Дорогой сновидений - Юлиана Суренова

— Я хотел бы стать твоим покровителем.

— Ну… — это было так неожиданно, что в первый миг она даже растерялась.

— Мое покровительство не будет тебе в тягость. Служение богу сна просто — нужно только спать и видеть сны.

— И все?

— Да. Ну, может, еще, если сама этого захочешь, помогать мне придумывать сновидения и посылать их смертным. Поверь, это очень даже забавно.

— Но я не умею!

— Научишься. Это не словно… Так что ты скажешь?

— Я не знаю… — она пожала плечами. Конечно, ей хотелось научиться сочинять сны, словно сказки, а потом управлять ими, подчиняя себе. Это было бы так здорово. У нее даже перехватило дыхание от предвкушения чуда, которое вот-вот должно было спуститься золотой птицей к ней на ладони. Но… Но что-то мешало ей просто взять и согласиться — что-то неясное, чей-то голос, похожий на ее собственный, звучал в голове, нараспев повторяя краткое «нет», складывая из него песенку-заклинание, такую забавную, что рожденные ею смешинки защекотали в носу. — Ой! - Мати ошарашено уставилась на стайку маленьких серебристых рыбок, подплывших к самому ее лицу. — Что это? Летающие рыбки! — восхищенно воскликнула она. — Смотри! Смотри скорее, пока они не улетели!

Лаль взглянул на них, поманил пальцем и вот уже они закрутились вокруг его руки, как обруч, словно танцуя под слышную лишь им одним мелодию.

— Здорово! — восхищенно прошептала Мати. Как бы ей хотелось, чтобы эти крохотные комочки-создания слушались и ее. Она бы приказала им… О, с ними было бы так интересно поиграть, поговорить, ведь они должны знать столько всего интересного…

— Рыба разговаривает лишь в сказке, — прочитав ее мысли, хмыкнул Лаль. — Во сне это невозможно.

— Почему? — Мати даже расстроилась. Она-то думала, что сон даже больше, чем сказка, что он — само чудо.

— Увы, — его голос стал задумчив, немного грустен, — сновидение — лишь обратная сторона были, отражение яви в зеркале небыли, но не она сама. Это… Это мираж посреди снежной пустыни, образ оазиса, кажущийся на расстоянии столь же волшебным и прекрасным, как самый чудесный город, но стоит подойти поближе, протянуть руку — и все рассеется.

— Но ты говорил, что во сне возможно все, чего я захочу. Если я захочу попасть в сказку…

— Ты и попадешь в нее. Однако это будет не сама сказка, а лишь сон о ней. Впрочем… Если ты очень-очень захочешь, и не ты одна, а все люди, может быть, у вас и получится…

— Лаль, — Мати уже не слушала его, думая о другом, — но ведь рыбки летают только в сказках!

— А кто тебе сказал, что они летают?

— Ну вот же, вот, — девочка ткнула пальцем вперед. — Ой, - она поспешно отдернула руку, но поздно: испуганные ею маленькие создания поспешно унеслись прочь. — Ну, ты сам видел: они летали!

— Не летали. Они плавали.

— Плавали по воздуху… — задумчиво проговорила Мати, рассматривая эту фразу с разных сторон, словно покрытый занятным рисунком камешек. — Так боги называют полет?

— Полет есть полет. А эти маленькие шалуньи именно плавали. В воде.

Она не смогла сдержать смешок.

— Что хихикаешь?

— Если они в воде то и мы, выходит тоже?

— Да.

— Но это невозможно! Вода мокрая, я бы почувствовала! И, главное, мы… Ну, не знаю, как ты, ты все-таки бог, а я бы точно захлебнулась… — и стоило ей об этом подумать, как она почувствовала, что липкая влага обдала ее волной со всех сторон, окружая прозрачной стеной. Она нервно дернулась, вздохнула… И вдруг поняла, что не может дышать, испугалась, закрутилась, не зная, что делать, по-рыбьи то открывая, то закрывая рот, но ловя не живительный воздух, а все ту же пресную безвкусную воду.

— Быстро наверх! — заметив, что с Мати случилось что-то неладное, крикнул Лаль, а затем, сорвавшись со своего камня, схватив девочку, потянул вверх, к поверхности.

Она пришла в себя лишь на берегу. Сердце стучалось так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, его стук гулкими ударами отдавался в голове, уши словно снегом забило, перед глазами кружили золотые мухи.

Несколько мгновений Мати только и делала, что откашливалась и отплевывалась.

— Ш-што с-с-случилось? — стуча зубами, не понимая, почему ей так холодно, когда вокруг царит жара, с трудом выговаривая слова заплетающимся языком, спросила она.

— Я говорил тебе: сон — это мираж. И стоит прикоснуться к нему рукой, как его нереальные образы растворяются, обретая черты яви.

— Значит, если бы я не поняла, что нахожусь под водой, или не подумала, что там невозможно дышать…

— Ты продолжала бы преспокойно сидеть на дне озера, любуясь его красотами… Хорошо…

— Что тут хорошего!

— Хорошо, что ты все поняла. Тебе нужно было кое-что усвоить, и сон дал наименее трудный урок.

— Ничего себе — "на-и-ме-не-е"! — это слово было новым для нее, и она произнесла его по слогам, чтобы не ошибиться. Впрочем, несмотря на незнание, она прекрасно поняла, какой смысл Лаль в него вкладывал. — Я ведь могла задохнуться и утонуть!

— Успокойся. Я же был рядом и вытащил тебя.

— А если б тебя не оказалось поблизости, если б ты остался с младшими?

— Ты б выплыла сама. Даже не умея плавать. Озеро неглубокое. Вода вытолкнула бы тебя на поверхность.

— А если…

— Мати, вода — одна из самых добрых и милосердных стихий. Она щадит своих пленников, в отличие от воздуха или огня. Чем в страхе оглядываться назад, лучше на миг представь себе, что могло случиться, взмой ты на крыльях ветра в небеса, а потом, под облаками, вспомни вдруг, что обычные люди не летают. Что бы случилось с тобой тогда? А что было бы, если б ты забралась огненной ящеркой погреться в жерло вулкана, а затем, в самом сердце огня, поняла, что ты — маленькая смертная девочка, а не дух пламени?

— Б-рр! — она нервно дернула плечами. Страх мурашками пробежал по спине, забрался в душу, морозя ее своим дыханием. А затем на смену ему пришла еще большая обида, чем та, что загнала ее на дно озера: — Что же теперь, — на ее глаза вновь навернулись слезы, — мне и летать нельзя? Но я хочу!

— И летай себе на здоровье.

— Как? Теперь я буду бояться. Я не хочу умереть здесь, — странно, но, несмотря на то, что ей нравилось в мире сна, одна мысль о том, чтобы встретить в этом краю свою смерть рождала в ее душе страх, граничащий с паническим ужасом, который заставлял бежать прочь… Почему?

— Наяву для людей смерть — это сон, вечный сон, — прочитав ее мысли и отвечая на них, а не на произнесенный вслух вопрос, проговорил бог сновидений, — а во сне, наоборот, смерть — это пробуждение, — его губ коснулась улыбка. — Ты не хочешь умирать здесь, потому что не хочешь уходить отсюда. Я очень рад, что мой мир так понравился тебе…