У каждого своя цена - Лорен Вайсбергер

— Естественно, — рассеянно отозвалась я. — Такой случай выпадает раз в жизни.

В подобный момент герой «арлекинки» говорит: «Такую женщину, как ты, дорогая, тоже встречаешь один раз в жизни, вот почему я приложу все силы, чтобы скорее выполнить свою работу». Но Сэмми не сказал ничего похожего, а тихо добавил:

— Главное сейчас — уложиться в сроки. Я слишком уважаю тебя, Бетт, чтобы просить подождать, хотя в глубине души надеюсь, что ты меня дождешься.

«Черт бы тебя побрал! — подумала я в сердцах. — Попроси, и я буду ждать! Скажи, что сейчас сложный период, но когда он закончится, мы будем счастливы, влюблены и больше не станем разлучаться. Отбрось свое изощренное уважение — я не хочу, чтобы ты меня уважал, я мечтаю, чтобы ты сходил с ума от страсти ко мне!»

Ничего такого я, естественно, не сказала. Вытерев слезы, капавшие с подбородка, я собралась с силами, не желая выдать предательской дрожи в голосе, и, заговорив, ощутила невольную гордость за собственное самообладание и четкую дикцию:

— Сэмми, я понимаю, что тебе выпал редкий шанс, и не могла бы обрадоваться сильнее, чем сейчас. Разумеется, ты направишь все время и силы на то, чтобы создать ресторан своей мечты. Уверяю, я не сержусь, не расстроена и ничего такого, напротив, очень за тебя счастлива. Иди и делай то, что должен. Надеюсь, ты пригласишь меня на обед, когда твой ресторан станет самым модным заведением в Нью-Йорке. Не пропадай, звони. Я буду скучать.

Тихо положив трубку, я не сводила глаз с телефона долгих пять минут, прежде чем разрыдалась по-настоящему. Сэмми не перезвонил.

32

— Расскажи еще раз, как моя жизнь однажды изменится к лучшему, — попросила я Пенелопу. Я лежала на диване в гостиной в тренировочных штанах, почти пять месяцев не имея сил смотреть на одежду для улицы.

— Бетт, милая, конечно, изменится. Только посмотри, как сказочно налаживается моя жизнь, — отозвалась подруга без тени сарказма.

— Что сегодня по телевизору? Ты не забыла записать «Отчаянных домохозяек»173?

Подруга отшвырнула журнал «Мэри Клэр» и посмотрела на меня:

— Бетт, мы смотрели их в прошлое воскресенье по телевизору. Для чего нам их записывать?

— Хочу посмотреть еще раз, — заканючила я. — Найдется у нас что-нибудь интересное? Может, «Спускаясь в долину», документальная порнушка Эйч-Би-О? У нас осталась хоть одна серия?

Пенелопа вздохнула.

— А «Реальный мир»? — Я нехотя села и начала переключать кнопки пульта видеомагнитофона. — Должна же быть хоть одна вонючая серия, пусть даже старая. Как же у нас может не быть «Реального мира»? — Я чуть не плакала.

— Господи, Бетт, возьми себя в руки. С тобой уже что-то не то.

Пенелопа права. Длительная депрессия стала для меня почти нормой. Пять месяцев без работы ничем не походили на отдых после увольнения из банка: не было чудесных утренних часов блаженной дремы, восхитительных походов в кондитерскую или долгих прогулок по изучению собственного района. Я не делала попыток найти работу — ни усердных, ни вялых — и кое-как зарабатывала на жизнь, выполняя быстро оплачиваемые заказы, которые из сострадания подбрасывал Уилл и некоторые его знакомые. Я выполняла работу за утро, сидя в трениках на диване, искренне считая себя вправе бездарно прожигать остаток дня. В отличие от меня Пенелопа, у которой были куда более веские основания падать духом, с каждым днем становилась все более деятельной, и это внушало тревогу.

Сэмми не объявлялся после телефонного разговора, состоявшегося через несколько часов после плейбойского праздника три месяца, две недели и четыре дня назад. В то утро, буквально через минуту после Сэмми, позвонила Пенелопа с известием, что переговорила с Эвери и «знает все». Эвери все-таки отзвонился невесте еще во время вечеринки и признался, что сильно напился и «нечаянно» поцеловал случайную девушку. Пенелопа была расстроена, но все еще сочиняла ему оправдания. Я собралась с духом и выложила ей правду. Тогда она, не шутя взялась за жениха, и припертый к стенке Эвери признался, что недавно возобновил связь с Эбби и некоторыми другими.

Пенелопа очень спокойно велела домработнице («подарку» на обручение от родителей Эвери) упаковать ее, Пенелопы, вещи и отослать их в Нью-Йорк. Затем заказала два билета первого класса на ближайший авиарейс, оплатив их кредиткой жениха, вызвала самый большой и роскошный лимузин, какой смогла отыскать, и утопила неприятные воспоминания в шампанском, развалившись на двух оплаченных сиденьях в салоне первого класса. Встретив подругу в аэропорту Кеннеди, я повезла ее прямо в «Черную дверь», где мы упились едва не до потери сознания. Первые недели она ночевала у своих родителей, которые, к их чести, ни разу не завели с дочкой разговор о том, чтобы дать Эвери шанс, а когда Пенелопа уже не могла выносить тепло семейного очага, я помогла ей переехать ко мне в гостиную.

Жалкие, с разбитыми сердцами, безработные почти пять месяцев, мы составляли прекрасную пару, деля ванну, туалет, каждую бутылку вина, плату за квартиру и просмотр пугающего количества исключительно плохих телефильмов. Все шло прекрасно, пока недавно Пенелопа не нашла работу. Подруга объявила, что будет ежедневно кататься в страховой фонд какого-то бутика в Коннектикуте и через две недели съедет на отдельную квартиру. Я понимала, что наша затянувшаяся вечеринка в пижамах не может длиться вечно, но в глубине души не могла избавиться от чувства, что меня предают. У Пенелопы дела наладились, и она даже упомянула, что парень, проводивший собеседование, оказался очень милым и очаровательным. Истина открывалась с пугающей ясностью: Пенелопа двигалась вперед, а мне суждено доживать дни жалкой развалиной.

— Как, по-твоему, сколько нужно выждать для приличия, прежде чем посетить его заведение? — в тысячный раз спросила я Пенелопу.

— Я же тебе говорила: с удовольствием замаскируюсь и проскользну в ресторан вместе с тобой. Он меня даже не знает. Разумно? Нет. Зато весело!

— Ты видела статью в «Уолл-стрит джорнал»? Панегирик, да и только. Назвали Сэмми одним из лучших новых шеф-поваров за последние пять лет.

— Да, дорогая, я читала. Или ты за него не рада?

— Ох, ты даже представления не имеешь насколько, — прошептала я.

— Что?

— Ничего, ничего. Я за него просто счастлива. Жаль, что не могу быть счастлива вместе с ним.

Семь недель назад Сэмми без особой помпы открыл в Миддл-Ист собственное заведение — прелестный маленький ресторан в стиле фьюжен. Уилл упомянул об этом на традиционном ужине в четверг, и с того момента я жадно следила за новостями. Сначала о ресторане писали мало — максимум биография шеф-повара и секрет столь быстрого открытия. Оказывается, чудесный итальянский ресторанчик на двенадцать столиков в Нижнем Ист-Сайде был любимым проектом выдающегося в прошлом директора инвестиционного банка, попавшего под огонь Элиота Спитцера174. Для уплаты огромного штрафа, назначенного Комиссией по ценным бумагам и биржам, парню пришлось расстаться с недвижимостью, и инвесторы Сэмми купили ресторан по дешевке. Так как внутреннюю отделку помещения и обстановку обновили совсем недавно, а кухня была оборудована по последнему слову техники, Сэмми смог открыть ресторан уже через три с половиной месяца, отделав заведение в стиле рокко175. На некоторых веб-сайтах появились отзывы клиентов, и еще новый ресторан удостоился упоминания в статье, посвященной «облагораживанию» района. Но затем случилось необычное: за какие-то две недели ресторан Сэмми из солидного заведения местного масштаба попал в разряд городских достопримечательностей.

Согласно последней статье в «Уолл-стрит джорнал», обыватели близлежащих кварталов веселятся часто и начинают рано. Сэмми удавалось держать двери открытыми, а меню роскошным. Когда ресторан посетил Фрэнк Бруни, автор обзоров для «Нью-Йорк таймс», Сэмми уже вполне развернулся. Бруни оценил заведение в пять звезд — неслыханное дело для неизвестного шеф-повара и его первого проекта. Восторженные рецензии незамедлительно появились и в других нью-йоркских газетах и журналах. На прошлой неделе «Нью-Йорк мэгазин» опубликовал великолепную, нарочито небрежную статью, озаглавленную: «„Мистер N“: единственный приличный ресторан». Репутация ресторана ракетой взлетела от никому не известного заведения до нью-йоркского клуба класса «должен-зарезервировать-столик-или-уме-реть-ужасной-смертью-третьесортного-тусовщика».

Камнем преткновения стало то, что Сэмми не резервировал мест. Ни для кого. Ни при каких обстоятельствах. В каждом интервью — уверяю, я прочла их все — Сэмми настаивал, что клиентов ждут, всем посетителям рады, но никто не получит приоритета в обслуживании. В статье приводили его слова: «Я провел не один год, определяя, кого пускать, а кого нет, и не собираюсь больше этим заниматься. Если люди хотят здесь поесть, кто бы они ни были, пусть заходят в ресторан на общих основаниях». Это было единственным требованием Сэмми к посетителям.