Проект «Миссури» - Яна Дубинянская

Сами вы — ОНИ. Единственное, что не все.

— Один вопрос, — вдруг сказал Александр. — Так, не по существу… Почему ты раздумал меня убивать? Зачем тебе было являться сюда — собственной персоной?

— Что?

Руслан приподнял брови. Что ему определенно нравилось в Линичуке — так это способность удивить в тот самый момент, когда, казалось бы, удивляться уже нечему раз и навсегда.

— Ты хочешь сказать, это был не…

…Раздался звонкий треск, и оба синхронно вздрогнули. Руслан беззвучно хмыкнул: изумление достигло критической точки и перехлестнуло через край.

— Ни фига себе, — пробормотал Александр.

Это уж точно. С натужным скрипом и приглушенным верещанием, медленно, но верно загружался мертвый компьютер на столе, за которым они сидели. Щелкнул допотопный монитор, тускло засветившись сквозь толстенный слой пыли. Нетерпеливый Гэндальф размашисто протер его ладонью; никогда он, помнится, не был чистюлей.

Однако то, что невесть каким чудом высветилось на мониторе, Александра не касалось. Ссылка в углу сообщила, что на данный компьютер сброшен по сети сигнал приват-почты Руслана Цыбы. До полной загрузки, клялась машина, оставалось тридцать шесть секунд. Впрочем, Руслан в это не верил.

И в самом деле прошло минуты две, прежде чем на выпуклом мерцающем экране высветилась таблица с малиновой строкой по верхнему краю. Черт, можно себе представить, как долго эта махина будет грузить программу идентификации…

— Что это? — потрясенно спросил Александр.

Руслан устало вздохнул:

— Не видишь? Обыкновенный гриф-мессидж.

Был закат.

Они остановились отдышаться после бесконечной лестницы: Александр вообще едва держался на ногах, сам же Руслан, всю жизнь старавшийся следить за своим здоровьем, лишь слегка запыхался. Заходящее солнце облагораживало винными бликами надбитую елочную игрушку «Шара». Подсвечивало скудные клубы дыма на заднем плане. Даже красиво.

— Это ИХ мир, Сашка, — выровняв дыхание, заговорил Руслан. — И тут уже ничего не поделаешь. Попробуй отнестись философски: в конце концов, ОНИ действительно на многое способны. ОНИ в два счета все это отстроят, да так, что нам с тобой останется только восхищаться. А война, жертвы… что, скажешь, до проекта «Миссури» в мире не было войн и жертв? Вот увидишь, он и вправду изменится к лучшему, причем в фантастические сроки. Оно того стоило, Гэндальф. Мой отец был бы доволен.

Прикусил язык, с которого против воли таки сорвалось упоминание об отце; что ж, наверное, иначе было нельзя. Судя по лицу Александра, тому некого было обвинять или благодарить. Только себя.

— У нас был шанс, — в который раз упрямо пробормотал он. — Помешать. Изменить. Чтобы все по-другому…

И почти неслышно:

— Думаю, и не один.

Часть третья

Пролог

Шел снег.

Они смеялись и бежали, взявшись за руки; что-то дерзкое, энергичное, поднимаясь изнутри, не позволяло просто идти пешком, как все люди. Затормозили под желтым фонарем и начали целоваться. Она запрокинула голову: снег сыпался сверху густым подсвеченным конусом, похожий на конфетти.

— Поедем ко мне? — спросил Андрей.

Не предложил, а именно спросил. Он уже нуждался в ее одобрении, согласии. Уже перепоручал окончательное решение — ей.

И это было здорово!

— Лучше ко мне, — сказала она. — Ближе. И у меня тортик есть.

— Ну, если тортик… С масляным кремом?

— С масляным. И с орешками.

Он потянул ее за руку, и они снова побежали — к троллейбусной остановке. Как будто могли остановиться и ждать черт-те сколько какого-то там троллейбуса; на пустынной ночной дороге попутных машин и то не наблюдалось. Но попробовали: ровно еще на один длинный поцелуй у бигборда с рекламой сигарет. Девушка с бигборда одиноко подставляла снегу обнаженный бюст четвертого размера.

Непокрытую голову Андрея уже запушил снег. Снежинки на бровях. И даже на ресницах.

Она улыбнулась ему — хотя что такое одна улыбка посреди сплошного смеха? Дурачась, показала язык несчастной сигаретной барышне. И сказала — приказала, повелела! — во всяком случае, никак не спросила:

— Пойдем пешком.

И он, конечно, тут же сорвался с места, не сомневаясь, не думая. Он был — ЕЕ. Она с самого первого дня решила, что он будет ее, и она этого добилась.

Она много чего успела добиться. Никто из однокашников и не догадывается, из какой невообразимой глуши она приехала, С длинной, обтрепанной по краям спортивной сумкой, не зная в столице ни единого человека. И как с шести утра торчала в сквере перед институтом верхом на этой сумке, дожидаясь, пока откроется приемная комиссия.

А сейчас у нее — работа, у одной из немногих на курсе. Хорошая работа. Полставки — так почти не пропускаешь пар, — но этой половины вполне хватает, чтобы ездить на машинах, а не в метро, всюду успевать и считать «Макдоналдс» местом быстрого перекуса, а не рестораном. И квартира. Конечно, съемная, однокомнатная, — но достаточно своя, чтобы жить так, как ей нравится, и приводить того, кого она хочет.

Разумеется, это только начало. Прошло всего полгода.

Тополиная аллея стрелой уходила в подсвеченный фонарями снежный вихрь. Звездный путь к настоящей жизни. К Будущему.

Она всегда знала, что добьется ВСЕГО. Она привыкла рассчитывать только на себя. Но лишь сегодня поняла, НАСКОЛЬКО может на себя рассчитывать.

И это было так здорово, что хотелось не бежать — лететь вперед, наперегонки со снегом!

Что бы они там ни говорили. Со своими идиотскими гуманностью и свободолюбием, ноги которых растут из банального пофмгизма. Высокие материи — для тех, кому ничего не нужно от жизни. Или — другой вариант — если тебе все уже преподнесено на блюдечке. Если ты столичная штучка.

Запрокинула голову, ловя в темноте взгляд Андрея. Смеющиеся длинные глаза. Улыбка— будто близкий огонек сквозь метель.

Андрей не такой. Он понимает. Ему тоже много чего дано изначально, без малейших усилий с его стороны, — но он-то хочет большего. Гораздо большего!..

Он тоже ВСЕГО добьется.

И вместе они изменят мир.

— Вообще-то ребята правы, — крикнул он облачком пара, в котором таяли снежинки. — Надо во всем этом разобраться. Предать гласности…

— Зачем? — откликнулась она легковесно, почти беспечно. — Чтобы проект прикрыли, а нас с тобой сдали в какую-нибудь лабораторию для исследований? Да?

Андрей засмеялся. Она тоже засмеялась и наподдала носком сапога по сугробу, метя в него, и без того заснеженного, как тополя и фонари вдоль дороги.

Переглянулись — и снова притормозили под конусом желтого света и снега.

— Привет. Гуляете?