Евреи в древности и в Средние века - Александр Ильич Тюменев

иудеев[188]. Случаи выражения скорби евреями при погребении скончавшихся епископов, не раз имевшие место, как мы видели, в течение предшествовавшего периода, повторялись также неоднократно и в описываемое время. Нам известны, например, случаи участия евреев в похоронных процессиях при погребении епископов Вальтарда магдебургского в 1012 году[189], Адальберона Мецского, которого евреи вспоминали и продолжали оплакивать еще десять лет спустя после его смерти, Бардо Майнцского (в 1051 году)[190], наконец, архиепископа Анно Кельнского, которого евреи оплакивали на специальном собрании в синагоге, превознося его справедливость и чистоту жизни. Во всех крупнейших архиепископских и епископских городах Германии, таким образом, как видим из приведенных фактов, наблюдалось в большинстве случаев благожелательное отношение к еврейским общинам со стороны высших представителей церковной власти. Еще в начале двенадцатого столетия отдельные епископы, нуждаясь в деньгах, старались поддерживать хорошие отношения с евреями. Так, епископ мюнстерский находился, по-видимому, в близких и дружественных отношениях с богатым евреем Иудой из Кельна (впоследствии крестившимся с именем Германна), ссужавшим ему крупные суммы, не беря при этом против обыкновения никакого залога.

Если, таким образом, высшие образованные круги не чуждались общения с евреями, если даже духовенство в лице своих высших представителей свободно было, по крайней мере в большей своей части, от всякой религиозной исключительности по отношению к евреям, то остальные слои населения находились с ними в это время в еще более тесных и постоянных отношениях, не носивших еще и следа той враждебности, какая отличала собою эти отношения впоследствии. Христиане живут в городах и вне городов в постоянном общении с евреями, днем и ночью слушая, как жалуется папа Стефан III в цитированном уже нами письме, их безбожные речи и нередко находясь у них в услужении. О таком постоянном общении христиан с евреями говорит и Агобард, причем даже этот столь враждебный им писатель, предлагая воздерживаться от совместной еды и питья с ними, в то же время не только не требует открытого проявления враждебных чувств по отношению к ним, но, напротив, находит справедливым и необходимым хорошее отношение к ним. Мы видели, что согласно предложению иудеев, торговые дни нередко переносились с субботы на воскресенье. Свои настояния относительно избегания совместной еды и питья с евреями так же, как и совместной жизни с ними в одном жилище, Агобарду приходилось повторять неоднократно, что является лучшим доказательством существования в действительности обратных отношений. Преемник Агобарда, Амулон точно так же постоянно отмечает тесные взаимоотношения, существовавшие между евреями и прочим городским населением как в Лионе, так и в других городах. Встречи и собеседования с ними, приветствия и даже поцелуи представляли самое обыденное явление, что особенно возмущает Амулона и в чем он видит лесть по отношению к евреям. Несмотря на антиеврейскую проповедь Агобарда и Амулона и других, правда, пока еще немногочисленных представителей духовенства, несмотря на отдельные случаи возникавших пока еще исключительно по инициативе церкви преследований их[191], отношение к евреям еще в течение долгого времени продолжало оставаться благожелательным. Еще в половине двенадцатого столетия евреи свободно появляются всюду и поддерживают постоянное общение с христианами. До конца одиннадцатого века браки между евреями и христианами не представляли редкости, как о том свидетельствуют постановления 4-го Толедского и позднейших церковных соборов.

Поворот в отношениях христианского населения к евреям начинает намечаться, как увидим, только около половины двенадцатого столетия. До этого времени во всех слоях населения, с которыми евреям приходилось приходить в соприкосновение, они встречали благожелательное и, во всяком случае, лишенное всякого предубеждения отношение. Вот почему и сами еврейские общины не обнаруживали в это время ни той замкнутости, ни той исключительности, какие отличали их отношения к внешнему миру в эллинистическую и римскую эпоху так же, как и во вторую половину средних веков. «Французские раввины и ученые этого времени не являются замкнутыми домоседами, чужими в отношении окружающего их внешнего мира и общества, неосведомленными и неопытными в явлениях и требованиях повседневной жизни, какими были и, как они сами полагали, должны были быть их преемники; напротив, это были практики и самые общительные люди, это были тонкие наблюдатели всего, что происходило перед их глазами, проникавшие своим острым взглядом во все жизненные отношения, в жизнь людей всякого рода призвания и профессий»[192]. В своих сочинениях, в своих толкованиях священных книг они сплошь и рядом заимствуют примеры не только из еврейской жизни, но и вообще из окружающей их действительности, не исключая и современных феодальных отношений, и рыцарских нравов.

Однако, если положение евреев и представлялось в общем благоприятным в течение всего описываемого периода, тем не менее вряд ли можно думать, что оно оставалось одинаково неизменным и было таким же в половине двенадцатого столетия, как во времена Агобарда и Амулона. Как постепенно изменялось экономическое положение евреев, как постепенно падало их значение в общей экономической жизни, как постепенно совершался их переход к новому роду экономической деятельности, так же постепенно вместе с этим должно было изменяться и отношение к ним со стороны христианского населения. Изменение это, естественно, раньше должно было наступить во Франции, где евреи ранее, нежели в Германии, оказались вытесненными из области торговли и должны были обратиться к ссудным и иным денежным операциям. Если еще и в половине двенадцатого столетия евреи, как свидетельствует автор анонимного сочинения против них, все еще свободно обращались среди христиан, то взаимоотношения их с этими последними ограничивались, по-видимому, исключительно деловыми отношениями, не носили уже более характера того тесного и постоянного общения, на которое жаловались Агобард и Амулон. В противном случае враждебный евреям аноним не преминул бы обратить на это внимание. И конечно, не случайность то обстоятельство, что в то время, как в Германии в одиннадцатом столетии существовали еще взаимно-доброжелательные отношения между евреями и многими представителями высшей иерархии, во Франции мы не слышим уже более ни о чем подобном. Если в каролингскую эпоху интерес к еврейским книгам широко был распространен одинаково как в светских, так и в духовных кругах, то в конце двенадцатого столетия подобный факт представлял уже обращавшее на себя специальное внимание исключение. В 1192 году один монах вздумал изучать еврейские книги и обратился с этой целью к еврейскому учителю. На это было обращено особое внимание, и клервосскому аббату поручено было расследовать это дело и сделать соответствовавшее внушение прегрешившему монаху.

К этому времени успело измениться, впрочем, отношение к евреям не только со стороны высших духовных кругов, но частью и со стороны светской аристократии. Показательным в этом отношении