говорит сестра, и Витя удовлетворенно отворачивается. Но у нее в книге нет такой графы, ничего лишнего она не пишет.

— Через сколько времени подъехали спасатели?

Витя в растерянности, ему трудно назвать время.

— Минут через пятнадцать, — говорю я.

— Аккуратно транспортировали?

— Да, очень хорошо, — говорит Витя.

У спасателей большой опыт. Я видел однажды, как Джамал на склоне поломанной девушке осторожно прилаживал к ноге шину. Я залюбовался его руками. В нем погиб хирург. И так же по-хирургически аккуратно и артистично спасатели возили на акье пострадавших по склонам всех трасс.

Мы грузили Витю в санитарный "рафик":

— Знаешь, — сказал он мне, — ты бы не беспокоился, зачем тебе ехать. Андрей поедет, а ты возьми наши лыжи.

Я чувствую, что, если поеду, ему будет хуже, потому что он не хочет, чтобы я ехал. Может быть, он просто хочет поплакать в машине при Андрее. В конце концов, ведь это не причина, что меня спросит полковник, почему не сопровождал в больницу?

— Езжай спокойно. Я сегодня склею твою лыжу.

— А можно?

— Конечно! Будет как новая. А ты срастайся скорее.

Меня обступили ребята, спустившиеся с Олегом. Мы идем по лесной дороге вверх. Медленная процессия: устали, колодки ботинок на ногах, снег раскисший… Спешить мне теперь некуда.

— Мы пойдем к полковнику, — говорит Света, — мы не хотим другого инструктора. Она вошла в раж:

— Он не имеет права отнимать у нас инструктора, ведь ты не виноват! Ведь каждый из нас может сломаться!

— "Маркера" расстегнулись? — спрашивает Олег.

— Нет.

— Ты проверял?

— Да.

— Так, может быть, он сам их затянул?

— Так и было.

— Я поеду завтра в Тырныауз и продиктую ему, как написать рапорт, говорит Олег.

— Удобно ли? — Мы пойдем к полковнику, мы потребуем!.. — говорит Света.

— Да не тряси ты кудрями, — говорит Толик-Вертолетчик, — она потребует… Когда у нас ЧП, то пассажиры виноватыми не бывают, хотя они и обманом затащили в кабину лишний груз. Тут надо действовать с толком, надо обдумать ход…

Но Светка кипятится:

— Думай, думай, а я пойду… — и рванулась вперед.

Мы засмеялись.

Может быть, я когда-нибудь стану хорошим инструктором, ну, например, как Степанов. Если не выгонят. В конце концов, коли чувствуешь призвание, надо бороться.

— Дай-ка я понесу твои лыжи, — сказал Володя-староста и потянулся за моими лыжами.

Лыжи я ему не отдал, конечно. Но сладко стало на душе, словно улыбнулась незнакомая, очень-очень красивая девушка. Улыбнулась и прошла по дороге.

Лавина

"Приятно вот так шикарно остановиться. Вот оттуда я ехал. Что-то движется. Маленькая лавинка. Только что проехал там. Едет и не хочет останавливаться. Вот разветвилась. Сейчас остановится. Что-то не останавливается. Она берет меня в клещи. Сейчас остановится. Остановится. Остановится. Нет, не остановится. Бежать некуда. Только вниз. Вниз. Кажется, я пролетел над "вторым балконом". Как мягко лыжи коснулись снега. Никакого удара. Загрузились пятки. Только не зарыться. Только не загружать носки. Что бы ни было, не загружать носки. Не так уж страшно ехать напрямую, как казалось всю жизнь. Если доеду донизу, там много людей. Надо кричать. Надо, чтобы они убегали. Что кричать. Немедленно надо кричать!"

"Какой забавный хулиган. Он хочет, чтобы на него смотрели. Он не просто кричит, а какие-то слова. Я никогда не видела, чтобы так отчаянно мчался лыжник. Что тут только не увидишь в этих горах. Хорошо, что я приехала сюда. В таких местах люди находят друг друга. Женщины — мужчин. Но и мужчины — женщин. Как же он мчится! Захватывает дух. Невозможно от него оторвать взгляд. Он гипнотизирует. Зачем он так кричит? Почему он так резко вдруг раскидывает руки в стороны? Будто разбрасывает что-то на своем пути. И сразу снова собирается в комочек. Невозможно уследить, когда он едет, а когда летит по воздуху. Неужели это нормальный человек? Хорошо бы, это был нормальный человек. И красивый. Ну, пусть не очень. Совсем не обязательно. Как красиво он приближается! Он захватывает пространство. Но все-таки, что он кричит?"

"Я лечу через лес. Тут никто никогда не ездил. Почему я не натыкаюсь на деревья? Что-то меня хранит. Такое впечатление, что я здесь не один.