Дорогой сновидений - Юлиана Суренова

— Оставь все эмоции позади, взгляни вокруг. Ты видишь: грань между явью и сном сейчас столь хрупка, что стоит нам сделать неверный шаг, как все мироздание сорвется в бездну, ведь отражение и реальность не могут стоять по одну сторону зеркала.

— Мы будет осторожны!

— И как ты себе это представляешь? — не выдержав, вскричала Гештинанна. — Что ты вообще знаешь о крае сновидений?

— Да уж побольше тебя! Ведь я богиня смерти, а смерть — это вечный сон!

— Ты — повелительница души, спит же разум!

Когда слова иссякли, они замолчали, продолжая глядеть друг на друга, не в гневе, ненависти или презрении, нет — в безнадежном поиске иной возможности, того пути, которого как они совершенно точно знали, просто не было.

— Госпожа! — донесся до них полный слитых воедино надежды и отчаяния возглас женщины.

Лина, вырвавшись из рук пытавшихся удержать ее женщин-караванщиц, подскочила к богине смерти, упала на колени перед повелительницей подземных земель: — Верни малышей, прошу Тебя! И я буду твоей слугой в вечности!

— Не надо, — властным движением руки та велела ей подняться. — Не надо просить меня, смертная, о том, что я готова сделать и так. И не надо предлагать мне службу, которая принадлежит моему брату, когда ты — одна из его спутниц.

— Но ты поможешь? Ты вернешь детей?

— Мать, — Кигаль не успела ответить на заданные смертной вопросы, как, опередив свою хозяйку, заговорила Гештинанна, — вспомни, с кем ты говоришь. Богиня смерти не может дать жизнь! Даже если ей удастся каким-то образом разбудить спящих, они вернуться не к вам, а к ней!

— Господин… — прошептала Лина, повернувшись Шамашу. Она не знала, что сказать, как вновь попросить о том, о чем уже просила. "Пусть так, — читалось в ее глазах, — пусть они вернутся не в мир живых, но в края смерти. Пусть, если иначе нельзя. Только бы они вернулись! Только бы вечность хранила в себе надежду на новую встречу!" Из ее глаз потекли слезы, молчаливый и бесконечный поток которых она была не в силах сдержать.

Колдун, медленно, словно через силу, повернувшись к караванщице, посмотрел на нее.

Он знал, что такое выбор, как тяжел и болезнен он может быть. Жизнь долго учила его выбирать, стремясь сохранить главное, отказываясь ради этого от всего остального. Самое ужасное, что, несмотря на жуткую боль, пронзившую сердце, разум продолжал мыслить трезво и отрешенно, указывая, как следует поступить. Но мог ли он…

— Шамаш, — сиплым, отказывавшимся подчиняться, срывавшимся в хрип голосом начал Атен. Он выглядел ужасно, за краткий миг постарев на многие годы. Со сгорбленной спиной и опущенными плечами, безвольно повисшими руками и вымученным пустым взглядом он совсем не походил на того сильного и гордого хозяина каравана, который еще недавно мерил шагами белые просторы бескрайней снежной пустыни. Это был старик, уставший от жизни настолько, что она больше не приносила ни радости, ни счастья. — Если так нужно для блага мира… Ты должен думать обо всех. А мы… Мы как-нибудь… Только, — на миг в его глазах зажегся огонь, но и это была не надежда, а мольба, — прошу, сделай так, чтобы смерть не разлучила нас. Пусть хотя бы в вечном сне мы будем вместе!

— Смерть не может быть лучше жизни, — качнув головой, чуть слышно проговорил колдун.

— Шамаш, подумай! — попыталась остановить его Гештинанна.

— Тут не о чем думать.

— Но есть еще и другие люди, весь остальной мир…

— Правда в том, — глядя в упор на богиню памяти, медленно, подчеркивая каждое слово, заговорил он, — что мне нет никакого дела до этого остального мира. Он и так умирает, смирившийся со своей смертью. Ну и пусть. Этот же караван — то единственное, что имеет для меня смысл.

— Да, такова правда, — вздохнула Гештинанна, вынужденная смириться с тем, что ей не удалось убедить бога солнца в том, что она считала наилучшим. — Но истина ли?…Поможешь ли ты своим спутникам, вмешавшись, или, наоборот, навредишь?

Вскинув голову, колдун взглянул на нее. В его глазах была грусть и глубокая, разрывавшая душу на части, боль. Однако он ничего не сказал. И вместо него заговорила повелительница подземного мира, повернувшись к спутникам бога солнца:

— Надо действовать, пока еще не слишком поздно! Соберите всех спящих детишек в одном месте.

— Госпожа… — хозяин каравана не совсем понял приказ и вынужден был просить разъяснений, несмотря на весь тот страх, что волнами жуткого холода захлестывал его с головы до ног. — В одной из повозок?

— Нет. Прямо под куполом шатра. Постелите на снег одеяла, зажгите кругом костры… — она подобно стеклянному сосуду наполнилась пламенем огненной воды, залучилась им, черпая все новые и новые силы из стремления помочь.

— Нужно позвать Нинти, — задумчиво проговорил Шамаш.

— Да, — сестра тотчас согласилась с ним. — Она, конечно, не из сильных богинь, но уж свое ремесло знает. И, потом, девочка нам кое-чем обязана… Схожу за ней… Но чуть позже…

— Гулла говорила, что легче оживить целое войско, чем поддержать жизнь в одном-единственном умирающем, — качнув головой, прошептала Гештинанна. — Если спящие подойдут к грани смерти, она сможет вытянуть одного из них, от силы двух, но никак не больше. А детишек, ты говоришь, шестеро…

— Об остальных позабочусь я…

Гештинанна сочувственно взглянула на повелителя небес. Она понимала, что это невозможно даже для него. Ведь не важно, сколь велико могущество, когда в деле исцеления главным было иное — способность сконцентрировать все свое внимание на одной точке — человеческом теле, снимая с него черные покрова хвори, возвращая свет здоровья. Сосредоточиться же на одном означало забыть обо всем остальном.

— Сати тоже может нам помочь, — осторожно, так, чтобы не переступить грань дозволенного, проговорил Лигрен.

— Асанти… — Кигаль кивнула. — Позови ее.

— Да, госпожа… — Лигрен был готов сорваться с места в любой момент, чтобы броситься исполнять волю небожителя.

— И Эриду тоже…

— Как прикажешь, госпожа! — он исчез так быстро, словно был и не человеком вовсе, а тенью.

— А я пошла за Гуллой, — и Кигаль исчезла.

Шамаш продолжал стоять, скрестив руки и опустив голову на грудь, дожидаясь, когда все соберутся. За все дальнейшее время приготовлений он не проронил ни единого слова, не удостоил никого даже взглядом, так, словно вокруг него была пустота.

Сначала Лигрен подвел к нему Сати и Ри. Потом появились Кигаль с Нинти.

— Шамаш! — обрадованная новой встречей, богиня врачевания бросилась к богу солнца, но боль, которой полнились его глаза, заставила ее остановиться. Улыбка сошла с ее губ. — Прости… — пробормотала она. — Кигаль мне все рассказала… Ну, в общих чертах…