Круг - Матс Страндберг

От лица Мину отливает кровь. Ощущение такое, что она сейчас упадет в обморок.

— Что с тобой? — испуганно спрашивает Анна-Карин. Ей неловко. Не хватало еще поссориться из того, красивая Мину или нет!

— Мне нездоровится, — говорит Мину. — Прости. Нужно, наверно, прилечь. Спасибо, что поделилась со мной.

Анна-Карин захлопывает книгу и поднимается с кровати. Мину пытается вежливо ей улыбнуться.

— Ладно, тогда я пошла домой, — говорит Анна-Карин, и Мину кивает.

Какое-то время Анна-Карин топчется на месте. Все это очень странно. Однако Мину не говорит больше ни слова, и в конце концов Анна-Карин, неуклюже похлопав Мину по плечу, желает ей поскорее поправиться и выходит.

Спустившись с лестницы, она видит, что папа Мину сидит в кухне и читает газету. Он не замечает ее, и Анна-Карин молча проходит в прихожую, надевает куртку и выскальзывает на улицу так же бесшумно, как Пеппар.

Урок отменили. Мину поднимается на последний этаж школы и идет по коридору, который заканчивается дверью на чердак. Туалеты снова открыли. Разрисованную дверь поменяли во время рождественских каникул, но новая уже начала пополняться записями.

Некоторые обращаются к Элиасу, некоторые к Ребекке, но многие пишут о совершенно других людях, о чужих жизнях.

Мину поворачивает ручку двери и заходит внутрь. Для школьного туалета здесь как-то неправдоподобно чисто. Как будто те, кто рисует на двери, внутрь не заходят. Как будто что-то сдерживает их.

Белый кафель поблескивает на стенах и потолке. Мину пришла обратно туда, где все началось.

Она подходит к кабинке, где умер Элиас. Разумеется, никаких следов происшедшего здесь нет. А что она ожидала найти?

Мину обращает взгляд на раковины. Зеркала демонтированы, их убрали. Может, боялись, что пример Элиаса вдохновит кого-то еще?

Но Мину только рада тому, что не видит своего отражения. Слишком часто она рассматривала его, слишком пристально. Всегда ненавидела то, что видела.

Когда Анна-Карин сказала, что Мину похожа на ту красивую женщину на картине, она сначала не поверила. Но от слова «реинкарнация», употребленного Анной-Карин, все вдруг встало на свои места.

«Ты должна пробудиться».

«Ты должна осмелиться видеть себя такой, какой тебя видят другие».

«Реинкарнация». Это было слово, которое когда-то произнес Макс.

«Я люблю тебя, Мину. Я всегда любил тебя, с тех пор как увидел впервые».

Он уже видел ее раньше.

Мину похожа на женщину на картине. Женщина на картине похожа на Алису. Его большую любовь. Вот почему он не смог убить Мину. Он не мог выдержать смерти Алисы во второй раз.

«Я не буду этого делать. Я не буду слушаться».

Макс — вот кто виновен во всем. Это он убил Элиаса. Он убил Ребекку. Он пытался убить Мину и Анну-Карин.

Все сходится, и все равно это так страшно, что она не может в это поверить.

Она достает из кармана кофты маленькую коричневую бутылочку.

Она должна знать наверняка.

— Если ты хочешь вернуться домой, нам надо кое о чем договориться.

Ванесса и ее мама — единственные посетители «Monique». Идея встретиться на нейтральной территории принадлежала Ванессе. И теперь она жалеет об этом. Ей хочется накричать на маму. А еще лучше хлопнуть дверью.

— Договориться? — спрашивает она, приподнимая бровь.

Мама крутит в руке ложечку. Она так и не выпила свой кофе пирожное лежит на тарелке нетронутым.

— Да, так, как было раньше, продолжаться не может.

— С этим я согласна, — говорит Ванесса, делая глоток кофе, и не сомневаясь, что они с мамой имеют в виду разные вещи.

— Я была с тобой недостаточно строга. Слишком рано разрешила ходить на вечеринки и встречаться с парнями.

— Какая мать, такая и дочь, — огрызается Ванесса в ответ.

Ложечка перестает крутиться. Мама встречается с ней взглядом.

— Да, — соглашается она. — Наверное, так.

— Но теперь все будет по-другому, да? Ты решила стать образцово-показательной мамой?

Зачем я так, думает она. Сейчас все испорчу…

— Если ты будешь так говорить…

Мама приподнимается из-за стола.

— Прости, — говорит Ванесса.

Она с трудом выговаривает это слово. Но мама садится обратно. И это самое главное.

— Но попробуй посмотреть на ситуацию с моей точки зрения, — говорит Ванесса.

— Ты думаешь, я этого не делаю?

Чтобы не закричать «нет!», Ванесса снова отпивает кофе.

— Если честно, не знаю, — говорит она, ставя чашку. — Такое ощущение, что тебе все равно. Ты же даже не пыталась узнать, как у меня дела. Даже с Рождеством не поздравила!

Она говорит это быстро, чтобы голос не начал дрожать.

— Конечно же мне не все равно! — восклицает мама.

Но Ванесса, не доверяя ей, лишь пожимает плечами.

— Мы договорились с Сирпой втайне от тебя созваниваться каждую неделю, — продолжает мама. — Я думала, что лучше будет, если ты придешь ко мне, когда сама будешь к этому готова.

Она тянется к Ванессе через стол, но Ванесса отстраняется.

— Почему ты решила вернуться домой? — спрашивает мама, притворяясь, будто ничего не случилось. — Между тобой и Вилле что-то не так?

— Между мной и Вилле все прекрасно, — говорит Ванесса и слышит сама, как вызывающе звучит голос, как очевидно, что она лжет.

Ванесса смотрит в окно.

— Мне неловко перед Сирпой, — добавляет она.

— И все? — спрашивает мама.

Ванесса смотрит на свои руки. Только сейчас она осознает, что тоже сидит и крутит в пальцах чайную ложку.

Слова сами просятся на язык. Но почему их так трудно произносить?

— Я скучаю по вам. По Мелвину и тебе.

— А мы скучали по тебе. Очень скучали.

В мамином голосе звучат слезы, и Ванесса не осмеливается взглянуть на нее. Она боится заплакать.

— Мне очень хочется, чтобы все было хорошо, — говорит мама, тяжело вздыхая. — Мне хочется, чтобы мы были нормальной семьей.

— Я тоже этого хочу, — говорит Ванесса. — Но мне нужно знать одну вещь: неужели тебе не кажется, ну хотя бы совсем-совсем чуть-чуть, что Никке тоже не всегда ведет себя прилично? Что в том, что ничего не получается, есть и его вина?

— Я никогда не говорила, что это только твоя вина, — произносит мама с тем страдальческим выражением лица, которое Ванесса ненавидит больше всего на свете.

Она сжимает руку так, что на ладони остаются отпечатки ногтей в виде красных полумесяцев.

— Так что там про наши будущие договоренности? — горько напоминает Ванесса.

— Тебе можно гулять по вечерам только в выходные дни, — говорит мама.

Ванесса не протестует. Она все равно сумеет улизнуть из дома так, что мама не заметит.

— Я не буду запрещать тебе встречаться с Вилле, — продолжает мама. — Но хочу попросить об одном. Пожалуйста, Ванесса, будь аккуратнее. Не дай бог, чтобы тебя они втянули тебя во что-то. Обещаешь?

— Я не понимаю, о чем ты, но так и быть, обещаю.

— И наверное, будет лучше, если Вилле больше не будет приходить к нам домой.

Мама избегает встречаться с ней взглядом, когда произносит последние слова, и Ванесса тут же понимает, что это требование Никке.

— Я не думаю, что он и сам захочет прийти, — жестко отвечает Ванесса. — После того как с ним обошлись в прошлый раз.

— Я понимаю.

На первый взгляд обычные слова, но мама еще никогда не была так близка к тому, чтобы признать неправоту Никке.

— Мы, кстати, починили кран душевой кабины, — говорит мама с намеком на улыбку. — Так что можно спокойно мыться, не боясь ошпариться.

— Никке починил?

— Нет, — отвечает мама. — Пришлось вызывать сантехников. Они убрали то, что намудрил Никке, и сделали все заново. Получилось в два раза дороже, чем если бы мы их наняли с самого начала.

Теперь Ванесса совершенно точно видит улыбку в уголке маминых губ. Значит, несмотря ни на что, надежда все-таки есть.

Последняя лекция — физика, и они работают в парах. Мину оставляет своего партнера по лабораторным занятиям Левана в одиночку строить путь для какого-то вагончика, чтобы что-то там измерить… Она не может сконцентрироваться на задании. Не в силах думать. Избегает встречаться взглядом с Максом. Избегает смотреть на Анну-Карин. Усилием воли она заставляет себя дышать спокойно. Леван строит и измеряет. Рука Мину автоматически записывает.

Другая рука лезет в карман, нащупывая стеклянную бутылочку. Она косится на кофейную чашку Макса, которая стоит на кафедре. До конца лекции осталось пять минут. Макс отошел в конец класса и, повернувшись ко всем спиной, объясняет что-то Кевину Монсону.

— Я схожу высморкаюсь и приду, — говорит Мину Левану.

Она медленно идет в сторону доски. Бумажное полотенце висит неподалеку от кафедры.

Мину косится в сторону Макса. Он по-прежнему стоит, наклонившись над Кевином, и что-то объясняет. Вот бы послушать, о чем они говорят и скоро ли собираются закончить беседу. По иронии судьбы жизнь Избранниц и будущее всего мира зависят сейчас от Кевина — от того, достаточно ли он туп, чтобы задержать Макса еще на некоторое время.