Радости и тяготы личной жизни - Джоу Росс

– Я думала так. Но это было давно. Когда я еще не чувствовала разницы между любовью и физическим влечением. Я люблю Сэма, – повторила она. – Люблю так, как никогда бы не смогла любить тебя.

И это была правда. Рядом с Сэмом Джейд ощущала покой и уверенность. А с Рорком она будто катилась в преисподнюю.

Рорк не знал, чего ему сейчас хочется больше – свернуть ее прелестную шейку или распластать прямо на полу, заставить ее стонать, извиваться от сладострастия и утолить, наконец-то, свой голод. Похоже, и то, и другое доставило бы ему сейчас величайшее наслаждение.

Но он просто молча развернулся и ушел. Оставив ее в одиночестве. В трепете. В отчаянии.

Глава 19

Интерес к наследству Мэри Хэррингтон собрал покупателей из всех уголков Земли. На лимузинах, такси, личных автомобилях, а кто и пешком, прибывали они к дверям отеля «Фэйрмонт». По широким лестницам с позолоченными перилами из зарезервированных номеров тоже спускались гости. Все направлялись в большой бальный зал гостиницы. Перед началом аукциона предусмотрен был еще и фуршет.

Здесь собрались игроки самого «тяжелого веса» – владельцы частных коллекций, готовые дорого заплатить, чтобы пополнить свои богатства раритетами из знаменитого «восточного клада», как все величали добро старухи Хэррингтон. Толпа была эклектична, как коллекция дилетанта: кинозвезды и отпрыски королевских семей сидели рядом, арабские шейхи, разбогатевшие на нефти, толковали о своих делах с техасскими магнатами, японские предприниматели обсуждали с завсегдатаями Уолл-стрит цены на нью-йоркскую недвижимость.

Пятьсот предполагаемых покупателей аукциона внесли по тысяче долларов в благотворительный фонд, который недавно учредил Сэм Сазерленд. Значит, почти полмиллиона долларов принадлежит теперь будущему летнему лагерю для детей с пороками физического развития. Идея благотворительного ланча принадлежала Сэму.

Джейд, знавшая, что все это из-за его любви к Эми, тронута была до слез, когда он впервые высказал такое предположение.

Накануне аукциона Джейд спать не могла. В конце концов она отбросила все попытки уснуть и еще до рассвета прибыла в отель, где ранние утренние часы провела в окружении потрясающей красоты сокровищ, придирчиво сверяя – в который раз! – списки и перечни.

Напряженность, нависшую в зале перед началом этого грандиозного мероприятия, можно было, наверное, пощупать руками.

Пока собирались гости, пока шел благотворительный ланч, будущие соперники с притворной сердечностью раскланивались, обменивались впечатлениями от дивных фотографий в каталоге Тони Ди Анджело. Покупатели делали пометки на полях, приглядывались, прикидывали. Ведь каждый уже припал сердцем к какой-нибудь безделушке. Некоторые переговаривались, некоторые обменивались мимолетными «дружескими» поцелуями, но тут же расходились в стороны, будто и не были знакомы.

Наконец, огромные двойные двери распахнулись, и все изысканные, сдержанные манеры, которым с детства учили посетителей, улетучились как дым. Будто по выстрелу стартового пистолета они заняли кресла в зале.

Идя к подиуму и оглядывая зал, Джейд прикинула, сколько же собралось здесь людей. Зал был полон. Все сидячие места заполнились за пару минут. Тем, кто замешкался, пришлось выстраиваться вдоль стен. Народу было больше, чем во всем Гэллахер-сити, показалось Джейд. И эта мысль вдохновила ее, доказав, какой же путь она прошла.

Шепоток и гул в зале смолкли, когда Джейд поднялась на подиум красного дерева. Предвкушение было написано на каждом лице. Атмосфера была наэлектризована так, что Джейд будто слышала сухое потрескивание в воздухе.

– Леди и джентльмены, добрый день, – приветствовала она аудиторию, после чего кратко обрисовала коллекцию Мэри Хэррингтон, рассказала о ее создании и о замечательной хозяйке всех этих прекрасных вещей. – Итак, мы начинаем.

Джейд поддерживала гонку долларов на немыслимой скорости. Предполагая немалый ажиотаж на аукционе, она наняла помощников-наблюдателей вдвое больше, чем обычно: несколько молодых женщин в серых костюмах должны были следить за жестами покупателей, которые могли выпасть из внимания Джейд. А изо всех уголков зала так и летело – я даю больше, выше, еще больше, еще выше. Ее предусмотрительность сослужила добрую службу.

Во второй половине дня было продано уже более сотни предметов мебели, и среди них удивительный покрытый красным лаком шкафчик, принадлежавший когда-то Консуэло Вандербильт – герцогине Мальборо; два шкафчика-близнеца китайской работы с декоративными панно на дверцах, где были изображены аисты, горы, травы; корпуса шкафчиков были расписаны орнаментом, замочки в дверцах были с «секретом»; ритуальный стол, инкрустированные жадеитом и перламутром.

После короткого перерыва, во время которого подавали канапе, шампанское и чай, торги возобновились – и продолжались до позднего вечера. Джейд даже не помнила, спала ли она в первую ночь. Казалось, только сомкнула глаза, и уже пора было начинать второй день аукциона.

Разгоряченные ажиотажем предыдущего дня, покупатели ярко показали, что же такое «аукционная лихорадка» – недуг опасный и заразный. Они отчаянно, с яростью бультерьеров сражались за древние китайские свитки-картины и за японские панно и ширмы.

В третий, заключительный, день торгов мелькали уже астрономические цены. Публика билась за восьмисотлетний корейский селадоновый флакончик, принадлежащий династии Корио, за редкостной красоты резную жадеитовую пряжку, за очаровательную семейку вырезанных из слоновой кости собачек (XIX век), за фарфоровое ручной росписи блюдо, специально предназначенное для подачи на стол карпа.

Карп фигурировал еще в одном лоте. Демонстрируя публике японский расшитый тончайшей металлической нитью шелковый халат, на спине которого красовались играющие блестками среди прозрачных вод рыбы, Джейд информировала аудиторию, что карп являлся на Востоке символом силы, смелости и стойкости.

Страсти разгорались сродни старой родовой вражде. А к концу торгов эмоции, казалось, достигли предела. Двое особо отчаянных гостей чуть ли не подрались на кулачках (борцы, правда, немедленно были удалены из зала корректными и могучими охранниками). Другой незадачливый покупщик в порыве раздражения покинул зал, когда не сумел отыграть, бело-голубую чашу из храмовой утвари с ручками в виде слоновых голов, относившуюся к эпохе династии Юань.

Лакированная шкатулка для драгоценностей, изнутри отделанная перламутром, а сверху расписанная драконами, ушла за восемь тысяч долларов; золотисто-красный лакированный китайский ящичек для игральных карт был продан за тридцать пять тысяч долларов; серебряная чаша, датированная годами царствования династии Мин, обошлась покупщику из Японии в двадцать тысяч, а сногсшибательная шестифутовая бронзовая пагода, украшенная шлемом Токагавы, обожествленного властителя эпохи Эдо, потянула на все двести семьдесят пять тысяч долларов. Эта сумма более чем в два раза превышала ту, которую десять лет назад отдала за пагоду Мэри Хзррингтон, и на пятьдесят тысяч долларов превзошла стартовую цену на этом аукционе.