За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

льняной чуб выбивается из-под фуражки. За плечами рюкзак, в руках хозяйственная сумка.

— Побуду у тебя малость. Дозволишь?

— И ты еще спрашиваешь? Живи сколько хочешь, квартира в твоем распоряжении.

Последнюю фразу я произнес с нескрываемой гордостью — уже несколько лет я жил в небольшой однокомнатной квартирке. Один…

Сняв с затекших плеч тяжеленный рюкзак, Афанасий пошел на кухню и начал выставлять на стол гостинцы — банки брусничного и черничного варенья, большой туесок с медом, связки сушеных грибов, вяленую оленину, затем развернул тщательно упакованный сверток — копченую нельму. Деликатес!

— Ты рехнулся — куда столько?

— Ничо, ничо… Откушай нашей пишши. А то отощал, как селезень пролетный. Откушай…

— Спасибо. Сейчас позавтракаем, отдохнешь, потом я тебе Москву покажу. Ты ведь здесь, кажется, еще не был?

— Не доводилось. Очень даже любопытно поглядеть, какая она есть, столица наша. Жаль, времени нет, надо ехать. Братишка женится, на свадьбу позвал, в Брянск. Поезд через три часа.

Чаю Афанасий напился вдосыт, опрокинул вверх донцем чашку, вытер пшеничные усы. Поговорить толком нам, конечно, не удалось, не успели оглянуться — пора уходить. На вокзале я усадил сибиряка в плацкартный вагон, вернулся домой, вымыл посуду и, убирая в холодильник продукты, услышал странные звуки и недоуменно уставился на сверток с рыбой — уж не нельма ли пищит?

Писк продолжался, обойдя стол, я увидел Афонькину сумку — забыл, растяпа! К сумке прикреплен листок бумаги с выведенной крупными буквами надписью: «Прими, Юрий, от всей души. Подарок, правда, махонький, но с ним не заскучаешь».

Я дернул «молнию», сумка дрогнула и зашипела, на дне шевелился пушистый комочек. Рысенок.

Вот так подарок! Спятил Афошка, что ли?

Несколько лет назад редактор поручил мне написать большой очерк об охотниках-промысловиках. Зачем понадобилось это нашей газете, толком не знаю, но я отказываться не привык, к тому же в командировке всегда можно почерпнуть что-то полезное и для себя. Словом, я согласился, улетел в Восточную Сибирь и поселился в охотничьей заимке Афанасия.

Девственная зимняя тайга! Красота неописуемая! С утра, надев широкие, подбитые шкуркой лыжи, мы уходили в лес. Афанасий промышлял белку, я любовался тайгой, дивился его меткости и сноровке. Долгие вечера коротали у жаркой печурки, прихлебывая густой, настоянный на травах чай, лакомились вкусным сотовым медом.

Однажды я остался в заимке, нужно было привести в порядок свои записи, заодно и обед приготовить. Изредка доносились выстрелы, потом все стихло, — очевидно, Афанасий удалился на значительное расстояние. Набросав план очерка, я сварил суп, принес из кладовой замороженные пельмешки и, пока они оттаивали, рассеянно перелистывал пухлый потрепанный журнал, невесть каким образом оказавшийся в этой глухомани. Но вот снег за оконцем заскрипел, мелькнула согнутая фигура, — похоже, Афанасий тащит на плечах какой-то трофей. Распахнув дверь, я весело его приветствовал, но Афанасий не ответил, вошел в избушку, сделал два-три неверных шага, зашатался и рухнул мне под ноги — по полу побежали темные ручейки…

— Что с тобой?!

Уложив охотника на лавку, я смыл кровь с побелевшего, искаженного мукой лица, быстро достал из походной аптечки бинт, вату, приступил к перевязке. На парня было страшно смотреть: короткий полушубок располосован, торчат клочья, руки изодраны, на шее глубокие кровавые борозды, кожа на лбу сорвана и висит козырьком, за ухом рваная рана… Пока я промывал и бинтовал раны, Афанасий, кряхтя от боли, рассказывал.

Возвращаясь домой, он заметил крупного зверя. Лежа под елью, зверь не спеша расправлялся с пойманным зайцем. В сгустившихся сумерках трудно было понять, кто орудует в ельнике, — мешали низко нависшие пушистые ветки деревьев. Сняв с плеча «малопульку» — малокалиберную винтовку, Афанасий подошел ближе, выбирая удобную позицию для выстрела, но хрустнул под лыжиной сухой сучок, и хищник исчез, оставив на снегу растерзанную тушку.

Волк? Но следы явно не волчьи. Да это же рысь! Рыси в окрестных лесах почти не встречались, добывать их Афанасию не приходилось, не знал он и хитроумных рысьих повадок, за что едва не поплатился жизнью. Сжимая в руках винтовку, Афанасий двинулся по следам лесной кошки, вскоре они затерялись в густом кустарнике, на краю распадка. Охотник раздвинул заросли, но следов нигде не обнаружил — зверь скрылся неведомо куда.

Местные жители уверены, что рыси обычно на человека не бросаются, уступают ему дорогу, однако кое-кто из старожилов утверждал, что рысь не признает за человеком права сильнейшего и, уступив ему в чем-то, впоследствии старается взять реванш. Рассказывают, что, встретив охотника на тропе, лесная кошка забегает далеко вперед, не спуская глаз с приближающегося человека, на редкость точно рассчитывает, где он примерно должен пройти, прижимается к суку, нависшему над тропой, терпеливо выжидает и, когда путник окажется прямо под ней, прыгает с дерева на ничего не подозревающего охотника. Сбив его с ног внезапным ударом тяжелого тела, рысь мертвой хваткой впивается жертве в затылок, усиленно работая лапами, вооруженными острыми лезвиями когтей. Не берусь утверждать, что подобные нападения случаются, но с героем моего будущего очерка было именно так.

Резкий толчок свалил парня с ног, что-то тяжелое придавило, Афанасий зарылся головой в сугроб, а на его спине бесновалась, свирепо рычала рысь, бешено работала когтистыми лапами. Спас охотника полушубок — поддувал холодный ветер, и воротник полушубка был поднят, рысь не смогла прокусить толстый ворот, кусала еще и еще. Зверь фыркал, выплевывая набившуюся в пасть овчину, шипел, Афанасий не растерялся и схватился с рысью в рукопашной. «Малопулька» валялась в стороне, нож, висевший на поясе, выпал из кожаных ножен. Изловчившись, Афанасий схватил рысь за заднюю лапу, рывком стащил с себя — и оба закувыркались в распадок.

Человек и зверь катались по каменистому дну распадка. Зверь злобно шипел, человек дрался молча. Когтистая лапа вспорола лоб, кровь залила Афанасию глаза — и мир вокруг стал розовым. Афанасий сгреб рысь за загривок, сдернул, подмял под себя, но рысь тотчас же вывернулась и впилась охотнику в предплечье.

Отшвырнув зверя, Афанасий вскочил, а когда рысь снова бросилась на него, что есть силы хватил ее кулаком — раз, другой, третий. К небу взлетел негодующий кошачий вопль — и рысь скрылась за деревьями.

— Боксом я в армии баловался, — объяснил Афанасий. — Пришлось прием применить.

— Нокаутировал, значит, зверя?

— Не… Поучил маненько…

Раны оказались не опасными, и вскоре охотник поправился. Малоприятное приключение товарища всплыло в памяти до мельчайших подробностей, породив недовольство и недоумение: о чем думал Афошка, везя рысенка в Москву? Что я с ним буду делать? Покуда он маленький, как-нибудь справлюсь,