Звезда Аделаида - 1 - GrayOwl

отчего-то, очень доволен этим запахом.

Тох`ым принуждает человека в чёрном сделать что-то, тому не нравящееся, но он отказывается и смирно встаёт перед Тох`ымом, склонив почтительно, как перед вождём, голову. Снова тот же луч и то же слово вылетают из палочки и рта Тох`ыма, и вот уже стройный человек молча корчится на странных изукрашенных четырёхугольниках, отполированных до блеска.

И Тох`ыму нравится смотреть на жуткие муки людей, которые страдают по его вине, нет, его воле!

Девочка кричит, захлёбываясь, а человек только прикусил губу, чтобы не издать ни звука - гордый! Тох`ыму… тому Тох`ыму нравится этот человек, но он продолжает мучать и его, и девочку. А ведь оба - и мужчина, и девочка страдают, это видно по их изломанным в муке телам, уже захлёбывающемуся, не проходящему через сжатое в судорогах горло крику девочки и… строгому молчанию мужчины.

Наконец, Тох`ыму надоедает смиренное, а, скорее, гордое, молчание человека в чёрной длинной одежде, он говорит: «Фините инкантатем», и человек быстро, словно такая боль ему не в новинку, приходит в себя и встаёт с изукрашенного пола, не земляного, но из больших, блестящих плит, невиданного Тох`ымом никогда прежде в этой, рабской жизни, но, почему-то, знакомого.

Тут только Тох`ым замечает множество людей, склонивших покрытые чем-то белым лица, в чёрных широких и длинных, до земли, одеждах, и один из них поднял голову, как бы желая выказать стремление услужить Тох`ыму, сделав то, от чего отказался и за что был наказан черноглазый, бледный человек, так мужественно, прямо, как Тох`ым сегодня, перенесший сильную боль.

И вот Тох`ым произносит, обращаясь к уже не кричащей, а словно бы умирающей девочке то же: «Фините инканкатем», странные слова, и почему только Тох`ым помнит их? Но девочка продолжает биться в судорогах, постепенно стихающих и жалобно стонет, вскрикивает, как раненый воин, и плачет. Однако тому Тох`ыму из видения совершенно не жалко девочку, наоборот, он доволен её мучениями и радуется.

Потом… тот, ненастоящий, злой Тох`ым, подзывает к себе того низкорослого плотного человека с невиданными, серыми, как небо зимой, глазами и пухлыми губами и даёт ему ёмкость с жидкостью. Тот становится на колени и целует край багряной, длинной, красивой одежды Тох`ыма, преклоняясь, как перед великим божеством. Затем неуверенно, словно ожидая наказания - за что?! - берёт ёмкость, не касаясь толстыми пальцами странно длинных, бледных до синевы пальцев Тох`ыма…

Но это же не мои пальцы, а конечности какого-то чудовища! У меня тоже длинные, но в человеческом понимании, пальцы, длиннее, чем у Истинных Людей, но примерно такие же, как у Х`аррэ…

Да, о Х`аррэ, привязанном к какому-то каменному истукану со странным орудием в руках, тоже пробивается видение. Х`аррэ, которому разрезают ножом руку для него, Тох`ыма. Руку кричащего, бешено и бесстрашно сопротивляюжщегося Х`аррэ… Нет, это слишком ужасное воспоминание.

Лучше уж вспоминать о незнакомой девочке и других людях, несомненно, свободных, его, прежнего Тох`ыма, приспешниках, хотя бы и против воли, как тот человек в чёрной облегающей одежде до земли из неведомой ткани.

И вот плотный человек взял ёмкость с жидкостью, подбежал к едва пришедшей в себя после рыданий девочке, умоляюще смотрящей то на Тох`ыма, то на подошедшего человека, а тот схватил её за голову, задрал её, умелыми нажатиями куда-то на щёки разжал девочке рот и влил жидкость, вернувшись на своё место и оставив пустую ёмкость возле девочки.

Наверное, это средство, помогающее забыть боль.

Но нет, девочка внезапно широко открыла глаза, раззявила рот в беззвучном вопле, на подбородок её скатились из ноздрей две кровавых дорожки. Потом кровь выступила вместе с густой пеной изо рта.

Девочка схватилась за живот, её стало трясти, как трясло сейчас самого, здешнего, Тох`ыма, раба Истинных Людей, подцепившего лихорадку и мучающегося страшными видениями из прошлой, свободной жизни, где человеческая боль свободных людей доставляла ему ни с чем не сравнимое счастье.

Но, вспоминая эту жуть, здешнему Тох`ыму становилось попросту страшно за свой рассудок. Если он потеряет его совсем, х`васынскх` убьют Тох`ыма, и Х`аррэ останется без поддержки единственного друга и защитника, а ведь Рангы хочет Х`аррэ, как покойный и улетевший к небесным богам Вуэррэ хотел самого Тох`ыма. Значит, Тох`ыму нужно немедленно вернуться из воспоминаний обратно.

Нельзя, нельзя терять рассудок. Изыдите, злые духи!

И вновь огромное, освещаемое многочисленными некоптящими факелами помещение, много большее, чем перевозной дом племени Истинных Людей, те же, теперь жадно смотрящие на муки девочки, люди с чем-то белым, скрывающем их лица и в чёрных, длинных, широких одеяниях, часть которых хитроумно накинута на головы людей так, что даже это белое на их лицах скрывается в тени.

Но в белом есть прорезь для глаз - как же жадно сверкают глаза этих злобных приспешников того, злого Тох`ыма - чудовища, словно эти люди едят чужие страдания и боль.

Пожиратели.

Девочка промучилась ещё недолго, отхаркивая прямо на полированные плиты какие-то окровавленные ошмётки, верно, внутренностей, она всё кашляла и кашляла, пока Тох`ым, здешний раб х`васынскх`, сам не закашлялся, да так сильно и сухо, что сотрясалось всё тело, и он инстинктивно прижимал к груди и животу охапку хвороста.

Сучья впивались в его плоть сквозь дыры в одеянии, полы его сверху разошлись, и толстая сухая ветка вонзилась в подлеченную колдовством друида рану, процарапывая запёкшуюся корку.

Тох`ым и не заметил в своём бредовом состоянии, как рана, сначала потихоньку, а потом сильнее, стала кровоточить. Он почувствовал только страшной силы раскаяние, обрушившееся на него, как ледяной водопад, окативший его неизъяснимым, до ломоты в костях, нездешним, невыразимым холодом, вымораживающим его изнутри, и… лихорадка вместе с болезненными видениями покинула его тело.

Так Тох`ым, жалкий раб, а в прошлом практически бессмертный волшебник лорд Волдеморт, силой раскаяния за содеянное в той, богатой, свободной жизни изгнал болезнь телесную… приобретя массу воспоминаний о прежней, свободной, но очень злой жизни.

И здоровый физически, лишь незаметно истекающий кровью, принёс к стоянке рабов полную охапку хвороста.

Тох`ым запалил его и сел немного поодаль, ожидая, когда соберутся все рабы, чтобы отогнать от себя надоедливый гнус, вьющийся вокруг грязных, потных тел и дождаться старухи Нх`умнэ с бадьёй запаренного овса, такого вкусного и сытного, несолёного, но очень сладкого. А после наступит ночь покоя…

… Северус удачно аппарировал в комнату Квотриуса, сейчас пустую. На ложе в изголовьи, завёрнутый, как драгоценность, в тяжёлую, затканную золотыми нитями, восточного происхождения ткань, лежал, как догадался Снейп, корень имбиря.