Граждане Рима - София Мак-Дугалл

Едва Сулиен успел зайти в свой домик, как подошел Делир и заглянул в отворенную дверь.

О нет, подумал Сулиен, точно представляя, как все произойдет, — оказалось, что он не ошибся.

Делир невольно привстал на цыпочки и вошел танцующей походкой, как делала Лал, отчасти чтобы выглядеть выше, отчасти — комичнее. Он чувствовал себя совершенно не в своей тарелке.

— Иногда здесь ужасно, верно? — спросил он, а затем, подумав, что это может относиться к людям, добавил: — Я имею в виду, как можно привыкнуть к этим ужасным дождям. Но, понимаешь, нам нужно было место, где можно полагаться на коренных жителей, а баски…

Так же как Лал, нервничая, он иногда начинал говорить невнятно.

Сулиен смотрел на него молча, заранее изнывая в мучительной агонии. Он чувствовал, что ему нужно поскорее собраться с мыслями и прямо спросить, слышал ли Делир о том, что случилось в Лондоне, но у него еще оставалась крохотная надежда, что тот действительно пришел пожаловаться на погоду, и он не мог.

Как бы со стороны, Делир услышал, что начинает рассказывать, как и почему выбрал именно это ущелье в Пиренеях, но, обладая большей, чем Лал, способностью вовремя прервать себя, сказал:

— Мне надо с тобой поговорить..

— Насчет Лал?

— Да. Думаю, ей было очень нелегко жить здесь. Великая несправедливость. Полагаю, долгое время она надеялась, что появится кто-нибудь ближе ей по возрасту. Тогда она могла бы завести друзей. И вот появляешься ты. И Марк. И твоя сестра. И ты… уж не знаю, что ты там сделал с Дамой, не думаю, что это возможно, но ему лучше, я сам вижу. Это очень хорошо. Спасибо тебе.

— Все нормально…

— Кроме Лал.

Наступило молчание. На этот раз Сулиен не смог его выдержать и благородно произнес:

— Вы знаете, в чем меня обвиняют?

Делиру даже удалось благодарно улыбнуться.

— Да, отчасти поэтому я и пришел.

— Я этого не делал.

Сколько еще в жизни ему придется говорить это? Делир ничего не ответил, только печально покачал головой, что отдаленно напоминало кивок.

— Вы знаете, на что они способны, — тихо, но внушительно произнес Сулиен. — Они римские граждане. Могут говорить все, что хотят.

— Знаю. Прости. Слушай, я почти полностью верю тебе. Вот настолько, — он поднял руки, выпрямил пальцы, а потом загнул один из больших. На девять десятых. — Вероятно, я поверил бы и полностью, если бы речь не шла о Лал или она была мне чужой. Это несправедливо, и ты вправе сердиться, но она — моя дочь. И — прости, — но, я полагаю, правда, что ты, по крайней мере, обольстил ту девушку?

Слово «обольстил» прозвучало для обоих нелепой тенью слова. Сулиен не мог придумать, что делать: согласиться или поправить Делира. Так или иначе, они посмотрели друг на друга.

— А Лал — четырнадцать.

— Я, мы, мы не собирались, — жалко промямлил Сулиен. Скорее, это была правда. Конечно, он думал об этом, но не как о непосредственном плане действий, а как о смутно бродивших в нем желаниях.

Слово «запрещаю» было здесь не слишком уместно. Постепенно выяснилось, что Делир обиняками, стыдливо просит не о том, чтобы Сулиен не виделся с Лал, и даже не о том, чтобы они не виделись наедине, а лишь о том, чтобы это случалось пореже и, разумеется, Сулиен не распускал руки.

Оставшись один, Сулиен испытал такой гнев к Танкорикс, Катавинию и Приске, какого никогда не испытывал прежде. Он, подумал, что это безумие — словно они имели больше прав замучить его до смерти, чем вмешиваться в непреднамеренные перипетии его судьбы. Ему всегда легко удавалось порвать с прошлым — тем более неестественным казалось, что оно может самовольно настигать его. Все было, все должно было быть позади, не считая случайной глубинной дрожи, отголоска былого страха и кошмаров, которые пару раз приснились ему после встречи с Дамой.

Было бы легче, если бы он злился на Делира, но Делир не вызывал у него злобы.

Он попытался разыскать Марка, но тот был на занятиях.

Позже, когда он вернулся в темный домик, мрачно уклонившись от очередной стирки, вихрем ворвалась Лал, вся светясь от страсти и гнева, сменив нерешительность на неистовую ярость, и буквально кинулась на Сулиена, осыпая его поцелуями и пронзительно крича:

— Ты позволишь ему сделать это?! Да какое он имеет право?

Сулиен понимал, что происходящее никак не соответствует вялому обещанию, которое он дал Делиру: он не мог даже попятиться или удержать Лал. Большее, на что его хватило, это постепенное отступление, поцелуи не в губы, а в щеку, волосы.

— Что я еще могу сделать? — спокойно спросил он. — Если бы не Делир, мне некуда было бы идти.

— Это он тебе сказал?! — Негодование давалось проще, чем внезапная и ужасная неопределенность; она не ворвалась бы сюда не подумав, не уяснив все себе. Лицо ее пылало. В конце концов, думала она, отец не так уж и против.

— Нет.

И Сулиену захотелось сказать, вернее, он едва удержался, чтобы не сказать, это была почти физическая потребность:

— Это всего лишь на какое-то время, так не может продолжаться всегда.

А собственно, почему бы и нет? Его могут простить, Марк может сделать его свободным человеком, но что от этого изменится? Делир всегда будет задаваться вопросом, виновен ли он, да и другие люди тоже, люди всегда до всего докопаются. Но что-то случится, упрямо подумал он, сжимая Лал в объятиях, даже не сознавая, что это всего лишь инерция, привычка.

Делир подошел к домику, ступая так тяжело, как только мог такой маленький человечек, чтобы дать знать о своем приближении, и сказал:

— Лал.

— Тебе что, и этого мало?! — крикнула Лал, повернувшись к нему лицом, и разрыдалась, оскорбленная до глубины души.

— Прошу тебя, Лал, я только хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— Но я не в порядке, я живу здесь! — И Делир вздрогнул, это была чистая правда. — Если уж мне суждено быть здесь, то почему ты не хочешь позволить мне жить по-своему! Ты лицемер! Мне не нравилось, что ты с Зи-е, но я ни слова не сказала, потому что вам хорошо!

Делир в испуге отшатнулся.

— Зи-е? Так ты знаешь про Зи-е? — сказал он осипшим голосом.

Но тут они услышали доносящиеся снаружи крики, пронзительные задыхающиеся рыдания. Кто-то звал Делира по имени.

Оглядываясь, Тазий уже не видел пролегавшей над пиниями дороги, но услышал, как машина тронулась с места. Мягко заурчало электричество, в воздухе пронеслось теплое дуновение. Уна вела его за собой, сжавшись от страха, ей хотелось наверняка знать, что делает Дама. Тазию придется идти медленно, пока он окончательно не сбросит маску, и сначала Уна думала извлечь из этого преимущество: она могла уйти вперед, затаиться, а потом обогнуть его, перебегая от дерева к дереву. Но в таком случае ей пришлось бы пробежать вдвое большее расстояние, а Тазий, как и теперь, будет находиться между ней и дорогой. Он найдет ее, прежде чем она успеет продраться сквозь такой частый кустарник. Нет, надо как-то вынудить его идти первым.

— Как ты? — спросила она, оборачиваясь и заботливо улыбаясь. — Уверен, что можешь идти?

— Да, — тяжело выдохнул Тазий, но после разыгранной возле машины сценки он не мог спокойно рисковать, притворившись, что к нему внезапно вернулись силы; поэтому он позволил Уне нагнуться и придержать ветку, чтобы дать ему пройти. Таким образом он на какую-то секунду оказался на шаг впереди, но тут же снова пошатнулся, захрипел и оперся об Уну, приковав ее к месту. Его вялая рука, тяжелая, несмотря на всю свою худобу, мигом воскресила в ней резкое отвращение к любому прикосновению. Но она переборола желание судорожно передернуть плечами. Теперь они, по крайней мере, шли вровень.

Уна отломила конец приподнятой веточки, сунула в карман острым концом вниз, придавила.

— Уже близко, — многообещающе сказала она, но если они углубятся намного дальше, то станет очевидно, что она не знает эти сухие холмы.

Отпустив веточку, она начала лениво похлопывать себя по платью, затем шарить в карманах, постепенно учащая дыхание, хмурясь, молча умоляя даже не Тазия, а весь мир: это должно выглядеть правдоподобно, пожалуйста…

— Только не это, — сказала она.

— Что случилось?

— Смотри, у меня в кармане дырка, — сказала Уна и показала Тазию сделанную ею прореху. — Только не это! Я знала, что платье порвалось, но потом забыла, вот дура! Посмотри, ты не видишь ключа, такого большого, на черной ленточке? Пожалуйста… — Оба поглядели вниз. — Я же знаю, что он у меня был, когда я выходила из машины, это я виновата. Ты не видел его на сиденье?

— Нет, — Тазий в нерешительности, изучающе поглядел на нее. — А что, был ключ?

— Мы перегородили все внешние выходы из пещер и поставили ворота, — рассеянно ответила Уна, снова затеяв игру в шарады и шаря по карманам. — Он не мог остаться в машине, он должен быть здесь, наверное, просто выпал…