Гея (1988) - Сергей Абрамов

— Вы не видели, что эти ваши разумные существа делают с людьми! — крикнул стажер. — Вы не были на Южных фермах. Просто слышать об этом — бесполезно.

В темноте, в углу, зашевелился доктор, громко задышал. Колиц намочил тряпку, положил ему на лоб.

— Я думаю, что человечеству надо договориться с ленками. И по возможности скорее. Чтобы не было новых жертв. — Он помолчал. За стеной хижины пересвистывались ленки. — А что касается Южных ферм… Я был на Южных фермах. Как вам объяснить, юноша. Представьте, что у вас появился младший брат, и этот брат сделал вам больно — чисто случайно, неосознанно, даже не понимая, что именно он делает, — только потому, что он еще слишком молод. Так вот. Ленки — это наши младшие братья. Жестокие младшие братья.

Колиц вдруг поднял голову. Прислушался. Стажер вскочил.

— Что случилось?

— Тихо! — сказал Колиц.

За плетеной стенкой горохом посыпалась беготня, пересвист стал частым, тревожным, — и мгновенно возник и заколотился в воздухе яростный, леденящий визг, который стажер уже слышал при нападении. Одновременно затрещало, будто разрывали материю.

— Наши, — закричал стажер. — Это наши!

Толкнул щит, тот повалился, выбежал на пыльную улицу. Вдоль нее по обеих сторонам стояли десятка два таких же плетеных хижин, покрытых банановыми листьями. Из них, вереща, выскакивали ленки.

— Назад, стажер! — загремел Колиц.

Было уже поздно. Толпа ленков навалилась на них, потащила. Стажер локтями закрыл горло, свирепые когти взбороздили кожу. Он закричал. Длинная пулеметная очередь насквозь прошила улицу. Ленки рассыпались. Стажер вскочил. Рядом никого не было — метнулся за ближайшую хижину.

Усиленный мегафоном голос капитана проревел:

— Людям лечь на землю! Людям немедленно лечь на землю!

И сейчас же снова затрещали выстрелы. Откуда-то выбежали двое ленков — покатились в пыли, дергаясь, оставляя кровяные отпечатки. На краю поселка низкорослые фигурки метались между деревьями, падали.

За хижиной лежал Колиц. Горло у него было разодрано.

— Людям лечь на землю! — ревел мегафон.

Стажер попятился, не отводя глаз от неподвижного тела.

Кто-то вцепился ему в комбинезон — небольшой ленок прижимался к ноге, скулил. Стажер пнул его. Ленок откатился, согнув руки на груди, поднял острую, фиолетовую морду. Он держал совсем маленького, голого детеныша, пытался закрыть его. Детеныш был слепой: тыкался мягкой головой в грудь.

Глаза у ленка были жалобные, слезящиеся. Он тонко засвистел в пополз к стажеру, волоча перебитую ногу.

— Галота сапиенс. Младший брат! — безумно сказал стажер. Выглянул из-за хижины. По улице мели пыльные фонтанчики. Ленок свистел, упорно полз ближе.

— Людям лечь!

Стажер глубоко вздохнул и шагнул вперед, на улицу, прямо в эти низкие, пляшущие фонтанчики — поднял руки над головой.

— Не стреля-ать! — закричал он, срывая голос.

Пули чмокались около ног. Ленок за хижиной свистел все громче.

— Не стреля-ать!

Наступила тишина.

Виктор Рожков

Плато черных деревьев

Старый пастух

Стоянка пастухов — две большие, обтянутые кошмой юрты — располагалась в нескольких километрах от главной базы альпинистов, и вскоре Кратов увидел огонь большого костра и сидящих вокруг него людей.

Пастухи — шумный, говорливый народ — радушно встретили Кратова.

Немного поговорив с ними, Кратов отошел к юрте, где у входа, ссутулившись, сидел Кунанбай. Это был глубокий старик с длинной седой бородой, с умным выразительным лицом. На вопрос о своих годах Кунанбай отвечал уклончиво («Может, сто, может, больше»), но, обладая прекрасной памятью, приводил столь давние случаи из своей жизни, что можно было с уверенностью сказать: человек этот прожил на земле значительно более века.

— Посоветоваться к тебе пришел, — без обиняков сказал Кратов, зная, что старик любит прямой деловой разговор.

— Какой совет нужен, говори, — поднял голову Кунанбай, дружелюбно глядя на Кратова задумчивыми светло-желтыми глазами.

— Вот уже дважды за последний месяц люди видели в горах непонятные следы, — начал Кратов. — Встречались ли тебе раньше такие?

— Следы? — насторожился Кунанбай.

— Да, — подтвердил Кратов. — Это не так уж далеко отсюда, в долине реки Балянд-су.

Он рассказал Кунанбаю, что следы видели охотники, а также группа альпинистов, возвращавшихся после неудачного похода в Бледные горы. Можно было принять эти следы за медвежьи, но охотники ясно видели отпечатки только двух лап с четырьмя малыми пальцами и одним большим, немного сдвинутым на сторону.

Кратов пригладил светлые, коротко стриженные волосы, потер ладонью высокий загорелый лоб и, усмехнувшись, добавил:

— Чего не померещится в горах усталому человеку! Но я получил задание еще раз попытаться пройти к Бледным горам и выяснить все, что можно, об этих следах. Ты понял меня, Кунанбай?

Старик чуть качнулся вперед, устало прикрыл глаза.

— Идут разговоры о каких-то «снежных людях», — как бы вскользь заметил Кратов, — и многие утверждают, что это их следы. Мне бы хотелось знать, что думаешь ты об этом, Кунанбай?

— В старину говорили: хочешь догнать ветер — седлай двух коней. Хочешь найти чудо — седлай трех: первый повезет тебя, два других — твое терпение. Если ты пойдешь в Бледные горы с сомнением, не будет у тебя удачи. Людям надо верить: один ошибся, второму показалось, но много глаз видели эти следы.

— Прости, Кунанбай, — перебил его Кратов, — но, по-моему, это сказки…

— Сказки, говоришь ты? — переспросил старик, и глаза его блеснули живо, по-молодому. — Я ходил в горы еще тогда, когда твой отец был грудным младенцем. Снежный человек есть! — повысив голос, воскликнул Кунанбай. Он рождается среди снега и камня, знает тайну черного дерева. А Бледные горы хранят эту тайну.

— Подожди, Кунанбай, расскажи по порядку, — попросил Кратов. — Что это за тайна черного дерева, откуда ты слышал о ней?

— Народ говорит, — негромко, с оглядкой, пояснил старик, — снежные люди бывают там, куда нам нет дороги. Там, на вершинах Бледных гор, есть черное дерево; дым его может исцелить любую болезнь и продлить жизнь…

— Кто тебе говорил об этом? — настаивал Кратов.

— В горах ходят разные люди, все они знают о черном дереве и снежном человеке, — уклончиво ответил Кунанбай. — Индусы и шерпы зовут его «йети», китайцы — «ми-ге» — дикий человек…