Ворон - Дмитрий Щербинин

— Хорошо — на цепи тебя отведут, чтобы набрать этих смрадных корешков. Но перед этим ты получишь сто ударов плетью!

— Сто ударов! — горько усмехнулся Фалко. — Я едва на ногах стою; да я вовсе умру от этих ударов…

— Хорошо — сначала ты и накормишь их, а потом получишь награду! Или, думаешь — можно безнаказанно бегать?! Ты раб — и скоро с этим смиришься! Скоро ты будешь рад служить нам! Ха-ха!

После этого, хоббита отнесли в кузнецу, больше похожую на застенок, и заковали в ошейник, который словно удавка жал его шею, да еще жег.

Вообще Брогтрук сразу бы засек его до смерти, если бы не младенцы. Этот орк безошибочно определил, что выйдут из них настоящие богатыри, знал, что это же заметят и в рудниках, а, значит, можно было на этом деле нажиться…

И вот Фалко, закованного в ошейник, на цепи, повели два здоровенных орка с маленькими головами. Ему дали грязный мешок, рассудив, что он весь набьет его травами — мешок хоббит отбросил в сторону; направившись туда, где, по его чувствам, был солнечный свет, и свежий воздух.

Конечно туда, где солнечные лучи сияли в полною силу ему дойти не дали; но из под самой густой, непроницаемой тьмы они вышли. Над головой небо завешивала черная вуаль — однако, и небо можно было видеть, и какой-то простор вокруг. Фалко едва не захлебнулся от свежего воздуха, и тут только понял, какой же, на самом деле, спертый, болезненный воздух был во вражьем лагере. И он опять, забывшись, выкрикивал оркам:

— Неужели не чувствуете?! Ну — вы только вздохните, только оглянитесь!.. И малышей сюда надо вынести: неужели не понимаете, как вреден для них тот воздух?!

Орки давно уже морщились, начинали шипеть — ведь, от запаха земли, от свежего воздуха, а в особенности от солнечных лучей (пусть даже и слабых) — у них кружилась голова, подгибались лапы. Они были разъярены, и давно бы загрызли Фалко, если бы не строгий наказ Брогтрука.

Хоббит вскоре услышал то, что искал: в травах журчал ручеек. Он вымыл руки, лицо окунул; затем — принялся за поиск нужных трав…

Фалко не мог знать, что Хэм и Эллиор, в то время как умывался в ручейке — были совсем близко — шагах в сорока. Они ступили под темную завесу, и уже чувствовали расползающийся от вражьего лагеря смрад. Ступали они теперь совершенно неслышно…

Перед ними открывалась длинная, неведомо кем проложенная просека. За ней поднималась рощица — а уж за ней и собирал травы Фалко.

Хэм вышел было вперед, да его перехватил Эллиор, потянул обратно, и знаком показал не двигаться, не дышать.

Высокие, сочные травы посреди этой просеки шевелились, пригибались — раз показалось там какое-то тело. Еще несколько мгновений прошло, и вот смогли они услышать тихий плачь. Эллиор указал Хэму оставаться на месту, сам же распластался на земле, слился с нею, стремительно и бесшумно пополз к тому месту, откуда плачь раздавался, и вот уж воротился, да не один…

Это был совсем маленький — меньше хоббитского локтя, тоненький человечек; от которого расходилось слабое розоватое сияние, а, также — довольно сильный цветочный запах, он крепко-накрепко вцепился эльфу в шею, и уткнувшись в золотистые волосы — плакал.

— Эльфы! Эльфы! — рыдал человечек. — Как хорошо, что наконец-то пришли эльфы!.. Да только… ох-ох-ох!.. Теперь уже ничему не поможешь!.. Я остался последний!..

— Поблизости орки, потому — лучше не кричи. — шепнул Эллиор.

— Ах, ах, ах… — вздыхал маленький человечек, и, еще громче чем прежде, тоненьким своим голоском принялся причитать.

— А я и не слышал никогда про таких — молвил Эллиор. — Как же звать тебя?

Человечек зарыдал, а поблизости переломилась ветвь, раздалось шипенье. Эллиору ничего не оставалось, как отодрать человечка от шеи, и зажать ему рот (для этого хватило одного указательного пальца).

Некая каракатица, размахивая черным хвостом, пронеслась по просеке.

Немного подождали, и тогда Эллиор спросил у человечка:

— Ну — будешь еще кричать?

Тот, думая, что именно этого от него и ждут, утвердительно закивал головою:

— Тогда не отпущу тебя. — молвил Эллиор.

В глазах человечка появилось такое жалобное, молящее выражение, что эльф вздохнул, и, все-таки, отпустил его. Тогда это создание перепрыгнуло на ветвь, оттуда внимательно стало разглядывать Хэма и запищало:

— Ты один из мохноногих, которые на том берегу реки жили. Ты тут несколько раз был, да все с тем… Его Фаа-алко звали.

— Так ты его знаешь?! — воскликнул Хэм.

— Тише. — повелел Эллиор.

— Ты его видел, видел — да?!

— Бедный я несчастный. — простонал человечек, словно и не слыша Хэма. — Один-одинешенек остался. Один-один на всем белом свете! Вот вы, эльф, можете себе представить — если бы все-все ваши сородичи погибли. Вот, что бы вы тогда делали?

— Я бы оставил этому миру несколько плачей, а потом — соорудил суденышко, и, если бы то было угодно Владыке Ветров — доплыл до Валинора. Но, неужели, никого из вашего народа не осталось?

Розовое сияние вокруг человечка переросло в красное. Несколько раз подряд он вздохнул, вытер яркую слезу, и молвил:

— Можно и представиться. Зовут меня Ячук, и был я наследным принцем, народа Юсчячев. Слышали ли вы когда-нибудь о таком народе?

— Вот уж пятьсот лет прожил. Все Среднеземье исходил — думал все его тайны знаю. А вот же: и слыхом не слыхивал о таком народе. — отвечал Эллиор.

— Да потому что мы такие маленькие, и все старались, чтобы нас никто не заметил — и жили мы только в одном месте, здесь неподалеку. Вон и хоббиты сколько раз здесь проходили — даже и не думали, что у нас здесь городишко. Да, да — был городишко на большой поляне. Славный городишко!.. Представьте же: пришли орки и все затоптали! Мы для них, как муравьи были… Ну а я — бедный-несчастный Ячук, запускал в тот день по обычаю своему стрелу — то есть вчера это была. У нас такой обычай: пускаешь стрелу в лес — и, ежели она попадает в деву, так и быть ей женою наследника престола.

Тут Хэм промолвил:

— Так, ведь — она уже мертвой будет.

— Да уж, если такое случается, то, обычно, раненой находят. Отхаживают… Она потом сама рада — ведь, королева. В тот день я долго стрелу искал, далеко зашел — издали крики услышал. Побежал — и уж самый конец этой бойни видел. Они на остатках нашего города свой лагерь построили: теперь по останкам ходят; даже и не подберешься… Ах — бедный я, несчастный… Ах, бедный народ Юсчячев — жил ты тихо никому не вредил — и весь, в один день, изошел…

— Я думаю — найдется еще кто-нибудь. — молвил Эллиор. — Очень вероятно, что они бродят где-то поблизости; ждут, когда орки уйдут. Так что, принц Ячук — надо тебе только выждать немного, а потом…

И тут глаза этого человечка загорелись изумрудным пламенем. И потом каким-то образом и хоббит, и эльф, оказались в виденье, из которого, не могли вырваться. Картины из прошлого проплывали в них — уходили драгоценные мгновенья, когда бы они еще могли высвободить собиравшего травы Фалко.

«Прародителем Юсчячев был Чямко Чрек. Нет никакого на свете древнее Чямко — он пришел в этот мир раньше эльфов, и вообще раньше кого бы то ни было. Сами звезды учили Чямко мудрости — и именно со звезд сошла его супруга, прекрасная Сья. Чямко прожил три сотни лет, и последние пятьдесят из них писал книгу мудрости — листов в которой не счесть, но высота в которой в три раза превосходила рост самого высокого из нас…

Каждый из нас знал последние строки той книги: „И придет с чужбины стены темная, да шумливая; да нахлынет то на вас, маленький народец; будет вокруг много топота, гама, да суеты — великаны те и не заметят, как давить вас начнут. И тогда пойдите к реке — и подойдя, душу свою к ней протяните — прошепчите тихо-тихо: „Прими нас в свои спокойные длани. Унеси из этого шумного времени в тот мир, где были счастливы наши предки““.

И вот: наступил этот день. Великаны топчут нашу землю; со всех сторон их голоса, суета и смерть — все то, о чем предупреждал нас Чямко Чрек.

И куда же направился маленький народ Юсчячев, как не к реке? Те, кто не был раздавлен — были поглощены великую водою. Первыми вошли мудрецы, а за ними — и простой народ…»

Эта, небольшая в изложении история, заняла довольно много времени, так как все наплывало в виде образов. Показывалось даже и то, как Юсчячи входили в воды Андуина — это из воображения Ячука. Последний образ: огромная, наполненная звездным светом слеза, летящая из ночного неба…

Эллиор изумлялся:

— Я, проживший пятьсот лет, ничего не мог поделать с твоей магией. Не ожидал, от такого хрупкого создания, такой силы… Но неужели… Да — по видимому, кто-то из выживших Юсчечей вошел в Андуин… Но вы же не поняла смысла тех строк: Чямко хотел сказать, про вечную реку мыслей — про удаление от изменяющегося мира, в мир своих грез, воспоминаний… такое знакомо и нам, эльфам… А, ежели у вас такая сильная магия, почему вы не могли отогнать их?