тема: "Псы любви" - Ник Перумов

Да-а… Давненько не доводилось нашему «ящику» принимать таких почетных гостей. В давно ушедшие времена развитого социализма спецплощадку-1339 то и дело навещали партийные шишки. А с приходом светлого капиталистического завтра «ящик» поменял название, стал Институтом Экспериментального Органического Синтеза, зато заметно потерял в финансировании. Страну больше не интересовали новые штаммы смертельных вирусов и идеальные боевые единицы.

Так бы и перебивался наш ЭКОС заказами на пищевые добавки, да генетически стимулирующие корма, но… Три года назад главным пришел Иммануил Арсенович Папанов. Кто-то из молодой поросли сразу же окрестил его «папой» Иммануилом — так и прилипло.

И разом все изменилось.

Вон он стоит — на второй контрольной площадке. Матерый человечище! Он не любит давать интервью, не терпит телекамер. Поэтому его мало кто знает в лицо, хотя и следовало бы. Еще бы! Как ни как, звезда первой величины в биосинтетике, хорошо, если не сверхновая. Невысокий, седоватый, в зубах — неизменная трубка, цепкий, уверенный взгляд, лицо голливудского киноактера — ни единой морщинки. Злые языки болтают, что женщины пачками валятся к его ногам. Не знаю. У нас он себе ничего такого не позволяет, хотя молодые аспирантки действительно бегают за ним толпами. А на мужчин он производит впечатление надежности. Сильный человек. На такого не страшно опереться — с первого взгляда ясно: при его поддержке горы можно свернуть.

Когда «папа» Иммануил начал пробивать наш проект, поначалу его даже не слушали. Куда там! Противники клеймили Папанова со всех страниц и экранов. Заочно. Сам он на ТВ не появлялся.

И что в итоге? Кто оказался прав?

Вот она, гордость ЭКОСа, — десятиметровой высоты бокс девятой лаборатории. В центре прямо из пола поднимается изящный горб Саркофага, весь в паутине энерговодов и контрольных датчиков. Сверху, по периметру бокса тянется антресоль, там сейчас застыли ребята из запасных смен, техники, аспиранты — все причастные, кому не досталось места за пультами контроля. Едва слышно пыхтит система поддержки жизнедеятельности.

Над Саркофагом нависает площадка, оттуда то и дело раздаются короткие команды. Смерть как хочется быть сейчас там! Ведь именно они первыми увидят Его лицо. На верхней крышке Саркофага есть маленькое смотровое окошко, не знаю уж зачем, все равно, пока не сойдет хладагент, ничего внутри разглядеть не удастся. Но вот когда он сойдет…

— Контроль питания?

Это мне. Сухой голос Ахметьева напоминает о прямых обязанностях.

— Подача в норме. Утечек нет. Резерв в норме.

Да, это моя работа — а что тут такого? Я слежу за энергией: нет, понятно, что все сто раз продублировано, да и резервная наготове, но мало ли что… Конечно, лучше бы стоять сейчас на второй контрольной, проверять по мониторам: сердечная активность, легочная активность, состояние тканей… Но для этого надо быть лучшим, первым из первых, или хотя бы Ахметьевым, любимым учеником «папы» Иммануила.

Ничего. Я не ропщу. Все же я буду здесь, когда Это случится. Немногие могут похвастать тем же. И, может быть, — кто скажет наперед! — меня первым коснется Великая Благодать.

— Внимание! Всем минутная готовность! — гулко разнесся под сводами бокса знакомый бас.

Нет, все-таки «папа» — железобетонный человек! Хоть бы чуть-чуть дрогнул голос, хоть капельку волнения услышать бы в нем! Куда там. У меня вон руки трясутся, сердце скоро из груди выпрыгнет, а ему хоть бы что!

Я нервно потер ладони, провел тыльной стороной по взмокшему лбу.

Сказать по-честному, почти каждую ночь в последние несколько месяцев я просыпаюсь в холодном поту. Почему Он молчит? Почему не даст нам знака?

Мы же здесь все такие самонадеянные! Замахнулись на то, что не должно быть подвластно человеку… Церковь сначала яростно сопротивлялась, грозилась предать Проект анафеме, но потом… оглянулись вокруг и… согласились. Негласно, правда. Посланцы Синода два часа провели с «папой» за закрытыми дверями, с тех пор стало поспокойнее. А Он все молчит.

Может, и правда — пора?

— Счет — ноль! Запуск!

Я вздрогнул. Тоненько завыли насосы, откачивая из Саркофага хладагент, пахнуло холодом, струйки испаряющегося аргона забили вверх красивыми опадающими фонтанами.

Боже мой, еще немного, и Он придет.

Странно, но мы здесь не употребляем всяких модных в прессе наименований. Вроде «Второго Пришествия» или «Снисхождения». Да и Его называем по-другому. Вы, наверняка, наслушались всей этой болтовни, сыты по горло? Эти балаболки с ТВ, кого хочешь, достанут. «Мессия», «Богочеловек», «Спаситель», «От начала сущий»… Нахватались верхов. Небось, даже Библию удосужились пролистать.

Мы зовем Его иначе. Все же где-то в глубине себя мы, наверное, еще не готовы соревноваться с Господом. Ведь тот, что приходил в прошлый раз, был Его Сыном.

Этого сотворили мы, люди. Значит, Он — Сын Человеческий.

И не спрашивайте — как сотворили? Я не знаю, я — простой инженер. Говорят, «папа» Иммануил перерыл все канонические тексты, жизнеописания, апокрифы, программисты месяцами воссоздавали портрет Его личности, а генетическая группа прошла заново все двенадцать колен рода Давидова. Честно скажу, я не слишком религиозен, мне этого не понять. Просто я знаю, что во-он там, в Саркофаге, лежит Тот, кто принесет в мир Любовь. Или, как говорят наши теоретики, — Благодать.

Аргон сошел, затихли и насосы. На зализанных боках Саркофага переливаются в свете рефлекторов тысячи маленьких капелек.

— Внимание! Вторая стадия! Активация!

Отсюда, конечно, ничего не разглядеть, но я знаю, что сейчас по Его телу пробегают сотни электростимулирующих импульсов. Невидимые иголочки разминают мускулы, пробуждаются к жизни нервные окончания, начинают размягчаться ткани.

Скоро. Скоро Он восстанет.

Как это — зачем? Вы что — считаете этот мир лучшим из возможных? Не спорьте, не поверю. Просто посмотрите вокруг — убийства, войны, голод, смерть… Не проходит и дня, чтобы не гремели взрывы, не грохотали выстрелы, выплескивая на нас насилие и боль. Люди забыли о всепрощении, о любви к ближнему, о спасении, наконец. Они озабочены лишь тем, чтобы по головам друг друга залезть как можно выше, урвать кусок пожирнее и затаиться в собственной норке, урча от удовольствия.

Так же было и в прошлый раз. Тогда в римской Иудее мера человеческих грехов переполнила чашу Его терпения, и он послал на Землю своего Сына, научить людей любить и прощать.

Настало время сделать то же самое. Поначалу многие сомневались: «если Он не хочет, чтобы Сын Его пришел во второй раз, значит, это время еще не наступило. Просто Он считает, что мы можем управиться и сами», говорили они. Может, они были и правы. Но люди устали. Устали ждать, когда Сын Божий придет снова. Надо было дать им надежду — и «папа» Иммануил смог. Он сказал Большим парням там, наверху: «да, мы сможем это сделать!», ему поверили и, несмотря на катастрофическую нехватку денег, проекту все же дали старт.