Среди стихий - Александр Ефимович Берман

Александр Берман

Среди стихий

К читателям

Сначала я так много времени потратил на зимний туризм, что увидел, как жизнь уходит — будто я на быстрой воде, а все остальное на берегах. Но попал я на быструю воду уже потом, когда зимой перестал ходить в Заполярье, а повернул на Кавказ, в Терскол, где новогоднее солнце не под землей, снег не стынет зеленоватой синью, а желтеет на солнце и голубеет в тени. Я сменил брезент на яркий капрон, самостоятельность — на подчинение порядкам и нравам, учил людей кататься на горных лыжах и заодно учился сам. Это было освобождение от власти севера.

Я оказался во власти юга. Мир Терскола держал так же прочно, как север. Начал научным сотрудником лавинной лаборатории, а закончил горнолыжным инструктором турбазы. Странная карьера, но я о ней не жалею. Мне понравилось быть горнолыжным инструктором, хотя в книге об этом немного грустная повесть. Я встретил в Терсколе Иосифа Кахиани и его глазами увидел жизнь альпиниста. В юности я бывал в альплагерях, но альпинизм остался болью несовершившегося, и рассказы Иосифа Кахиани стали моим альпинистским сном. Я записал их.

Что же касается быстрой воды, то мне ее показал Игорь Потемкин. Он взял меня на плот и прокатил по Ка-Хему, в тот раз, когда впервые плот прошел весь Ка-Хем. Собственно, открыл Ка-Хем годом раньше Александр Степанов. Но он вылетел на камни как раз над двадцать вторым порогом Мельзейского каскада… Об этом пороге вы можете прочесть в очерке "Грани риска".

Путешествуя по сибирским рекам, я много лазил по скалам. Они привлекали меня с детства. Потом я несколько раз бывал на Красноярских Столбах и в Крыму, повидал "скальных людей" в возрасте от пяти до семидесяти пяти лет.

Когда пишешь о людях, которые тебя захватывают, надо все же стоять на чем-то своем, потому что литература — общение, и если один из собеседников просто слушает раскрыв рот, то другому становится скучно.

О том, что опора нужна, обычно говорят, когда ее теряют. Моей опорой был север…

Мне вернула его Валентина Шацкая. Она сказала: "Ты куда делся? Уже выросло целое новое поколение "северных людей". Она позвала меня в заполярные горы, тундры и к новым людям, которые научились замечательно справляться с пургой и морозом и не бояться заледенелых скал. Эти новые люди поднимают в тундре паруса и мчатся на них, как некогда Нансен через Гренландию. И я вернулся в стихию, которая оказалась еще моей.

Так без моторов и кабин совершил я маленькое путешествие по кругу из трех стихий — холода, скорости и высоты, — которое приглашаю вас вместе со мной повторить.

Человек на лыжах

В ту морозную зиму

Они вышли на одной из северных станций, выгрузили рюкзаки и лыжи. Юра вернулся в вагон проверить: что забыто. Ничего не забыто. Тогда собрались у вещей, скинули напряжение с плеч, согнали заботу с лиц и с удовольствием оглянулись.

Начальник убежал на разведку.

Поезд еще стоит. По перрону бегут пассажиры: красные лица, над головами воротники, крики окутаны паром. Под вагоном лед. На площадке проводница в теплом платке:

— Не замерзнете?

— Нет, — лихо откликается Вэм, он же Володя Маленький.

— В Москве-то оттепель, а здесь, видишь, за сорок. Поехали со мной дальше.

Прибежал Саша Начальник:

— Ребята, за мной! — закричал он и подсел под свой рюкзак.

— Куда бежать? — спросил Вэм.

— Сказано, вперед! Какая тебе разница? Что за дурацкая манера обязательно спрашивать, — выговаривал на бегу Начальник. Этот Маленький его раздражал своим нежеланием слепо и радостно подчиняться.

Северный поселок. Посреди вокзальной площади, огороженной двухэтажными избами и бараками об одном этаже, стоит лесовоз с прицепом. Кузова как такового нет. Только бревна, скользкие сами по себе, да еще в снегу, и тревожный и острый запах срезанной березы.

Начальник скомандовал затаскивать рюкзаки. Что и было сделано. Только он собрался отдать команду привязать их, как Володя Маленький, стоя на земле руки в брюки, шарфом закутанный по глаза, проговорил задумчиво:

— Надо бы привязать.

— Залезай! — скомандовал Начальник. — Василий, поехали!

Василий, перемазанный мазутом, в засаленных ватных штанах, с распахнутым воротом, с голой шеей, с красным носом, с прищуренными глазами, слез на снег и подошел покачиваясь.

— Девку в кабину, — сказал он.

— Лариска, иди в кабину, — сказал Начальник. Но Лариса решительно отказалась.

— Ладно, поезжай тогда, — сказал Начальник.

Василий медленно полез в кабину. Лесовоз взревел, дернулся и помчался. На сверкающей, слепящей снежной пылью дороге он совершил два изящных поворота, на каждом из которых отчаянно занесло, и устремился вниз на простор озерного льда.

Ослепшие, оглохшие, оцепеневшие под режущим ветром, висели они на бревнах и держали рюкзаки. Один рюкзак свалился и исчез под колесами прицепа. Сдвоенные колеса подпрыгнули, стрельнули раздавленные банки.

— Стой!! — закричал Начальник. Но Василий не мог услышать.

— Вэм, держи рюкзак! — приказал Начальник Володе Маленькому и полез по бревнам.

В этот момент дорога взлетела на береговой мыс и через него, словно в воздушную яму, — опять на озеро. Вэм держал два рюкзака и держался сам. Одна рука у него в меховой рукавице, другая голая. Рукавица упала при съезде на озеро. Он уже подумывал, какой из двух рюкзаков упустить, когда ему пришла на помощь Лариса. Она ухитрилась сорвать с Вэма шарф и замотать им Вэмову руку. По бревнам приполз Начальник. Ему не удалось установить связь с водителем. Он предпринимал неоднократные попытки, но бревна так мотало. Удивительно, как он удержался сам. Но еще удивительнее, что Володя Маленький не отморозил голую руку, что и у других не были отморожены носы,