Сын Екатерины Великой. (Павел I) - Казимир Валишевский

Таким образом была подготовлена катастрофа, которая, поставив Корсакова и самого Суворова на краю полной гибели, должна была отнять у коалиции почти все плоды ее недавних побед. Это общее поражение было горьким результатом общих ошибок. Частные интересы заставляли Англию и Австрию постепенно терять из виду общий интерес, а также главную цель союза, а именно: уничтожение противника. Своим самомнением и незнанием военных обстоятельств Павел оказал влияние на результат.

В последнюю минуту, когда Лондон и Петербург пробудились при мысли о содеянных ошибках и созданной ими опасности. Вена умножила извинения и противоречивые распоряжения. Слишком поздно! Теперь предписывали эрцгерцогу заставить левое крыло взять обратно позиции, занимавшиеся им до 13 августа; оставить в Швейцарии столько войск, сколько требовалось до прихода в достаточном количестве русских; бросить проект осады Майнца; удержать даже главные императорские силы в Швабии, чтобы они имели возможность оказать помощь Суворову и Корсакову в случае необходимости. Слишком поздно! Когда эрцгерцог получил эти новые инструкции, 5 сентября 1799 года, он был уже одиннадцать дней в дороге и спешил пройти больше, повинуясь, по его словам, требованиям Лондонского и Петербургского дворов! В конце месяца, под влиянием упреков, которыми его, напротив, с этой стороны засыпали, Тугут сделал больше: он согласился даже с планом совместных действий в Швейцарии всех австрийских войск с другими, которые могли бы там собраться; но выстрел под Цюрихом уже раздался.

Вместе с Готце, эрцгерцог хотел оставить Корсакова во главе армии, насчитывавшей до 57000 солдат. Но он считал и бригаду Штрауха, 4100 человек, неудачно расположенную под Беллинцоной и Локарно, и довольно неблагородно обманул относительно наличного состава войск, предоставленных в распоряжение русского генерала: их истинные размеры были гораздо ниже указанных цифр. По самым авторитетным вычислениям, Массена, располагавший приблизительно 80000 человек, превосходил их примерно на 30000 до прибытия Суворова.

Мог ли фельдмаршал придти вовремя? Эрцгерцог всегда это утверждал. Сузив свою оборонительную линию между Кобленцом и Саргансом, союзники имели возможность оставаться там под защитой потоков и озер, не давая совершенно возможности французам обойти их с какого-либо фланга, или помешать с достаточными силами движению Суворова между Фирвальдштедтским озером и Сен-Готардом. Но эрцгерцога там не было, чтобы вдохновлять своих военных товарищей. Он оставил командование Готце, признанной посредственности, и новичку Корсакову, неопытному «фату, высокомерному, самонадеянному», по мнению одного из его подчиненных, Левенштерна. По свидетельству другого очевидца, эрцгерцог слышал от этого генерала, что «русской роты достаточно для замены австрийского батальона». Вдохновляясь подобными идеями, Корсаков, напротив, растянул свои войска в узкую линию, которая нигде не могла оказать достаточного сопротивления. Он играл, таким образом, в руку своему противнику. А этот противник был «любимым детищем победы».

Глава 12

Бегство

Суворов долго и упорно отказывался покинуть театр войны в Италии, где, так много потрудившись, он надеялся сделать еще больше. Выказывая полное уважение к полученным распоряжениям, он ставил свое выступление в зависимость сначала от сдачи Тортоны, потом от занятия Кони и Ниццы, равно как и западной границы Пьемонта. Только такой ценой обладание Италией, думал он, будет обеспечено союзникам и, кроме того, разве не следовало также дать время эрцгерцогу и Корсакову подготовить вторжение во Францию через Франш-Конте, для которого он присоединится к ним, когда придет время?

Фельдмаршал был прав; но это значило отложить выполнение плана, условленного между Веной, Лондоном и Петербургом до того времени, когда Швейцария, как база намеченных операций, окажется уже непригодной. Зима приближалась. Суворов этого, конечно, не забывал; но он не заслуживал в этом отношении никакого упрека, так как узнал о новом плане только 25 августа, – почти через три недели после того, как эрцгерцог был о нем уведомлен. Затем, до 4 сентября ему пришлось еще ждать разрешения увести корпус Ребиндера, без которого, как он находил вполне разумно, его появление в Швейцарии было бы бессмыслицей, а тем временем австрийцы, отдав проходы неприятелю, сделали переход через Альпы еще более затруднительным. Во всех отношениях от него требовали невозможного.

Он не мог со дня на день освободиться от итальянских дел, где ему приходилось сталкиваться с тысячами затруднений политического и военного характера; не мог также так быстро организовать, на новом театре, необходимой связи с австрийским генеральным штабом и интендантством; не мог, наконец, составить плана совместных действий в стране, совершенно для него незнакомой, не изучив ее, на что требовалось время. Эти соображения, по-видимому, были упущены из виду историками, упрекавшими, в данном случае, в медлительности человека, гениальность которого основывалась, главным образом, на быстроте, проявляемой им как в умозаключениях, так и в действиях. Победитель при Треббии и Нови не замедлил дать, несмотря ни на что, еще один пример этой быстроты, граничившей с чудом.

5 сентября, через двадцать четыре часа после того, как он получил возможность принять какое-либо решение, он послал в Швейцарию Корсакову и австрийским генералам циркуляр, где указывал движения, вторые предпримет сам, чтобы с ними соединиться, и то, что должны сделать они, чтобы вместе с ним атаковать неприятельские позиции.

Желая перейти Альпы через Сен-Готард, фельдмаршал назначил на 17 сентября встречу с ним австрийской бригаде генерала Штрауха, которая должна была в этот день быть в Айроло, у подошвы горы. 19-го русские овладеют переходом и вступят в долину верхней Рейссы и нижней Линты. Корсаков, Готце и Линкень (командующий австрийским корпусом в Куре) будут помогать этому движению, первый – перейдя Лиммат, чтобы удержать Массену, главная позиция которого была между этой рекой и Рейссой, два других – оттеснив французов от Линты, проникнуть между Цугским и Цюрихским озерами. Кроме того, Суворов будет двигаться вдоль Фирвальдштедтского озера, и все соединятся на правом берегу нижней Рейссы, зайдя таким образом неприятелю в тыл.

Составленный генерал-квартирмейстером австрийской армии Цахом (а не Вейротером, адьютантом фельдмаршала, как долгое время предполагали), этот план был предметом резкой критики, – в особенности в отношении выбора Сен-Готарда, как пункта для доступа в Швейцарию. Клаузевиц назвал его «колоссальной ошибкой», и Жомини подтвердил это мнение. С этой стороны дорога, по которой предстояло идти, считалась тогда довольно хорошей. Доступная для конницы в большей части своего протяжения, она достигала в среднем шести футов ширины и представляла довольно большие затруднения только на итальянском склоне, между Айроло и Оспенталем, т. е. приблизительно на пространстве в пятнадцать верст. Напротив, на Швейцарском склоне она прерывалась в Альтдорфе, не достигнув даже, в Флюелене, южной стороны Фирвальдштедтского озера. За Флюеленом, вследствие того, что оба берега озера обрамлялись острыми утесами, можно было пройти к Люцерну только окольными путями, через соседние горы. От Флюелена до Бруннена, в направлении нынешней излюбленной туристами Аксенштрассе, одна тропинка, правда, существовала, но почти недоступная, узкая, неудобная для армии. Здесь французы пользовались водным путем; они имели вооруженную флотилию, для которой Бруннен служил пристанью. Швейцарский адмирал есть личность историческая, и эта должность, если не титул, принадлежал в то время члену одной из знатных фамилий в Люцерне, Антону Шумахеру. Но, очевидно, Суворов не мог рассчитывать на это средство передвижения, а между тем предполагали, что он не был знаком с особенностями местной топографии. Кроме того, массив Сен-Готарда охранялся теперь, и хорошо охранялся, неприятелем. Двенадцать тысяч человек, приученных к трудностям военного времени и опытных в горной войне, занимали все ущелья, под начальством Лекурба, лучшего генерала, бывшего у французов для этого рода действий.

Суворов однако решился не без причин, бывших с его точки зрения достаточно серьезными: Он начал с того, что остановил свой выбор на Большом Сен-Бернаре и долине Роны, думая, быть может, ударить под Берном в тыл французам. Мелас занялся даже подготовкой проекта марша в этом смысле, который был недавно найден. Но это было до ухода эрцгерцога, отступление которого исключало всякую попытку в этом направлении. На выбор оставался еще другой путь, через Сплюген.

Эта дорога, приводившая к Граубиндену через Бернардинский проход, давала русским возможность соединиться с австрийцами близ Кура, без всякого кровопролития. Приказав недавно, Корсакову отправить ему 10000 человек в Италию, Суворов сам указал на эту дорогу, как на самую безопасную. Избрав ее, в свою очередь, он, правда, нарушил бы распоряжения Вены: со времени ухода эрцгерцога гофкригсрат настаивал на том, чтобы фельдмаршал заместил Гадика в районе Сен-Готарда, и австрийский генеральный штаб считал себя связанным этим указанием. Если бы грозный противник бештимтзагеров руководился, однако, только соображениями тактическими и стратегическими, он, конечно, не обратил бы на это внимания, настолько были значительны выгоды, предоставляемые ему выходом через долину Рейна и через Сплюгенштрассе. Расстояние, которое надо было пройти для достижения этого пункта, было вовсе не длиннее отделявшего его от долины Рейссы. Через восемь дней после того, как русская и итальянская армии выйдут из Беллинцоны, Корсаков и Готце могли быть уверены, что она появится около Линты и Лиммата и, если бы даже Массена их тем временем атаковал, они имели бы возможность отступить навстречу Суворову и ожидать еще вместе с ним на недоступной позиции прибытия других обещанных подкреплений: эмигрантов, баварцев и виртембергцев.